«Уууу», – негодующе провыл ученик, грубо хватая развалившуюся старую обезьяну за дряблую кожу живота и заросли лобка.
На что не ожидающая такого порывистого проявления страсти У-у вздрогнула и засопела.
– Наощупь в темноте все женщины секси, – подмигнув, с улыбкой подколола его Джи уже обычным голосом. – А я по ходу дела расскажу одну поучительную историю.
Дима, с которого ангел сбил спесь, обречённо выдохнул и принялся наощупь определять, где у старухи что ещё осталось от женщины.
– Была в истории человеческой цивилизации такая неординарная личность, как Бенджамин Франклин, – начала рассказ Джи. – Слышал о таком?
«Слышал. Какой-то там по счёту президент Америки».
– Дебил. Франклин никогда не был президентом. Он был крупный политик, дипломат, государственный деятель, учёный, писатель, изобретатель, но он никогда не был президентом. Хотя его портрет и зафиксирован пожизненно на стодолларовой купюре. Так вот, этот деятель имел обыкновение заниматься постельными утехами исключительно со старушками. Ревностный защитник института брака, в любовницы выбирал женщин на тридцать, а то и сорок лет старше себя.
«Извращенец», – скривился Дима.
– Бенджамин был мужик умный и не зацикленный на комплексах, в отличие от тебя. А комплексы в нашем деле – вещь недопустимая. Поэтому будем их в тебе ликвидировать. Американец правильно полагал, что у девочек в возрасте больше опыта. А самое главное – они лучше хранят тайны и не вызывают у окружения подозрения в прелюбодеянии. Что же касается их орудия любви – ни один член по ощущениям не отличит молодое влагалище от старого. Оно у всех женщин, за редким исключением, устроено одинаково.
«Конечно. У этой оно дряблое и мягкое», – возмутился Дима.
– Любое явление нейтрально. Позитивную или негативную окраску оно приобретает только благодаря отношению к нему. Ты идёшь по раскалённой пустыне и костеришь жару последними словами. А дойдя до дома, заваливаешься в баню, где температура значительно выше природной песочницы, и получаешь кайф. Явление жары одно и то же, а отношение к нему разное. Отсюда и разное восприятие. Так же и здесь. Можно думать о дряблости и противной мягкости, а можно о нежности и трепетной податливости.
Очаг потух, и Дима, увлёкшись в полной темноте тактильным изучением особи противоположного пола, уже входя в раж, сопел, как и У-у, с удивлением купаясь в новых для себя эмоциях партнёрши.
«Это что же получается? – удивился он. – Я к каждой должен буду персонально подстраиваться?»
– Привыкнув к одной и соблазняясь на новую, ты теряешь то, что возбуждало раньше, и поэтому обречён заново привыкать.
«Женщина с новым мужчиной тоже учится заново получать удовольствие?»
– Нет, – обломала его скоропалительные выводы Джи. – В этом отношении она качественно отличается. Мужчина может получить оргазм с любой женщиной. Ему, в принципе, без разницы, в кого совать, тем более, когда темно и ничего не видно. А вот для женщины всё сложнее. Ни один мужчина НЕ МОЖЕТ довести женщину до оргазма по определению. Он способен лишь помочь ей получить его самостоятельно.
Дима, к этому времени уже достаточно изучив особенности анатомии старушки, доведя себя до состояния «невтерпёж» с мыслью: «Да ладно, всё потом», полез на самку помогать ей в получении удовольствия.
Глава 6. Локация 1. Жизнь подобна поездке по скоростной трассе, где стоит только задуматься о высоком, как ты уже в чьей-то заднице.
Сон как рукой сняло. И Дима, выбравшись из норы побитой собакой, улёгся на покатую стену норы и, задрав голову, уставился на звёздный купол. Красота ночного неба завораживала. Такого сплошного ковра небесных светил он не видел ещё никогда в жизни. Даже находясь здесь уже достаточно долгое время, как-то ни разу не получалось полюбоваться ночным небом.
Всё у него тут как-то не по-человечески. Когда подходило время к «выключению» солнца, он уже был высушен, как сухофрукты, этим обезьяньим цирком. Ни то, что в родном мире, когда в это время суток «жизнь» у него только начиналась, особенно с пятницы. Здесь же наступление ночи проходило в постоянном процессе изучения женской первоприроды на одной и той же особи обезьяньей наружности, с последующей потерей сознания в виде крепкого сна. Притом даже без сновидений.
И вот сегодня впервые поменял особь для исследования и так же впервые не уснул, а вышел в ночь подышать. Почему-то сразу вспомнилась Москва. Почему? Да, наверное, по ассоциации с орущими вокруг джунглями. Местные дебри, подобно столице, тоже по ночам не спали. Это во-первых. А во-вторых, в джунглях в тёмное время суток постоянно кто-то кого-то жрал с визгом и воплями. И это тоже почему-то напомнило милый-премилый мегаполис.
Удобно устроившись на завалинке и размышляя на заумные темы межполовых отношений, он так увлёкся, что не сразу обратил внимание в общем ночном гомоне на подозрительный шум во дворе. А когда заметил источник, то медленно стёк со склона и по-пластунски пополз к старой пальме, где у него была обустроена оружейка.
Тут, как по заказу, из-за кромки чёрных джунглей, чётко очерченных звёздным небосклоном, показалась луна. Неполная, но в большей своей части. Двор посветлел, вырисовывая две тёмные фигуры, сидящие на корточках. Они с шипением о чём-то махали руками, в которых по контурам узнавались деревянные ножи. Эти деревяшки не резали, но зато кололи изумительно.
«Оба на!» – подумал хозяин дома, нащупывая лук со стрелами. – «Вот тебе и обезьяны. До чего хорошего ещё не додумались, а пакостное из них так и прёт. Это что, они меня убивать пришли? Ай да вождь. Ай да сукин сын».
Помахав некоторое время в жестах переругивания, обе фигуры замерли, распластавшись на земле, видимо, поняв, что вышедшая луна их демаскирует. Но, убедившись в своём полном инкогнито, синхронно поползли к входу в Димино жилище, где разделились. Один встал на четвереньки у входа, типа на шухере, а второй змеёй вполз внутрь.
И тут рыжего запоздало перекосило от ярости. До него только сейчас дошло, какую глупость он совершил, решив не кидаться сразу на подосланных убийц, а понаблюдать за ними. Интересно ему, видите ли, стало, что они станут делать, когда его не обнаружат. Дима с ужасом осознал, что в норе остались две взрослые самки и куча детей, которых эти твари уж точно жалеть не станут. А если вождь им поставил задачу не просто убрать политического конкурента, а вырезать всё его семейство? То, что операцией заказного убийства руководит толстопуз, Дима даже не сомневался.
Рыжий хотел было задуматься: «Что делать?», но нахлынувшее гормональное озверение решило эту дилемму без участия интеллекта. Резко натянутый лук, стрела, нацеленная в голову стоящего на корточках наёмника, и последующий приглушённый сиплый рык гомо-дебила разорвал замершую в статичности ночную картинку, превратив её в хаотично замелькавшее действо.
Выпущенный снаряд попал в шею лазутчику. Причём точно в гортань, пробив насквозь и награждая урода оригинальным шейным украшением в виде галстука-бабочки. Вместо того чтобы упасть замертво, раненый принялся изображать курицу без головы, хаотично мечась по огороженному двору, продолжая при этом сипеть.
Разъярённый защитник собственности вложил в лук вторую стрелу и ринулся в дом, не отдавая себе отчёта, как он воспользуется луком в полной темноте замкнутого пространства и притом практически лицом к лицу с убийцей. Но он тогда даже не задумался об этом. Этого и не понадобилось.
Второй убийца вылетел из норы орудийным снарядом, сметая всё на своём пути и опрокидывая Диму у самого входа. Живая болванка задела его вскользь, лишь сломав вставленную в лук стрелу. Хотя рыжий и брякнулся на задницу, но скорее от неожиданности, чем от столкновения.
Пролетевший через двор обезьян отшвырнул безголово бегающего и, сиганув через забор подобно бегуну с препятствиями, кинулся к поселковому костру. Дима, находясь в неописуемом бешенстве, ринулся вдогонку, но потерял время на поиск выпавших стрел, хватая, сколько нашёл. Под руку попало только две.