Мы с Ритой тогда еще удивились, что меня посылали одного. В принципе, ведь и моя жена должна была в Штатах выдавать себя за кубинку.

– Вы что, не уверены, что я выдержу испытание? – не сдержалась она при нашей следующей встрече с куратором.

У нас с ним отношения были не официальные, скорее семейные.

– Не волнуйся, матушка, – Некрасов звал ее матушка. – Чего-чего, а этого добра на твою долю хватит.

– Нет, правда, Петр Ильич! Вы думаете, что я не справлюсь с мужской работой?

– Ну, это-то само собой! – Некрасов на ходу обнял ее за плечо. Мы, закатав брюки, брели по воде вдоль пляжа. – Мужская работа не под стать женской. Сама знаешь: лучше раз в году родить, чем что ни день бороду брить.

Рита рассмеялась, и разговор на этом закончился. Это я уже потом понял, что мой учитель посылал меня на чисто мужское испытание.

Гостей слета селили в гостинице «Гавана либре», бывшем «Хилтоне», в одном из самых центральных районов города – Ведадо. Десятка полтора этажей заполнились стайками молодых, жизнерадостных, полных энергии парней и девушек всех цветов и оттенков кожи. Но вели они себя по-разному. Делегации из социалистических стран специально инструктировали по поводу общения не только с иностранцами, но и со своими. Я даже знал, как именно: никаких неслужебных контактов! Однако чем дальше от Москвы, тем более свободными становились нравы у прогрессивной молодежи.

Двери номеров, в которые проскальзывали или из которых выбирались посетители и посетительницы, хлопали всю ночь. Все пять дней слета формировались, расходились и составлялись в других сочетаниях пары, ходящие в обнимку и целующиеся, не скрываясь от посторонних глаз.

Как я быстро понял, по крайней мере треть делегатов были международными молодежными чиновниками, которые пересекались друг с другом в разных концах света по нескольку раз в год. Дежурной шуткой – на разных языках – была такая:

– Какая встреча! – заранее раскрыв объятия, восклицал, например, комсомольский деятель из Москвы.

– Международная! – солидно откликался его болгарский, или французский, или мозамбикский коллега.

Я выступал в качестве кубинского студента педагогического училища из Сан-Луиса. Выбор был обусловлен тем, что из этого города в помощь организаторам не пригласили никого – а, может, именно из-за меня и не пригласили. Но я должен был не только полностью сойти за своего среди десятков, возможно, даже сотни работавших на мероприятии кубинцев. Чтобы усложнить условия испытания, меня приставили к советской делегации. Свои тоже не должны были раскусить, что я понимаю русский язык и, вообще, что знаю их, как облупленных.

В делегации был, во-первых, как это тогда называлось, ВИА, вокально-инструментальный ансамбль. В сущности, рок-группа, но такая, софт: с напевными мелодиями, без всякого металла или агрессии и идеологически правильно окрашенная. В Москве ребята играли в кафе «Метелица», и там, как рассказывали, позволяли себе многое с точки зрения репертуара, вплоть до «Лед Зеппелин». Но для исполнения на Кубе каждая песня утверждалась в ЦК комсомола, так что от списка они не отходили. Коронной, конечно, была песня «Наш адрес – Советский Союз».

С музыкантами – их было пятеро парней, которые, чтобы не закрыть себе выезд, от подписанного обязательства хранить целомудрие отходить не намеревались, – я быстро сошелся. Пил водку в их номере, поначалу делая вид, что у меня дыхание перехватывает от крепости. А когда, после первых же посиделок, водка закончилась, я приносил им ром, который мы потягивали с апельсиновым соком.

Еще в делегации была пара выпускников балетного училища Большого театра. Балеринку звали Марина: она была тоненькая, хорошо сложенная, только очень миниатюрная. Я ей совершенно определенно нравился – я постоянно ловил на себе ее взгляд. Возможно, нравился не столько сам по себе, а как существо из другого, кубинского, мира, общение с которым – хотя и до определенного предела – не возбранялось.

Я не меньше понравился и балеруну, его звали Максим. Понравился точно так же, как и Марине: через пару дней, когда мы стали приятелями, он постоянно пытался меня обнять. Дружески, за плечо, но стискивая его и поглядывая на меня удалыми глазами. Максим, если я бы ответил на его авансы, явно был готов и переступить запрет.

Это была рабочая часть делегации.

Представительствовали двое: очень обходительный и осторожный очкарик из Комитета молодежных организаций, которому было уже под сорок, но который просил всех называть его Гарик. При нем была молодая, но довольно бесформенная деваха из Иванова, какой-то освобожденный секретарь ткацкого комбината – не помню сейчас, как ее звали. Кстати, чтобы не уходить далеко от темы, Гарик с этой ткачихой на людях держался с комсомольским задором, но формально. При этом уже в одну из первых ночей я засек его на цыпочках перебегающего в номер ткачихи. Свободных девушек вокруг была масса, но эта, хотя и не фотомодель, видимо, его бы точно не сдала.

Скажу сразу, что никто из советских в качестве своего меня не раскусил, так что здесь я оказался на высоте. Не выдержал я мужского испытания.

С Тересой мы пересекались каждый день. Это была высокая, стройная, великолепно сложенная мулатка. Красивой я бы ее не назвал – по европейским стандартам. У нее был широкий приплюснутый нос, вывороченные негритянские губы, маленькие черные глаза и, что особенно портило ее в моем представлении, золотая коронка, обнажающаяся, когда она улыбалась. Но магнетизм ее тела был всесокрушающим! Вокруг нее постоянно вертелись парни из европейских капстран, хотя недостатка в гораздо более красивых девушках не было ни в итальянской, ни во французской делегации.

Тереса работала на подтанцовках в кубинском оркестре. Она выходила на сцену в голубом, расшитом золотом купальнике с бахромой на месте хвоста и с высоким головным убором из страусиных перьев, выкрашенных в яркий синий цвет. Разумеется, в кордебалете девушек было шестеро, и остальные смотрелись не хуже. Выделяло Тересу то, что на меня положила глаз именно она.

Дни делегатов были заполнены бесконечными речами в конференц-зале гостиницы и встречами-митингами с трудящимися Острова Свободы. Но каждый вечер артисты давали общий концерт для коллективов предприятий или сельскохозяйственных кооперативов. Так что вечером мы виделись обязательно.