На всё, что мы делаем в жизни, затрачивается определённое количество внутренней энергии. Влад не представлял, как можно её назвать: он нарисовал бы её, как заполненную какой-то субстанцией склянку. А если б дали цветные карандаши, то закрасил бы голубым. Чем больше эмоций требуется затратить, чтобы совершить действие, тем сильнее пустеет склянка: вот почему Сав такой опустошённый, а он, Влад, предпочитает во время погружения в работу одиночество и затворничество.
Они дошли до перекрёстка, где одна трамвайная ветка пересекала другую. Сав посмотрел направо, налево, как будто забыл дорогу, и спросил:
— Ну как? Что ты скажешь, подходят твои костюмы нашей молодёжи, или нет?
Со стороны Невы донёсся пароходный гудок: электрическое пламя мостов, должно быть, вовсю пламенеет над их металлическими свечками. Здесь же по-прежнему темно и тихо. Васильевский как щенок, что с наступлением ночи забивается к себе в будку, и молча смотрит наружу, маслянисто поблёскивающими глазами: кто там приходит по ночам к хозяйскому дому? Хорьки? Лисицы? Это они стучат своими коготками по жестяным крышам, а в тёмном сквере заняли все лавки, свернувшись там калачами?
— Вероятнее всего, они не захотят такое надеть, — качает головой Влад. Он видит, что из Сава выветривается весь алкоголь, а пот засыхает на его шее. Он снова адекватен, деловито выправляет из-под воротника куртки шарф, чтобы прикрыть подбородок, и, по глазам видно, строит уже планы на завтрашний день. Он не засох и не опустел после музыки, которая переворачивала его и трясла, как солонку, разве что, немного обмелел: только Сав так может.
— Что же ты будешь делать? Всё менять?
Они переходят дорогу, и Савелий настороженно, почти с нетерпением ждёт ответа. По тем крошечным знакам, которым Влад позволяет проявиться во внешний мир: на своём лице, по движениям рук; он видит, что друг на подъёме. Совсем другое дело — когда они ехали сюда на трамвае, Влад был как будто вморожен в поручни. Сав даже думал, не плюнуть ли на эту затею с клубом и не повернуть ли назад. «Это всё равно, — думал он, — как если бы я взял в клуб своего кошака».
— Я понял кое-что, пока сидел за этим столом, — сказал Влад. — Я не буду менять людей. Их же много, а я один, как я с этим справлюсь? Кроме того, они все такие разные, и каждый такой — наверняка, точно! — знает, что ему хочется и чего в жизни хочет найти.
— Как же тогда?
— Люди сами поменяются для меня.
Последнее, что Сав видел, запрыгивая на подножку первого троллейбуса, скрипящего остывшими за ночь механизмами, была спина Влада, удаляющегося в сторону собственного дома.
— Ни черта он не ляжет сейчас спать, — сказал Сав очередному спящему кондуктору.
Женщина зашевелилась, как старая немощная королева на своём троне, и Савелий полез в карман за данью.
Дома Влад на самом деле не притронулся к кровати. Он смастерил на кухне бутерброд, использовав кусок ветчины, сыр и вяленую рыбу: последняя не очень подходила к общей картине, но Влад сделал вид, что мастерит очередной свой костюм, и мир, шпионящий за ним через окошко прыгающим по карнизу воробьём, кивнул. Что-то внутри него с щелчком встало на место.
Жуя бутерброд, Влад сел за стол. Просто ещё одна бессонная ночь. «Потерянная зазря», — сказал бы тот, вчерашний Влад. Как и позавчерашний, как и Влад годичной давности. «Нисколечко», — опроверг Влад сегодняшний. Он ведь всё ещё исследователь, а для исследователя ничего не бывает потеряно зазря.
Глава 6
Следующий полдник Влад поглощал в мастерской у Рустама. Там были: гренки, немного подгоревшие с краёв, йогурт, пара-тройка зелёных яблок. Всё это Юлия принесла из дома. Она одета в джинсы и рубашку навыпуск, манжеты заляпаны пятнами кофе — «рабочую» рубашку. Очередную чашку с горячим напитком она поглощала прямо сейчас, вычитывая на ноутбуке заготовки статей для журнала и обсуждая с самой собой корявый стиль младших редакторов и авторов.
Где-то играли дети — очень тепло, воздух звенел от накрученных на гриф невидимой, но сладкоголосой гитары солнечных лучей, — и мерещится, что это призраки ностальгического прошлого школьного двора выплывают сигаретным дымом и озорным смехом, скрипом качелей и криками футболистов, что зарабатывают себе медали в виде пятен грязи.
Влад стучал ложкой и смотрел в окно. Скрипели половицы под тяжёлыми шагами Рустама, щёлкала в руках Юлии мышка.
— Вот чего я не пойму, — сказал Рустам, демонстрируя рисунок мужского костюма: костюм-тройка, пиджак, белый галстук-бабочка. Рубашка и жилет. Кроме того, шляпа-котелок с округлыми краями. — Чем он отличается от… ну, от костюма-тройки?
Влад объяснял:
— Тем, что шьётся не под заказ, носится на половину размера больше, а на бирочке написано «сделано в США».
— Бирочку я видел, — говорит Рустам. — Вот она нарисована отдельно.
— Где здесь пропаганда? — спрашивает, не отрываясь от своих статей, Юлия, и Влад отвечает:
— Я не могу ткнуть пальцем. Она здесь везде.
Не забывал Влад и о современной культуре. Телевизор по-прежнему работал, по-прежнему поставлял во владов мозг пережёванную нарезку из телешоу, фильмов, передач о моде и всего-всего-всего, что вздумали пустить в эфир продюсеры.
— Я бы давно уже свихнулся, — комментировал Савелий, прилипая к экрану на добрых полчаса — у него самого, по собственному утверждению, «зомбоящика» не было.
Но Влад был исследователем, и он исследовал всё, что могло попасться ему под руку. Однажды он попросил у Савелия фотоаппарат, и тот имел возможность с недоумением наблюдать, как, устроившись перед ящиком в позе лотоса, Влад щёлкает телеэкран с таким увлечением, будто это водопад где-нибудь в джунглях Амазонки.
— Ах да, — сказал Сав, — На водопады же у нас теперь не стоит. Каждый день купались-с, знаем.
Он уставила палец на голову Влада, маячащую ровно напротив экрана, и сказал:
— Ты перевёрнут с ног на голову, вот что я тебе скажу, приятель.
Инспектируя новую поставку одежды, которую Влад, на этот раз, сделал самолично, изготовил и принёс в мастерскую, Юля взяла верхнюю майку из стопки. Там был простенький принт: героиня из популярного телесериала. Под ней с другой майки смотрела рыбьими глазами известная телеведущая. Удивлённо взглянула на Влада:
— Это верх мэйнстрима. Помню, я тоже его смотрела…
— Это низ.
— Что?
— Там, где голова. Это низ. Переверни её.
Юлия развернула майку, разгладила её на коленях. Принт напечатан кверху ногами.
Улыбнулась:
— Так лучше. Только вот права на публикацию изображений звёзд нам никто не даст.
Влад нахмурился.
— Сейчас внесу кое-какие коррективы.
Он схватил красный маркер, заключил лицо кинозвезды в квадрат и заштриховал его. Добавил ещё несколько штрихов в других местах — чтобы красное пятно было не единственным.
— Так лучше?
— Я не знаю… её же всё равно узнают? Слушай, а ведь точно. Её узнают! А нам предъявить ничего не смогут.
Она вдруг с подозрением уставилась на Влада.
— Где ты этого нахватался? Я-то понятно, я принадлежу к ТВ-поколению. Но ты…
Влад развёл руками, мелькнула улыбка, стеснённая между практически сомкнутых губ.
— Ты не представляешь. В Уганде все смотрят сериалы. Я смотрел их с прекрасными людьми — я в каком-то смысле обязан им всем жизнью, если бы не они, не знаю, что бы что мной стало на той земле. Так что посмотреть с ними сериалы — меньшее, что я мог сделать («Неужели! — думала Юлия, подняв брови. — У нас появилась ответственность?») Откровенно говоря, я не знал, что эти лица популярны и у нас.
Когда той волшебной работы, когда между поверхностью бумаги и кончиком карандаша творилась настоящая магия, стало меньше, Влад стал чаще наведываться в мастерскую. Одним своим видом он выживал всех до единого подмастерьев (у самого наглого наглости хватало, только чтобы чуть-чуть задержаться на пороге), и садился за швейную машинку. Здесь всегда была работа — многие эскизы он успевал менять прямо на ходу, когда Рустам или его подчинённые одевали в заготовку манекен. И тогда платье снова шло под нож. Наверное, не один подмастерье хотел попросить его: «Дяденька! Подумайте, пожалуйста, сначала хорошенько над этим платьем. Не поспите над ним парочку ночей, сломайте несколько инструментов и отбейте костяшки пальцев об стол. И когда картина полностью сложится в вашей непостоянной голове — рисуйте набело и отдавайте нам. И не заявляйтесь — умоляем, не заявляйтесь больше в мастерскую со своими безумными идеями как то или это лучше переделать!»