Негр замолчал, подумал и добавил:

– Я, наверное, не должен никому об этом рассказывать. Ну, кроме полиции.

Я согласно кивнул, закончил вторую порцию виски и попросил следующую.

– Попробуй теперь уснуть, когда здесь такое произошло. Прямо детектив! – сказал я, приглашая портье продолжить исповедь.

– Я здесь третий год работаю, никогда не было ничего подобного, – охотно подхватил африканец. – Те два господина, которые ругались, тоже немцы были. Я-то немецкого не знаю, но они говорили не по-французски, а поскольку господин из 404-го был немец, то понятно, что они говорили по-своему. Я так полицейскому и сказал. Мне завтра к ним в комиссариат придется пойти, чтобы подписать там всё и посмотреть фотографии. Я их рожи теперь до самой смерти не забуду.

Расспрашивать, как выглядели убийцы, с моей стороны было бы неосторожным.

Я поднялся в свой крошечный номер 401. В хороших гостиницах, типа «Де Бюси», вечером зажигают мягкий свет у постели и кладут на покрывало шоколадную конфету, чтобы жизнь казалась еще слаще. Здесь такая деликатность была не в ходу – меня встретил только застоявшийся воздух с легкой примесью дезодоранта. Я открыл окно и набрал номер по французскому мобильному.

– В полдень, – сказал я по-французски, когда звонок приняли.

– Вы ошиблись, – по-французски ответил Николай.

Наверное, всем, кто много ездит и часто меняет гостиницы, снятся такие сны. Вчера дверь в коридор была справа, сегодня она слева. И вам снится, как во вчерашний номер, где дверь была справа, кто-то – незнакомец, скорее всего, убийца – входит слева. От ужаса, что в номер, оказывается, можно попасть и через еще одну дверь, вы просыпаетесь. И видите, что дверь действительно слева, как во сне. И этот кошмар остается явью, пока вы не проснетесь окончательно и не поймете, что вам снился вчерашний номер. Так вот, сначала мне приснилось, что меня хотели убить в «Фениксе», где я задремал сидя, прислонив подушку к открытому окну. После первого сна я заснул довольно быстро. После второго, с дверью слева, я, поворочавшись, понял, что уже не засну. Плюс еще не преодоленная шестичасовая разница во времени! Я зажег лампочку рядом с постелью и с облегчением обнаружил, что уже можно вставать – было десять минут восьмого. Я принял душ и – береженого бог бережет! – тщательно протер мокрым полотенцем все места, за которые мог хвататься голыми руками. Потом нацепил парик, подхватил свою сумку и спустился в холл.

Вообще-то я собирался сразу поехать в «Феникс», чтобы не упустить Метека. Но чувство долга побудило меня задержаться здесь хотя бы на завтрак – вдруг еще что узнаю?

Портье – вчерашний африканец – поздоровался со мной как со старым знакомым и пригласил проследовать в салон. Я был прав – утренний кофе подавали в том самом месте, где вчера лежал труп Штайнера. Обстановка была стандартная: восемь круглых столиков вдоль стен, туристические проспекты и старые журналы на консоли. Единственным украшением служила большая, почти в рост, деревянная фигура кудрявого мальчика в костюме эпохи Возрождения, который готовился прижать к подбородку настоящую скрипку. Мальчик выглядывал в холл из-за фикуса Бенджамина, раскидистого, но какого-то худосочного – кадка с деревом стояла слишком далеко от окна, и листьям явно не хватало света.

Столик, за которым вчера убили Штайнера, был занят американской мамашей с двумя дочерьми лет 15–16, которые не переставали трещать. Когда я проходил мимо, одна из барышень как раз говорила:

– Конечно, прекрасно трахаться налево и направо! Но потом ты приезжаешь в свой паршивый городок…

Еще в холле вяло крошила круассаны блеклая пара скандинавов неопределенного возраста, и намазывал бутерброды своим двум вертлявым сыновьям арабский папа с большим, обтянутым синей майкой животом. Было очевидно, что вчерашний инцидент для большинства постояльцев остался незамеченным.

Я сел под фикус напротив американок, в светском разговоре которых снова промелькнуло слово «трахаться». Я присмотрелся к женщине постарше, которую я принял за мамашу. Возможно, это была лишь старшая подруга, так сказать, наставница.

– Что вы будете?

Передо мной стояла симпатичная темноволосая девушка с православным крестом на шее. Сербка? Болгарка?

Я заказал континентальный завтрак с зеленым чаем.

Это был один из тех моментов, когда голова моя была совершенно пуста. Поднос, который принесла мне сербка, был заполнен до краев: набор булочек, варенье, мед, йогурт и даже кусочек сыра в пластмассовой упаковке. И всё, о чем я позволял себе думать перед начинавшимся днем, который тоже обещал быть долгим, что именно и в каком порядке я собираюсь поглотить на завтрак. Я, так и не попробовав йогурт, закончил в начале девятого, попрощался с портье и, взяв напоследок визитную карточку отеля – хотя как она мне могла еще понадобиться? – с сумкой через плечо вышел на улицу.

Перед гостиницей, включив аварийные мигалки, стояло такси – «пежо» цвета красный металлик. На заднем сиденье ерзала в нетерпении восточного вида женщина. Я бы не отдал руку на отсечение, что именно она обедала со Штайнером на теплоходе, но она тоже была лет пятидесяти, полной, ярко накрашенной и в ушах у нее сверкали массивные золотые серьги. Женщина смотрела на дверь гостиницы и, увидев вместо знакомого лица незнакомое мое, достала мобильный телефон. Если она ждала Штайнера, то он явно опаздывал.

Я быстрым шагом пошел к набережной, где в самом начале бульвара Сен-Мишель была стоянка такси. В такую рань на ней выстроилось цепочкой машин пять. Я сел в первую и сказал водителю, разумеется, китайцу:

– Подождем минуту! Я скажу, куда ехать.

– Куда ехать? – спросил китаец, трогаясь.

– Стоп! Стоп! – крикнул я. – Ждать.

– Ждать?

– Ждать!

– Хорошо!

Водитель проехал пару метров, чтобы дать место следующей машине, и выключил двигатель. Все китайские таксисты одного неопределенного возраста – между двадцатью пятью и пятьюдесятью. Скрытая армия вторжения, в которой рядовые и генералы неразличимы.

Я рассуждал так. Если это была та самая женщина, которая обедала со Штайнером, она, разумеется, ждала его. Потеряв терпение, она позвонит портье, и тот сообщит ей, что с ее знакомым случилось несчастье – или не знаю, что там ему полиция посоветовала сказать в таком случае. Подниматься, естественно, она не станет и отправится домой или за новыми инструкциями.