И так, он «шьёт» не только полотно истории, с его временными параболами, но и точно также «сшивает» пространственные гиперболы собственной внешней реальности.
Всякий глубоко чувствующий, и широко осмысливающий человек, как правило, с самого своего детства, уже знает, что ему предначертано создать нечто небывалое…, или сделать нечто выдающееся. Он чувствует, в своей сакральной глубине, некий гений…, и ему, всё время кажется, что он видит, слышит, и чувствует мир – в более ярком свете, чем все остальные.
На самом же деле, он ощущает ту потенциальную энергию, которая сублимируется на определённых этапах его жизни, либо, в сильнейшую любовь, либо в ненависть…, которая, может спать в нём, до поры до времени…, но которая, обязательно проснётся, и выведет на орбиту своего носителя, – орбиту только его эклиптики.
В свою очередь, «посредственность», не обладающая такой латентной энергией духа, всегда знает, что она посредственность. Ни того, ни другого, утаить от себя самого, – невозможно! И будь ты трижды актёром, твоя плоскость, и мелкородность, – выявится…, как и твоя истинная глубина, всегда проявит себя в том, или ином свете.
Классическое образование нашего социума, в первую очередь, необходимо именно посредственностям. Ибо, посредственность, всегда стремится закрепить свой статус. Ему жизненно необходимо утвердится здесь, и сейчас…, ему нужна определённость, не столько в собственной учёности, сколько в документе, подтверждающем этот, его статус. Только в этом случае, он осознаёт себя, не неудачником…, и чувствует себя, как говорят теперь, в тренде.
Одарённому человеку, глубоко чувствующему, и широко мыслящему, нет нужды в таком классическом образовании, (по крайней мере, лет до сорока пяти). Скорее, оно даже ему противопоказано…, и он должен бежать от него, как «чёрт от ладана»! Ибо, рискует вместе с таким образованием, потерять самое важное в своём сердце…, – свою оригинальность, свою неповторимость, и своеобразность, – то есть, свою гениальность…, в угоду конъюнктуре образованного социума.
В таком институте, его извилины выпрямят, и изогнут на определённый лад, в угоду общего политеса социума, и в соответствии, с глубоко надуманными интересами этого социума. И то, что, в исторических пластах нашей становящейся цивилизации, мы мало обнаруживаем среди общепризнанных гениев, настоящих самоучек, говорит лишь о том, что наш социум признаёт, как правило, только те головы, которые подтвердили свой статус…, и потому, к ним прислушиваются, и приглядываются более пристальнее.
Гений – без статуса, для нашего общества, всегда лишь – чудак. Подтверждение его состоятельности, уже утвердившимися авторитетами, является главным, основополагающим критерием здесь, для всякой оценки. Гений, не возведённый, такими, утвердившимися авторитетами в ранг, или хотя бы не принятый в их клуб, неминуемо превращается, в – гений, лишь для себя самого. И ничего, кроме иронии, в этом обществе, не вызывает. Такова жизнь.
Мои стремления к познаванию, как, наверное, у большинства стремящихся к нему, с юношества боролись с противостоящими им, рефлексами моей чувственности. Мои глубокие врождённые инстинкты, стремились к праздности в каждую минуту жизни. Получать удовольствие, от окружающей природы, без проникновения в её суть…, получать удовольствие от свободы, присущей такой праздности…, удовлетворять свои душевные тонкие рецепторы беззаботного бытия…, наслаждаться поверхностным парением, без какого-либо принуждения…, и той великой любовью ко всему и вся, которая, неминуемо угнетается всякими проникновениями вглубь действительности…, и разрушается вивисекцией собственных мотивов.
Да… Я всей своей душой, стремился к праздности. Меня не заботило будущее…, я хотел жить здесь, и сейчас полной, без каких-либо ограничений, жизнью. И только обязательства, накладываемые обществом, портили мне эту беззаботную жизнь. И я выполнял все предначертания, таких обязательств, в той мере, которая позволяла мне, не выпадать совсем, из контекста…, и в тоже время, сохранять паритет, для собственной воли. То есть, ровно настолько, чтобы казаться посредственностью, и быть, и пользоваться всеми, дающимися «стаду», привилегиями…, но оставляющему в собственной душе, безграничное стремление к свободе…, позволяющее, всё же, чувствовать себя личностью.
Да. В этическом плане, для оценки обществом, (если бы оно могло заглянуть в меня), это было бы расценено, скорее всего, как паразитизм, и предательство. Но общество, не способно заглядывать внутрь личности…, и потому, для него, всё выглядело вполне пристойно…, по крайней мере, достаточно терпимо.
Средний обыватель плывёт, словно планктон, не выделяясь особо, из общей массы. Но смешон тот, кто пытается выделиться, ради самого выделения…, не имея в себе, ни глубины, ни воли, ни настоящей, всеохватывающей осознанности.
Таково, кстати сказать, большинство ныне выделяющихся личностей, называющих себя звёздами…, беспрестанно борющихся за своё величие, и мелькающих на медиа пространстве…, так помогающее им, в этом стремлении. Хотя, если посмотреть на всё это, снисходительно, и непредвзято, то, даже одно только подобное желание, такое мощное, и преодолевающее, тоже – чего-то стоит…, а этого, у них, – не отнимешь.
Итак, – ключевые моменты…
Как правдивы, и проницательны были слова великого мыслителя, и тонкого психолога Европы девятнадцатого века: = «Счастье, и несчастье – братья близнецы, которые растут вместе, и у большинства, остаются оба недорослями…» «Что тропа, ведущая к собственному небу, всегда проходит через сладострастие собственного ада…» Чем сильнее, и совершеннее становится дух, тем чаще он ищет не простых удовлетворений. Удовлетворений, замешанных на сопротивлении, на противостоянии…, замешанных, в конце концов, на крови…, где он начинает по-настоящему ощущать собственные силы…, где его воля начинает ликовать, от настоящей, но не от суррогатной победы!
= Что мы знаем о жизни, и мире, пока не испытали настоящего счастья…? =Что мы знаем о собственном духе, что мы можем знать о нём, пока наше тело, и наша душа, не столкнулась с настоящим злосчастьем…?
Первое, мы, в наиболее полной мере, познаём во время первой юношеской любви… Второе, – во времена невосполнимых потерь, когда непреодолимой стеной пред нами, встаёт «безвозвратное».
Какое Великое счастье, замешанное на боли в груди, я испытывал во времена моей юношеской влюблённости. Нет! Это невозможно описать! Отмечу лишь то, что в это время, всё сознание устремленно в одну локальную точку на земле…, и нет ничего важнее, этой самой точки!
Это можно назвать гением духовности! Ибо, в такие времена, все параболы твоего мира, невообразимым образом, сходятся в едином зените…, образуя синтез, – сплав веры, сознания, и всех стремлений! И в этом зените, начинают рождаться, и вылетать во все стороны, ангелы! И разлетаясь по весям, они превращают весь мир – в благоухающее, цветущее всеми красками, творение!
Но ангелы – не живут долго…, они, словно мотыльки-однодневки, проживают свой короткий век, в счастье…, и когда приходит время, когда, по закону циклической природы, должны начаться будни, – умирают…, так и не познав этих будней.
Каждый, кто желает продлить свой век, должен понимать это. Ибо, продлевая его, он непременно должен столкнуться с настоящими буднями…, и теми страданиями, что необходимо содержат в себе, эти «будни».
– Такова жизнь. И так, человеческая жизнь, на долю которой, выпадает слишком много страдания, на самом деле, скорее всего, просто слишком длинна. Фатум жизни – неумолим. И здесь, нам не обмануть ни себя, ни природу.
Но, и в счастливом юношестве, когда счастье кажется, имеет неоспоримый приоритет, на самом деле, всё уравновешенно. И только с высоты прожитых лет, чудится, что в ней было счастья больше, чем горестей. На самом же деле, всё было сбалансированно…, и каждая счастливая минута, обязательно уравновешивалась несчастной минутой.
Но столько настоящего счастья, сколько, в прожитый день, испытывает юноша…, в зрелой жизни, он испытывает – за десятилетие! Здесь уже, тот «сливочно-клубничный коктейль счастья», растворяется в обыденности…, и концентрация его, становится, всё более разбавленной «кисло-горькой субстанцией бренности» …, приводя, к всё более продолжительным приступам меланхолии, и сплина…, и к всё более частым неудовлетворённостям духа.
