Атмосферу праздника создавали большие банты из белой и красной ткани, украшавшие боковые выступы, букетики весенних цветов и непрекращающийся колокольный звон – громкий и однообразный.

В храме никого не было, поэтому Нина села на скамью у входа и закрыла глаза. В голове не было мыслей, только пустота, в груди тревожно сжималось сердце.

«Ну и чего ты так расстроилась, а? Сама придумала, сама обиделась, да? Никто не виноват, тебе ничего не обещали…Тем более, ты же не знаешь, что случилось? Прекрати, ты взрослая тетка, не порть настроение другим, и вообще – не гневи бога в светлый день!» –увещевала себя попаданка.

Сколько она так просидела, Розанова не знала, но в какой- то момент женщине показалось, что ее погладила по голове невидимая рука, и чей- то бесплотный голос пообещал, что все будет хорошо…И сразу стало легче.

Виконтесса открыла глаза, огляделась, обнаружила рядом Иду и Айрис, вздохнула…Сжимавшая сердце печаль отпустила свою длань, Нина улыбнулась. «Ну не случилось, не смертельно…Праздник сегодня, нечего ныть!»

- Ну что, девочки, домой поедем? Там свинина ждет!

Служанки- наперстницы выдохнули с облегчением, перекрестились и, вслед за хозяйкой, переглядываясь с надеждой, вышли из храма.

* * *

В городе задерживаться не стали: от толпы и суеты, сладостей и шума мальчишки устали быстро, про расстроенных женщин и говорить нечего. Мужчины, прихватив где- то бочонок пива, разместили всех на повозке и на хорошей скорости двинулись в Мозеби: к привычной размеренности, тишине и угощению.

* * *

Нина по дороге обратно и несколько дней после пребывала в «состоянии нестояния»: молчала, уставившись в никуда, рано ложилась спать, не писала, бродила вокруг дома, иногда садилась на лошадь и отъезжала на пару миль в поля. Слуги к ней не приставали с разговорами, тактично давая госпоже время на «погрустить»…

О чем думала попаданка? Да, если честно, ни о чем…Ей просто было как- то грустно и…обидно?

И да, и нет: она чувствовала, что барон не вернулся не по своей воле, что была причина, возможно – случился форс- мажор…

Аристократы ведь тоже люди подневольные, поэтому король мог послать куда или женить, что весьма вероятно и почему- то первым делом лезло в голову, хотя и смешно так думать…

Однако, Нина пресловутым "шестым" чувством понимала – он не вернется скоро, если вернется вообще.

С этим пониманием надо было что- то делать…У неё столько планов, от нее столько людей зависит! Если она, как в прошлой жизни, уйдет в себя, отгородится от реальности, нырнет в свой внутренний мир, то проср…т и эту жизнь!

«Жить без любви…Снова? А кто ее обещал- то, а? И почему без неё? Нинель двадцать шесть, Нина, не семьдесят! Не случилось с одним мужиком – будет другой! Спасибо скажи, что чувствовать можешь, мечтать, искать, что пережила прекрасные мгновенья влюбленности, писать вон начала…Вот за это ему и спасибо! Пусть Господь хранит героя ненаписанного моей жизнью романа, где бы он ни был! А я буду картошку выращивать, это важнее девичьих слез и романтических соплей» – в один из дней решила попаданка, раскинула руки, глубоко вдохнула напоенный морем, травяной зеленью, освежающим ветром воздух, поорала во все горло и …успокоилась. Жизнь продолжается!

* * *

Возвращение хозяйки Мозеби к относительно нормальной «Нинель» ознаменовалось резко возросшей ее активностью на грядках и за рабочим столом.

Картошечка выдала первые листочки, хорошенькие и зелененькие, и Нина принялась за окучивание, поднимая земляной холмик вокруг картофельной ботвы так, чтобы та выглядывала до десяти- пятнадцати сантиметров на поверхности – это способствует развитию под землей боковых побегов, на которых будут формироваться новые клубни (вспомнилось из случайно прочитанного) – и рыхля землю. Домочадцы не встревали, помогали, хотя и удивлялись такому рвению и действиям госпожи.

До цветения Нина трижды окучивала картофельные ряды, почти ежедневно сидела на грядках, пропалывая кухаркины посадки, стерла в кровь ладони и зачернила ногти, зато спала после утренне- вечерних агро- упражнений как убитая. И это было хорошо!

Ида, дорвавшись до земли, высадила все, что накопила за долгие годы переездов и жизни в городах. Жизнеспособными оказались не все семена, естественно, но те, что укоренились, взошли, активно росли и обещали неплохой урожай.

Нина отметила, что фру Петерсен явно обладала даром «уговаривать» растения: жена командира охранников все время обращалась с «волшебным словом» к зеленым насаждениям, они «слушались» и тянулись к солнцу, а Ида цвела рядом с ними.

У селян тоже поля демонстрировали единство формы и содержания, герр Бор причмокивал губами от удовольствия, когда окидывал взглядом почти бескрайние зеленя зерновых. «Дай- то бог, дай- то бог» – шептал он тихо, осматривая зеленя, и крестился.

Детвора, озадаченная старостой, следила за овцами и лесопосадками, время от времени бегая проверить их рост. Молодые дубочки, клены, березки, буки, высаженные на субботнике вдоль границ поместья, прореженные естественным отбором, все же давали понять, что изображают демаркационную линию.

Овцы, взятые под опеку вдовой Бьяруп, посвежели, отъелись, нашли общий язык с ее козами и даже, засранки, умудрились поддаться соблазну! Вожак смешанного стада козел Тор, воспользовавшись увеличением гарема, не стал останавливать себя в желании попробовать экзотику и покрыл, пока его не поймали «на горячем», пару ярок, чем крайне расстроил и очень разозлил толстушку Аннегрете!

- Нет, ну, козел, вот настоящий козел! – негодовала вдова, жалуясь зашедшей в гости хозяйке Мозеби. – Вашмилость, это ж …ну, я прям не знаю, что сказать! Баран нужен, обязательно! А если они ..того…Что родится- то?

Нина смеялась до слез из- за случившейся коллизии и могла только попытаться успокоить начинающего овцевода историей про подобные случаи и низкую вероятность беременности у "смешанных" пар . Толстушка немного успокоилась, но на виновника безобразия ругалась еще долго. Кстати, последствий у безответственного поведения скотины не было. Аннегрете выдохнула с облегчением.

* * *

Нина,несмотря на произошедшее, не оставила занятия литературой, но этим летом от сказок поучительно- обучающих вдруг перешла к лав- стори: про спящих принцесс, сражающихся за прекрасных дам рыцарей и прочие ХЭ- дистые финалы. Почему ее понесло в эти степи, попаданка не анализировала.

Писала под влиянием момента, писала, когда вспоминала какой- нибудь фильм, писала, когда не хотелось выходить из дома из- за дождя…

Нина писала, а вот читали ли её?

Интерлюдия

Эмилю Ниссену очень хотелось наорать на Фритофа Кьяарра, секретаря нового мэра, виконта Йеппе Тройлле: так тот его достал своими идиотскими вопросами, придирками и неуважительным отношением к острову и его обитателям!

«Вот ведь послал бог начальничка и его подчиненного…Пара дурных чаек, одни имена чего стоят – «тот, кто беспокоит» и «хватающий за пятку» или «вытесняющий»!

Цепляются за все, что связано с бароном, и всё норовят грязью облить…Эх, не повезло, так не повезло: только- только наладили выпуск листка, деньги потекли в ратушу, работа с бумагами стала и проще, и легче, так на тебе! Прислали замену…Как же жаль господина Нильсена, и где он теперь?»

Юноша тяжело пережил известие о переменах в руководстве мэрии. Барон Брагау ему нравился, еще больше нравилось сочинять заметки в газету, переписывая приносимые старьёвщицей Фридой разные сплетни, а иной раз (да, признаёт!) выдумывать их самому. Невинные, но забавные!

Горожане читали, смеялись, ждали выхода новых листков…И тут их ошарашили – мэра заменили! И началось…Это не так, то не эдак…

И если в работу ратуши родственник графа Ольсена, по его протекции сюда и попавший, особо не вмешивался, только вид важный делал да бумаги подписывал, поскольку тащил все дела заместитель мэра из местных, вернее, давно живущих, герр Оле Есперсен (разорившийся мелкопоместный дворянин с острова Семмсёэ), то в «Островной вестник» этот столичный хлыщ вломился «всеми четырьмя лапами».