– Хватай шмагу и ломимся! – рыкнул на драконьем обладатель скрипучего голоса. В динамике что-то интригующе зашуршало. – Ну? Все?! Да оставь ты этот рубин!

Я записала на листе: «Первый объект приказал второму взять документы и оставить драгоценный камень (рубин) на месте».

– Ты чё?! Булыга с мой кулак! На фтырх! Я и его прихвачу.

Моя рука продолжила стенографировать: «Второй объект удивился и возразил, что рубин большой и он его возьмет с собой».

– Нам только писульки дерну…

Договорить взломщик не успел. Раздались грохот, звуки стрельбы и громовое капитана:

– Стоять! Именем закона вы арестованы!

После этих слов обычно начиналась основная работа у офицеров. А моя… Моя наконец-то заканчивалась. Я с наслаждением потянулась. Можно было идти домой. На меня, на миг оторвавшись от стенографирования, с завистью посмотрел Норрис. У него сегодня банда с южного округа обсуждала налет на банк, так что вервольф с красными глазами, в которых плескалась ненависть, ожесточенно записывал разговор.

– Пока, Рис! Удачи! – Я подняла руку, махнула коллеге, который остался в кабинете один, и, накинув легкую спортивную куртку, поспешила прочь, чтобы спустя пару минут сбежать по ступеням отдела и вдохнуть свежий ночной воздух.

Эх, знала бы я, чем эта прогулка обернется, – осталась бы в офисе до утра. Но я слишком хотела спать и мыслями была уже в постели. Это-то меня и подвело.

А начиналось-то все как хорошо… Восток еще не подернулся розовой лентой, но там, на горизонте, небо стало светлеть, в воздухе витала пряная свежесть сирени. Та только-только начала зацветать. Ее пышный куст, что рос рядом с углом здания правопорядка, отчетливо белел в сумерках.

Предрассветная прохлада бодрила так, что мне невольно захотелось перейти с шага на легкий бег. Я не стала отказывать себе в этом желании. Тем более на мне были удобные кроссовки, джинсы. А тканевая сумка с широким ремнем, перекинутая через плечо, не мешала движениям.

Зато мое целенаправленное движение помешало кое-кому. Патрульным. Двое офицеров остановили меня, едва я миновала парк с его золотыми фонарями, отбрасывавшими на дорожку мягкий мандариновый свет, и выскочила на набережную Отры.

– И куда это мы так торопимся? – заступив мне дорогу, спросил один из них.

Этот патрульный был высоким, плечистым и… слегка шерстистым. Во всяком случае, уши и загривок уже частично трансформировались, так что без слов стало понятно, что предо мной двуликий, весь вид которого намекал, что от него не убежать. Второй по сравнению с напарником выглядел субтильнее, но я не обольщалась. Если один – явно волк, то другой – еще не понятно кто. Вдруг гепард или кобра какая-нибудь?

Да я, собственно, и не планировала задавать стрекача. А вот начхать на офицеров вполне могла. Вон даже нос уже начал чесаться, а рука сама собой потянулась к сумке, чтобы достать зачарованную тканевую маску на пол-лица, которая выручала меня во время приступов аллергии. С учетом того, что та была на шерсть животных, а в отделе большая часть оперативников – оборотни, вещь оказалась просто незаменимой.

Только, боюсь, если я сейчас попытаюсь достать мою спасительницу, на меня не только нарычат, но и схватить могут, так что ограничилась просьбой.

– Пожалуйста, перестаньте выходить из себя и вернитесь к человеческой ипостаси, – произнесла я, чувствуя, как зуд в носу неудержимо переходит в чих. Так что закончила я свою речь громогласным: – А-а-апчхи!

– А может, тебе еще и кошелек отдать? – поинтересовался патрульный.

– Нет, а вот объяснительную начальству о том, по какой причине довели девушку почти до смерти, – придется.

– Она мне угрожает, Форс! – рыкнул офицер, глянул на напарника и начал наступать на меня.

– Не угрожаю, а предупреждаю: у меня аллергия на шерсть! – чуть гундося от начавшего закладывать носа, произнесла я. – Так что ваше приближение в таком мохнатом виде я расцениваю как угрозу собственной жизни и здоровью!

– Руперт, кажется, она не врет, – протянул второй патрульный, глядя на меня.

Волчара нехотя отступил, и я увидела, как на его висках и шее шерсть сменяют волосы и кожа. Мне сразу стало легче дышать. А вот парням – наоборот: они задохнулись от возмущения. А я-то всего лишь произнесла:

– Предъявите удостоверение, представьтесь и назовите причину остановки?

Тот, что был выше, даже рыкнул от недовольства, но полез в карман за корочками, став еще подозрительнее.

Я же, как только увидела его документ, уткнулась в выведенные там литеры и едва ли не обнюхала. А затем настала очередь патрульных задавать вопросы. Так слово за слово выяснилось, что они приняли меня за воровку. Ибо какие нормальные люди и нелюди носятся в такую рань по улицам Эйлина? А я их – за мошенников в офицерской форме, которые хотели развести меня на деньги.

В общем, мы трое стали жертвами профдеформации, когда подозреваешь всех, всегда и везде. Выяснив же, что я работаю в отделе правопорядка, а значит, своя, они даже предложили подвезти меня до дома, чтобы еще кто так же не остановил. Благо вседорожник патрульных был припаркован тут недалеко.

На это предложение я взяла и, отчаянно зевнув, согласилась. Во-первых, топать было до дома еще прилично, во-вторых – долго. На свое же, пусть и старенькое, авто я еще не заработала. Так что добиралась на работу обычно на чаробусе или на общественном вагончике, что мчал по рельсам. А когда случалось вот так, как сегодня, задержаться, возвращалась либо пешком, либо вызывала таксомотор, если имелись деньги (что случалось крайне редко), или подбрасывал кто-то из коллег, если было по пути.

Я снимала комнату в доме в районе Йонтрона. Исторический центр, окруженный высотками, сейчас утопал в зелени каштанов. Еще месяц – и те выпустят вверх свои свечи соцветий, которые будут белеть в ночи. А пока же невысокие старые здания с черепичными крышами прятались в густой тени раскидистых крон.

Мой дом был предпоследним на улице. Маленький, уютный, он принадлежал старушке Дженкинс. Ей было лет семьдесят, и вся ее жизнь прошла в этих стенах. Сначала с сыном, а после того, как тот уплыл за океан, в одиночестве. Чтобы скрасить его, а также получить небольшую прибавку к пенсионному пособию от государства, бабуля начала сдавать пару комнат в доме за умеренную плату.

Только на этой неделе я осталась тут одна. Дженкинс легла на обследование в лечебницу, а моя соседка на днях съехала: она уже давно встречалась с парнем, и они решили пожить вместе.

Так что, когда чабиль подъезжал к Старому месту, как еще именовали этот район, я уже предвкушала, как буду слушать тишину, засыпая одна дома. Но вместо этого по ушам резанул звук тормозов.

Меня бросило вперед, и если бы не ремень – точно впечаталась бы носом в лобовое стекло.

– Фтырхова тварь! – рыкнул патрульный, успев затормозить, кажется… перед кошкой. Небольшая темная тень выскочила из кустов нам наперерез и промчалась перед самыми колесами, чтобы скрыться в лопухах с другой стороны дороги.

Кажется, бампер немного даже задел пушистую суицидницу, но, судя по ее шипению и возмущенному мяуканью из травы, не сильно.

– Мне показалось или это мантикора была? – заметил напарник волка.

– Да какая, к гремлинам, разница? – возразил сидевший за рулем патрульный и вдавил педаль газа.

Элементали в цилиндрах мотора недовольно заурчали. Им такое экстренное торможение не понравилось. Но все же принялись за работу, и чабиль плавно покатился вперед, чтобы спустя пару минут остановиться у двери моего дома.

Я спрыгнула на тротуар и, попрощавшись с парнями и махнув им рукой, направилась к себе домой, где счастливо завалилась спать. Жаль только, что ненадолго. Потому как спустя два часа меня разбудили вопли за окном. С учетом того, что форточка была приоткрыта, а орали прямо под ней, не спасала даже подушка, под которой я попыталась малодушно укрыться.

– Это просто зверство! – верещала какая-то экзальтированная девица на ультразвуке. – Он же умирает! Почти мертв! Что вы стоите? Вы же мужчина, сделайте что-нибудь!