– Что «мам»? – она вытерла слезы под глазами краешком потрепанного платочка. – Он из меня всю душу вытряс, пока ты тут жизни радовался. Все здоровье из меня высосал, столько кровушки попил. У-у-у-у – завыла белугой старушка и уткнулась носом в широкую грудь сына.

Глядя на плачущую женщину, Галя вспомнила о своем отце, как он устраивал разборки дома с мамой. Злость подкатила к горлу, вот так взяла бы дровину и опустила на его бестолковую голову, со всей силы. Пожалела Галя старушку, представив на ее месте свою маму. Сходить бы к ней в гости, да отца видеть нет желания, слышать его голос, пакостные издевки, унизительные оскорбления. Виделась Галя недавно с мамой да только та поздоровалась и прошла мимо, даже «как дела» не спросила. Понятно, почему она так себя ведет. Отец обиделся на Панкрата Федосеевича, шибко обиделся, что тот его при всех за ворота выкинул. За дело же выкинул! Незачем было на чужое добро свой пьяный глаз класть. Теперь это добро Гальке принадлежит. Улыбнувшись последним мыслям, Галина выпятила грудь вперед.

– Чего лыбишься? – прошипела Марфа. – Отпраздновали. К похоронам готовиться надо.

Праздник не состоялся. Обмыв тело, Панкрат и Марфа одели его в чистое, новое, что было у Панкрата. На следующий день купили все атрибуты для похорон, позвали копщиков могил, а через день попрощались с Федосом. Никто не плакал над его телом. Все были с хмурыми лицами, только Панкрат часто вздыхал и думал над словами матери:

«Гонял по морозу. Издевался…»

– Не верится, – прошептал Панкрат, наблюдая, как закапывают гроб. – Отец был слишком серьезен, но чтобы бить… жену… Не верится.

На поминках, когда все выпили за усопшего по первой стопке, Панкрат вдруг задал давно мучавший его вопрос. Странно, что раньше не спросил, видимо, был чересчур загружен разными мыслями.

– Егор за нее заступился – это я понял, – погладил мужик жесткую бороду, – а где же он язык потерял?

Глафира моментально повернулась к детям и начала успокаивать двух братишек, которые толкали друг друга из-за стула. Мол, Федя хотел сесть у окна, но это место занял Алеша. Ребятишки постанывали, пытались друг друга ущипнуть да посильнее, но бабушка их быстро усмирила.

– Цыть, безбожники. Кому говорю, цыть. Вам тут не гулянка. На поминках сидите, а не на свадьбе.

Сняв Федю со стула, она легонько шлепнула его чуть пониже спины и отправила в комнату. Федя расстроился. Завыв от обиды на строгую бабушку, он приложил ладошки к попе и побежал прочь. Алеша выпрямил спину, чтобы бабушка его не отругала. Так ему и надо, Федьке этому, пусть не лезет!

– Мам, – Панкрат хотел продолжить разговор, но мать за секунду переключилась на Дуню.

– Совсем за ними не следишь. От них столько шума, что у меня вечерами голова раскалывается. Нет от вас покоя, ироды. Пристроились на чужом горбу и ездят.

– Дуня, хоть ты мне скажи, – Дуня тут же поспешила переодевать Кузю.

– Обмочился, я сейчас, – она подхватила малого под мышку и понеслась в спальню, искать запасные штаны.

Панкрат понял, увиливают от ответа.

– Ну, раз вы молчите, тогда я сам узнаю, – поднялся он и обратился к сыну. – Степан, собирайся, завтра поедем в деревню.

– В какую? – Глафира резко развернулась, округлив глаза.

– В нашу. – с сарказмом в голосе выдал Панкрат и вяло потопал в комнату.

Глафира побледнела и сразу поскакала следом.

Глава 32

Они долго о чем-то спорили, Глафира иногда повышала голос, повизгивала, а потом наступило затишье. Галя и Степан краснели от ожидания, что там происходит? Марфа не спешила, она сидела за столом и прислушивалась к каждому шороху. Дети уже поели, оделись и убежали на улицу, играть в снежки. Дуня так и не появилась на кухне. Она осталась у себя, чтобы Панкрат не лез к ней с дурацкими вопросами. Пусть мамашу свою донимает, а Дуня ни в чем не виновата. Не она кидалась на мужа с кулаками, когда он пытался вразумить Егора. Нет Егора, нет свекра – дышать стало легче.

– Ты куда? – спросила Марфа сына, когда он встал из-за стола.

– Пойду, гляну, что они там замолчали, – Степан повернул голову на мать.

– Сядь. Не наше дело. Сейчас влезешь и сразу схлопочешь. Видишь, как бабка зад свой прикрывает? О-о, всей кожей чую, что-то здесь не та-ак.

Степан постоял немного и сел за стол. Но Галя медлить не стала.

– А тебя куда понесло? – свекровь посмотрела на нее так, будто сейчас пронзит прищуренным взглядом.

– Надо, – ехидно ответила сноха, не останавливаясь.

Она вошла в комнату и через секунду выскочила оттуда пулей.

– Степан! Беги сюда!

– Зачем? – растерялся парень.

– Батьке плохо!

Марфа кинулась смотреть, что там случилось. Панкрат сидел на стуле, держась за сердце, а Глафира поглядывала в окно. Вот стерва, и даже не пикнула, что мужик от боли корчится!

К вечеру Панкрат оклемался. Он лежал на постели и слушал, как жена отчитывает его мать. Женщины находились в кухне, детишки бегали по дому, а Степа и Галя не отходили от грустного отца.

– Не лезь, куда собака нос не совала, – огрызалась свекровь, попивая чай. – Я тебе ничем не обязана.

– Из-за тебя чуть Панкрат не умер. Второго сына хочешь похоронить? Не будет этого, – Марфа металась по кухне, разъяренная, как дикая кошка. – Если бы не Степка, то и еще одного на кладбище снесли. Да какая ты мать после этого?

– Да, я – мать, а ты – гулена. Забыла, как с Егором по сеновалам шастала? Помню, как Федос вас поймал, а ты потом ему в ножки кланялась, чтобы он Панкрату ничего не говорил. Забыла?

– Замолчи! Что было, то прошло. Мы с Панкратом душа в душу жили, пока ты тут не появилась. Гляньте-ка, привез полудохлую, а она тут ожила.

– Да, ожила, потому что так бог решил. Значит, Ему угодно, чтобы я рядом с Панкратом находилась, потому что…

– Да он из-за тебя чуть не помер!

– И что? Похоронила одного сына, значит, судьба такая, чтобы похоронить и второго.

– Да что ты такое говоришь, безмозглая? Кто тебе дал право…

В кухню вышел Панкрат. Женщины притихли. Он был бледен, можно сказать, слаб. Упершись плечом в дверной косяк, погладил пальцами усы, глядя на мать исподлобья.

– Не была б ты моей матерью, давно б обратно отвез, – проговорил он охрипшим голосом.

– Панкрат, как так «отвез»? – захлопала глазами Глафира. – Как ты с матерью разговариваешь?

– Как заслужила, так и говорю, – выдохнул мужик.

– Побойся бога, я тебе не кто-нибудь, а мать.

– Мать, которая смерти мне пожелала?

Марфа ахнула. Глафира поднялась, поправила платок на плечах и подошла к сыну.

– Ты меня не так понял, – ласково погладила его по руке. – Я сказала…

– Помню, что ты сказала: «Лучше бы с Егором местами поменялись».

– Гони ее к чертовой матери, Панкрат! – заорала Марфа. – Ты же сам видишь, что из-за нее одни беды в нашем доме!

– Не в вашем, а в нашем, – поправила ее свекровь. – Ты здесь никто.

– Да что она несет?! – от злости осипла Марфа.

– А то. Панкратушка, она ж не только Федьку, но и Степушку нагуляла. Вот ведь, живешь и не знаешь, что дети не твои.

– А чьи? – мужик начал потихоньку сползать по косяку.

– Врет она! Вывези ее обратно! – голосила Марфа, боясь, что и ее выставят за порог.

– Вывезу, – прошептал Панкрат и рухнул на пол.

Глава 33

Марфа завизжала от страха, когда на ее глазах грохнулся муж. Подхватив его голову, начала вопить, как сумасшедшая. Степан бросился к отцу. Оттолкнув мать, которая была не в себе, потащил батю в спальню. Начался небывалый переполох. Дети от страха спрятались в комнату и расплакались, Дуня выглядывала в дверную щелку, переживала за хозяина дома и свои еще не исполнявшиеся планы. Глафира осталась в кухне. Поджав ноги, она сидела на лавке и прислонялась спиной к печке. Пусть сами вокруг Панкрата прыгают, а против воли бога не попрешь, если помрет, значит тому и быть. Галя мигом метнулась за водой и чистым полотенцем. Когда Степан положил батьку на кровать, Галя начала делать примочки, прислушиваясь к его дыханию. Свекор лежал на спине с приоткрытыми глазами и высоко вздымал грудь, как будто вдыхает какой-то приятный аромат.