– Доктор! Народ поручил мне выразить вам свою признательность и благодарность. Вот сколько капель в этом стакане, столько же дней да пошлет вам Господь!
– И вам, Сергей Петрович, и вашим добрым друзьям. Здравствовать много лет!
Люди вставали с брёвен и обступали Геннадия с Дмитрием. Пока они стояли на тропинке, к ним присоединились ещё несколько человек, проходивших мимо или сидевших неподалеку и увидевших необычное явление. Многие, узнавшие Геннадия, выражали ему свою благодарность и признательность. Мужчины жали руку, женщины обнимали и целовали. Дело в том, что во время недавней эпидемии и последовавший в следствие этого изоляции, Геннадий и его отец, ныне покойный, помогали всем этим людям. Отец был врачом когда-то, да и у Геннадия было в том числе военно-медицинское образование. Проживая в изоляции в дачном посёлке, подвергшимся, как и весь мир нашествию чумы, они не могли оставаться в стороне. Отец, давший когда-то клятву Гиппократа. И его сын, бывший военный медик. Хотя, это была лишь одна из специализаций Геннадия. Врачей и медсестёр не хватало. Больницы были переполнены. Люди умирали. Ковид косил всех без разбору. Отец с сыном доставляли продукты всем нуждающимся, ставили капельницы, делали уколы. Без сна и отдыха мотались на своих авто по всей округе. Доставляли в поликлиники и больницы тех, кому это было необходимо. Существовала огромная вероятность подцепить эту заразу. Однако, Бог миловал. Но люди не забыли эту их человечность и самопожертвование.
– Да я-то что? Так, на подхвате был. Это всё отец. Скажу тебе честно, как на духу. Лучше бы мы этим не занимались. Может быть, многие были бы живы. Я никому этого не говорил, да и говорить то некому. В общем, отец экспериментировал. Никто не знал, что это за болезнь и как её лечить. Все экспериментировали. Итальянцы, американцы, немцы, французы. Все! Но смешивать разные лекарства в надежде на чудо, это уже слишком. Отец такое вытворял, что я только сейчас понимаю, насколько это было опасно для пациентов. Да, итальянские врачи стали использовать для лечения ковида Тоцилизумаб. Или, как его ещё называют Актемру. Точнее, не от самого ковида, а от его самого опасного проявления. Цитокиновый шторм. Слышал про такое? Это такая реакция организма на, допустим, инфекцию. Это ответ иммунной системы человека на, к примеру, коронавирусную пневмонию. Иммунитет начинает активную борьбу, превращая эту борьбу в хаос. И тогда защитные клетки нашего организма начинают уничтожать не только вражеские, инфицированные. Защита организма начинает долбать всё подряд. И своих, и чужих. И тогда происходит полиорганное поражение. Отказывают органы. Летальный исход от цитокинового шторма огромный. Порядка сорока процентов. Знающие медики говорят, что большинство смертей от ковидной пневмонии именно благодаря этому сумасшедшему ответу иммунной системы, спровоцировавшему цитокиновый шторм. Остановить его можно только применив Актемру. Это иммунодепрессор. То есть он бьёт по башке разбушевавшемуся иммунитету больного. Самое паскудное в этой ситуации то, что чем выше иммунитет больного, тем скорее наступит цитокиновый шторм. И спортсмен, военный, какой-нибудь экстремал погибнет быстрее тюленя, всё свободное время валяющегося на диване перед телевизором. А теперь самое интересное. Этот самый Тоцилизумаб, или Актемра, применяется обычно при лечении ревматоидного артрита! Артрита! Понимаешь? И стоит недешево. Я бы сказал, очень и очень недёшево. Итальянцы первыми применили его при лечении ковида, и зачастую успешно. Отец тоже экспериментировал с препаратами. Но когда я узнал, с какими, я отказался верить в его разумное состояние. Думаю, отец был болен. И это его психическое расстройство стимулировало его безумные исследования и поступки. Короче, я не уверен, что все, кто умер во время лечения, все, над кем экспериментировал отец, умерли от ковида. Он давал им, по факту, яд. И мне стыдно слышать эти дифирамбы от жителей посёлка. Ладно, пойдём куда-нибудь на поле. Там людей меньше, не хочу общаться. Перейдём железную дорогу. Там поля.
Они перешли железнодорожное полотно и спустились по насыпи. Большинство полей было уже застроено домами. Когда это произошло? Видимо, Геннадий давно здесь не был. Пошли вправо, в сторону платформы Мичуринец. Безрезультатно, везде строительство. Продрались сквозь поредевший лес и вышли на поляну. Как водится, на ней лежали внахлёст поваленные деревья, образуя некое подобие комфорта. Присели.
– Ты видел? Этот пёс давно бежит за нами. Когда мы перешли железку возле Лукино, он бегал кругами, далеко. То ближе, к Новопеределкино, то к железной дороге.
Я давно его заметил.
– Ну, бегает кругами собака. След ищет хозяйский. И что с того?
– Да, но он всё ближе и ближе, как по спирали. И вроде как всполохи огня за ним по земле. Вон, гляди! Опять круг заложил, ближе к бревнам. Вокруг нас круги нарезает. Что-то мистическое исполняет, какой-то обряд.
– Да перестань, командир. Виноват, учитель. Ну, бегает собака, потеряшка. Вон, смотри, нас увидел и хвост поджимает.
– Смотри же! Вокруг брёвен последний круг, и к нам!
– Всё нормально. Лёг, хвост ходуном. Признал за хозяев. Бедняга. Никакой мистики, обычный барбос, даже породистый.
Геннадий встал и начал отдавать собаке примитивные команды. Сидеть, лежать, апорт за палкой.
– Безусловно, собака умная, обученная. Ничего сверхъестественного и колдовского.
– Ладно. Пойдём домой, нагулялись.
Дмитрий уехал. Опять в Африку. Или, что более вероятно, в Новороссию. Куда, не сказал. А Гена не спрашивал. Так принято. Вернётся, расскажет. Чёрный пудель, увязавшийся за ними во время прогулки, теперь бегал по всей даче, обнюхивая двери, окна и не переставал резвиться. Геннадий пытался его угомонить, потом плюнул на это дело и стал готовиться ко сну. Длительная прогулка утомила его. Взял книгу с полки, какой-то английский любовный роман. Увлёкся и сон как рукой сняло. Собака не успокаивалась. Отложил книгу, взял другую. Это был Новый Завет на немецком. Открыл, и пытаясь вспомнить подзабытый язык, попытался перевести. В начале было Слово. Нет, не так. В начале была Мысль. Опять не так. В начале была Сила. А если ещё точнее, в начале было Дело. Пудель продолжал скакать как бешеный, прыгал, вставал на задние лапы, скулил и повизгивал. Гене всё это порядком надоело. И он предложил собаке убраться из его дома. Вместо этого собака начала видоизменяться. Она увеличивалась в размере, становилась шире. Глаза горели неземным огнём.
– Кого же я привёл к себе в дом? Значит, Огненный След на поляне, тянущийся за псом, это не плод моего воображения.
Так думал Геннадий, зажигая лампаду, висевшую в углу перед иконой Спасителя. Там-же лежала пачка восковых свечей. Он зажёг их все, не снимая обёртки. Вспомнил какие-то заклинания из каббалы, которые ему показывал отец. Собака, вернее какой-то просто монстр огромный, похожий на собаку, развалился возле входной двери. шерсть встала дыбом, морда оскалилась, из пасти появилась кровавая пена. Геннадий, с пачкой горящих свечей в левой руке и крестом в правой пошёл к собаке, читая одну молитву, которую он помнил наизусть с детства. Отче наш. Собака вся сжалась и распласталась по полу, как медвежья шкура. Дым от свечей становился всё гуще и гущею. Вскоре он заполнил всю прихожую. Она начала пятиться на кухню и спряталась за большим котлом отопления.
Старый советский котёл был почти с человеческий рост и стоял в углу у окна. За ним и исчезла собака. Дым постепенно рассеялся. Из-за котла вышел молодой человек. В какой-то корпоративной одежде, с вышитым гербом учебного заведения на джемпере, в традиционных бордовых цветах известного университета или академии. В руках двухцветный рюкзачок с таким же гербом на клапане. Типа, закончилась сессия и он едет домой.
– Вот, значит, в кого превратилась собака. Сдал экзамены и до дому? Кто ты?
– Дух отрицания. Зла, разрушения, вреда… а людям хоть бы хны. Терпят всё, плодятся и размножаются. И гонят меня отовсюду. Осталась одна стихия, где я спокоен. Огонь… Но, впрочем, мне пора. Запарили вы меня, дяденька. Спешу откланяться.
