Но это нужно знать нашу Лаки. Она была – настоящая домашняя собака. Член семьи. Да она с любой прогулки бежала – прямиком домой. Она из любой точки района дорогу домой находила. Она будет на проезжей части между машинами метаться, устроит вообще остановку транспорта, но дорогу назад найдет.
Это вот дочка моя. Проявила такое хладнокровие и трезвый расчет. Да блин, если ты гулять не хотела? Тебе что, трудно было за 200 рублей собачьи пеленки купить? Если тебе до такой степени недосуг?
Гадина!
Ты что, мне сказать не могла? Да я ради своей Лаки и мужа бы этого построила, и его ретривера, и вообще домой бы обратно переехала. Правда, дочь моя, похоже, что ровно этого и боялась. Начала уже потихоньку квартиру нашу на себя оформлять.
Ну и хрен с ней на самом деле, с квартирой. Я и без того уже все ей отдала: и жилье, и прописку, и все свои деньги. Ну, она – жадная. Это бывает. Но за что она убила мою собаку?!
Пошла вообще, сволочь, заплатила, расписалась – и домой пошла. Уже без собаки.
У себя в Берлине обожает теперь сплошняком котиков. Правда, и тех – чтобы ими в инстаграмме хвастаться. А маленькую нашу собачку на живодерню свела. Ну, не своими, конечно, руками – жизни лишила. Но это – все равно. Ведь пошла – и усыпила. И деньги заплатила. И в землю закопала, и надпись написала. И как будто ничего и не было.
Вот же чудовищное какое-то лицемерие.
И вот она у меня может быть какая угодно прогрессивная. И котиков любить. И я на Страшном суде ей ничего даже и вообще предъявлять не стану. Ни что она меня послала, ни что она меня ограбила. Встану и скажу, что лично я претензий не имею. Я-то – что? Так мне, наверное, и надо.
Но мою собаку я ей никогда не прощу.
Я ей никогда не прощу этой никому не нужной смерти. Чистенькой и без проблем. Чтоб тебе когда-нибудь такой же укольчик сделали! Чистенько. И без проблем.
И даже никогда потом нашу собаку и не вспомнила.
Она когда-нибудь за это ответит. Не на этом свете, так на том. Лично я проголосую. И мне наплевать, что я – плохая мать. Зато я не такая, как ты, хозяйка.
Любовь
Любовь – такая штука, на которую все ссылаются, но которую, по-моему, никто не видел. Сколько лет мне, все мое детство, твердили о «любви». В основном в смысле моей мамы. При этом те, кто меня действительно любил – бабушка или тетя Саша – об этом говорить вообще-то стеснялись, больше что-то там упоминали о долге, о том, что семья есть семья, что существуют в жизни обязательства…
Могу сказать, что в первый раз в жизни я почувствовала себя по-настоящему горячо любимой, ровно когда у нас появилась наша первая собака. Ягд-терьер, Ракша. Я вдруг поняла, что на свете есть существо, которому вообще на все плевать: на мнение моей семьи, на мой социальный статус, на любые сплетни. Это существо, которое заинтересовано только в одном: чтобы у меня все было хорошо. Ну и чтобы ночью потихоньку пробраться ко мне в ноги и в полном блаженстве уснуть…
Ракша при этом была совершенно неизбалованная: у заводчика все собаки были рабочие, их традиционно били (у охотников это как раз часто), их мама – исключительно породистая и способная Лира, чемпион всего, чего только можно – только бесконечно охотилась и бесконечно рожала, а ее щенков все продавали и подавали за валюту…
Замечательно, что в нашем районе не только при виде Лиры, но и при виде любого ее щенка собачники вот просто растворялись в пространстве. И при этом страшная, притравленная рабочая собака Лира, с которой можно было идти хоть на смерть, хоть в разведку, увидев нас с Сашкой, вот просто как смешной щенок становилась на задние лапки, передними упиралась в твою ногу – и принималась подставлять седую голову, чтобы ее погладили…
Весь район ее боялся. Мы ее любили.
В своё время, ещё когда родилась моя маленькая Саша, я обнаружила удивительную вещь: что на свете появилось, наконец, существо, к которому я могу вот просто в любую минуту подойти – и ее поцеловать. Раньше таких возможностей мне как-то не представлялось) Но все же это пока была игра в одни ворота.
Что такое настоящая любовь и защита я узнала уже сильно за 30, и узнала благодаря собаке. Это уже следующий был в нашей семье ягд-терьер. Лаки. Сестричка. Последний помет нашей любимой Лиры. Хозяин даже хотел щенков утопить: собака старая, ей их уже не выкормить. Но мы с Сашкой уговорили. Взяли Лаки в месяц от роду, как только она стала хоть как-то есть собачий корм. Первый месяц она спала исключительно на моей подушке, зарывшись в мои волосы. Я ее спускала вниз, на подстилку, она залезала опять. Заводчик меня все предупреждал: не вздумайте ее баловать, щенок очень хитрый…
Удивительное дело, заводчик нам сам об этом говорил, – эти щенки, четверо, которых он хотел топить, разлетелись вот просто в один момент. Никогда такого не было: всех разобрали вот просто за два дня. Как будто все только сидели и ровно их и ждали)
И помню, мама моя, а она и вообще была существо страшно скандальное, как-то с утра принялась меня во всем в этой жизни обвинять. Окромя погоды. Что все плохо, что я во всем виновата, что будь я проклята. Ну и подкрепила свои аргументы не одной чувствительной затрещиной. И тут примчалась Лаки.
Маму мою, конечно, надо было знать. Она по натуре – победитель. Будет добиваться своего, не считаясь ни с чем. Всякий, кто осмелится возражать, должен будет горько пожалеть.
Но Лаки была не в курсе. Она стала на маму громко лаять, рычать и хватать за одежду. Мама этому поначалу даже обрадовалась: сейчас и собака ещё тоже получит.
Обычно такого скандала никто долго не выдерживал – все уступали. Мама не поняла только одного, что на этот раз она связалась с ягд-терьером.
Тут ещё нужно помнить, что это за собака – ягд-терьер. У неё, в общем-то, нет ничего: ни особой силы, ни какого-то там супер острого нюха, ни скорости невероятной. У неё нет ничего, кроме характера. Который и делает ее лучшей охотничьей собакой всех времён и народов.
С ягд-терьером можно идти на любого, самого опасного зверя. Потому что эта собака себя с противником вообще не соотносит. Ей плевать, будь хоть это африканский слон. Эта собака целиком и полностью состоит из отваги. Она видит цель, и она будет атаковать. Она будет кидаться раз за разом, ее отбросят – она кинется опять. Ягд-терьеру в принципе не приходит в голову, что можно отступить.
И в конце концов зверь – кабан обычно, или даже медведь – делает следующее. Он сдаётся. Он говорит: все, режьте меня, бейте, делайте со мной все, что хотите – только уберите от меня ЭТО! Оно меня достало. Я больше не могу.
Ну и Лаки в то утро поступила по породе. Взяла и отбила меня. И заставила моего обидчика отступить. Уступить. Ну и покусала маленько, могла бы сильнее…
Я просто-напросто села на кухне – и расплакалась. В первый раз в жизни за меня кто-то вступился, вот вообще ни о чем не рассуждая. Не делая маме скидок на то, что она больная и несчастливая. Что ее жизнь сложилась не так, как ей самой хотелось. Что ее ребёнок – это обуза и нужно это понимать…
Вот представьте себе, что мне через час нужно быть на работе в лучшей газете страны, или там – на самом главном телеканале. И что я там должна сеять разумное, доброе, вечное. И при этом меня прямо с утра бьют по морде и требуют, чтобы жизнь оказалась не такая, какая она есть, а совсе другая. Как будто от меня в этом смысле что-то зависит.
И доказать никому ничего нельзя. И связываться с моей мамой никто не хочет: себе дороже. И мама это знает. И вот тут моя собака прибегает и расставляет все точки над «и». Ровно тот случай, когда нашла, наконец, коса на камень.
Правда,мама этого, конечно, так не оставила. Попав следом в больницу, она первым делом всем сообщила, что ее покусала бешеная собака, и что собаку эту необходимо срочно уничтожить. После чего мы с Лаки две недели наносили визиты в ветеринарную клинику, где в конце концов выдали справку, что собака никаким бешенством ничуть не больна и угрозы для окружающих не представляет. Каковую я и отвезла врачу маминого отделения.