Глава 10

Весь день она ходила ниже травы, тише воды. Старалась не попадаться мужу на глаза. Обед накрыла, пока он был в сарае, ужин готовила, когда Панкрат чинил колесо телеги. Степан крутился вокруг отца, помогал в мужской работе, а Галя лежала на кровати и просила малыша не покидать ее чрево. Она была уверена, если этот ребенок сохранится, то свекор полностью попадет под ее влияние.

– Так тебе и надо, – Галя слышала утренний разговор между родителями Степана. – Теперь ты будешь молчать, а я потихоньку возьму власть в свои руки. Повезло мне со свекром. Ох, как повезло.

Галя слушала, как за окном муж и его отец работают, переговариваются, обсуждают важные вопросы.

– Кроватку сам сооружу, – Панкрат вешал колесо на ось. – Да такую, чтоб лет на десять хватило.

– Так в чулане есть. Еще от меня осталась, – Степа сидел на корточках и наблюдал за руками отца.

– Нет. Пусть у внука будет новехонькая. Мог бы и купить, но не стану. Мой дед, мой отец своими руками для детей кроватки собирали. Традиция у нас такая. Если ребенок спит в такой кроватке, то набирается отцовской силы.

– Пап, а мама рассказывала, что ты для Феди с рук брал…

– И что? Брал и брал. Мне тогда не до кроваток было.

– Из-за брата?

– А это ты к чему?

– Просто слышал как-то, что ты на него злобу держишь. Почему вы не общаетесь? К нам дядька не ходит, и ты к нему ни разу не ездил.

– По кочану. – Насупился мужик, отпустив колесо. Крутанув его, Панкрат улыбнулся проделанной работе. – Готово.

Степан поднялся на ноги, сунул в карман штанов руку и достал пачку с папиросами.

– Чего задумался? – отец вытащил из его пачки одну папиросу. – Из-за мало́го? Не переживай, – хлопнул сына по плечу. – Будет жить. Сердцем чую.

Оба закурили. Помолчали, посмотрели на дорогу, потом – на телегу. Панкрат выдохнул серый дым, цокнул и сплюнул рядом с колесом.

– Хорошая тебе жена досталась, сын. Я б за такой, как за горой был.

– А откуда знаешь, что она хорошая? – Степан уставился на отца.

– Жизнь прожил. Теперь все вижу, чувствую.

– А мать? Тоже для тебя хорошая?

– Ну-у, ладно. – Панкрат не стал отвечать на вопрос. Махнув рукой на телегу, затушил о подошву сапога окурок и строго сказал: – ужинать пора. Потом проверим. А ты Гале отнеси харчи. Вставать ей не вели. Иначе точно без мальчонки останемся. Береги ее. Она теперь твоя правая рука. В общем, живите дружно.

– Я не уверен, что…

– Я тебе дам! – гаркнул отец, замахнувшись кулаком. – Не уверен он. Жив наш Федос! Жив, я сказал.

Плотно поужинав свежей картошкой, пожаренной на сковороде, и засоленным салом с парным молоком, мужики разбрелись по комнатам. Панкрат вернулся, заглянул к Гале, спросил о ее самочувствии, еще раз напомнил о постельном режиме, а потом сел у красного угла. Марфа услышала, как ее муж шепчет молитву. Шепчет, хлюпая носом.

– Паразит, – шепнула она, навострив уши. – Во как, к девке сердцем припек. С чего бы это? С какого перепугу он так о ней заботится?

Ответ был прост – Панкрат всегда мечтал о дочке. Он так хотел иметь дочь, что даже фантазировал, как она будет выглядеть, какого цвета у нее глаза, как звучит ее задорный смех. Он и имя ей дал еще до рождения Федора – Настасья. Об этом он никогда и никому не рассказывал. Мечтал себе втихомолку и улыбался, когда перед его взором возникала маленькая девчушка, носящаяся по полю, как угорелая. В его роду только мальчишки рождаются. Отец всегда говорил, что без мужской руки семьи не существует. Маленький Панкрат слушал и соглашался, потому как перечить отцу противопоказано.

Прошел месяц. Галя ходит сама не своя. Ждать ли красных дней календаря или можно рыдать в подушку, горюя о потере ребенка? Каждое утро она просыпалась в страхе, что обнаружит на простыне красное пятно. Осторожно приподнимаясь, Галя проводила ладонью сначала по подолу сорочки, потом – по простыни. Сухо. Слава тебе Господи, сухо! Выходя из комнаты, она широко улыбалась.

– Чего скалишься? – Марфа вытаскивала из печи чугунок с молочной кашей. – Бегом корову отвязывать. Я не успеваю мужиков кормить и за скотиной приглядывать.

– Как же Вы раньше без меня жили? – поддевала Галя свекровь, выходя в сени.

– Счастливо жили. У-у, стерва, – Марфа провожала сноху колким взглядом и ждала, когда сын вернется после купания.

Летом и до середины сентября Степан часто бегал на речку, чтобы искупаться, подумать о самом сокровенном, встретиться с другом.

– Степ, как оно – быть женатым? – Митька выжал трусы, надел их и потянулся за штанами.

– Да я еще не разобрал. – Выходя из воды, Степан попрыгал на одной ноге, постучал ладонью по уху, чтобы выбить воду из слухового прохода.

– Да ла-адно! – друг затянул ремень на поясе. – Тебе ж все карты в руки! Обнимайся, сколько хочешь, целуйся. Не надо теперь к девкам приставать. Слушай, а как она, а?

– Что, как? – Степа встряхнул свои штаны.

– Ну-у, лучше Любки грудастой? – вытянув шею, Митя приготовился к признанию во всех оттенках.

– Пошли домой, – одевшись, Степа потопал на дорогу.

– Чего-то я тебя не узнаю, – догнав друга, Митя поравнялся с ним. – Давай, рассказывай. Как там у вас, а?

– Отстань, Мить. – Удивительно, но Степан не хотел выкладывать интимные отношения на всеобщее обозрение. Он чувствовал, что это будет нечестно по отношению к Гале.

– А это, ну-у. Кусается, не?

– Еще раз спросишь, я тебе грудь пробью, – разозлился парень и прибавил шагу.

Дома ждал его сюрприз. Да такой, что Степан ненароком в глаз получил, потому что отец слишком резво размахивал кулаками.

Глава 11

– Сказал же, отойди! – прикладывая намоченное холодной водой полотенце к виску, Панкрат сидел на завалинке и косился на сына, которому Галя прижала капустный лист к покрасневшей скуле. – Куда ты лезешь, сморчок?

– Бать, кто ж знал, что мне… прилетит, – исподлобья поглядывая на рассвирепевшего отца, Степан краем глаза ловил натянутую улыбку дяди Егора, подпиравшего спиной колесо телеги.

– Ты всегда должен быть за отца. Если он машет кулаками, твое дело – помогать, а не разнимать! – Панкрат злился и сопел, раздувая ноздри.

В кухне за столом сидела Марфа и осторожно поглядывала из-за занавески, глотая слезы. А на крыльце стояла Галя. Она смотрела на дядю Егора, как завороженная. Слышала когда-то, что бывают люди, похожие как две капли воды, но никогда не встречала таких. Сейчас было стойкое ощущение, как будто на нее смотрит второй Панкрат Федосеевич.

– Я с тобой еще разберусь, – прохрипел Панкрат, закуривая папиросу. – Чтоб дорогу к моему дому забыл. Зачем приперся? Я ж тебя предупреждал.

– Я ж по-людски хотел, брат. – Еле дыша ответил Егор. – Сколько можно из себя барышню изображать? Давай поговорим… – аккуратно потрогал нос, – по-мужски.

– Поговорили уже, – вполголоса ответил Панкрат. – Иждивенец. Я ж чуть тебя на тот свет не отправил.

Немного поостыв, Панкрат уже не мог злиться на родного брата. Он с наигранным презрением поглядывал на Егора, делая вид, будто тот ему безразличен. Но в душе Панкрат был не просто рад, в его груди запели птицы. Столько лет не знаться… У каждого гордость взыграла.

Много лет назад, выгнав Егора из своего дома, Панкрат был уверен, что сделал одолжение ему – сохранил жизнь. В тот злополучный день, когда он застал Марфу и Егора обнимающимися, на глаза мгновенно опустилась пелена. Панкрат был похож на дикого зверя, рычащего на соперника, отобравшего добычу. Драка была знатной. Панкрат чуть ли не все кости пересчитал Егору. Марфа пряталась от мужа за сараем, опасаясь за свою внешность. Муж пообещал исполосовать вдоль и поперек, потому что не поверил ее оправданиям.

– Он сам ко мне пристал! Я его не звала! – прошмыгнув мимо разгневанного Панкрата, молоденькая Марфа рванула в самый конец двора.

«Поупражнявшись» как следует над братом, Панкрат отправил его восвояси и чуть ли не проклял, крича вслед угрозы: если тот еще раз попадется Панкрату на глаза, то будет возвращен родителям в виде отбивной. Вот и сегодня Панкрат не успел выкурить папиросу, прохаживаясь с конем по полю за сараями, как увидел чужака, прошмыгнувшего в хату. Недоброе почуял мужик. Привязал скакуна к невысокому столбику, вкопанному в землю, и поспешил к дому. И вот случилась такая оказия – Панкрат ворвался внутрь и увидел, как Марфа вытирает слезы, а тот стоит рядом и держит ее за руку. Ревность разбушевалась. Не слушая брата и жену, мужик выволок Егора на улицу и начал мутузить изо всех сил. В это время вернулся Степан. Он пытался оттащить отца, испугавшись за дядю, но отец развернулся и вдарил.