– Пока на одну эту.

– А насчёт женщин, мы ведь, трюмный, спецназовцы – натренированные: обучены без баб обходиться. Да и потом, готовить нам особо нечего, и стирать, сам видишь, тоже, смекни, нет. Сменки нет. – Председатель одёрнул китель морского офицера без знаков различия, надетый поверх одной тельняшки и кальсон. – А напряжение снять, проблемы здесь в деревне у полеводов нет – фельдшер наш на это дело охоч. Проблемы – у меня. Камса, так фельдшера кличем, один, а полеводов сорок человек, вот и бегают в соседнюю деревню. Мужики в сопки по бабам, хлопцы на завалинку к девчатам. Боюсь, дети пойдут, а их кормить надо. Також конфликты с соседним колхозом «Мирный», с мужиками и парнями, нередки. Я, почему тебе рассказываю и спрашиваю, будешь ли на острове и в последующие навигации – презервативы нужны. Зяма привозит, но задорого. С тобой я бы менялся на это. – Председатель полез в планшетку и вытащил наполовину предмет – пластину серо-желтоватого цвета, толщиной в два пальца. – Тушёнку привезли не из черепахи?

– Черепаху всю… извели… Из пингвина… тушёнка.

– На вкус отдаёт вроде черепахой, чуть кониной, – сглотнул слюну Председатель.

– След!? – вырвалось у офицера. И он сглотнул.

Пластина из песка, обожжённого до стеклообразной массы, видна была стороной с отпечатавшимся в ней протектором сапога. «След», да какой! От обуви не простой. О «следах» этих знал всякий, что на Земле, что на Марсе.

– Так как тебя зовут, сынок? – повторил Председатель вопрос. Показывал он пластину, сделав шаг в сторону, спиной к гондоле ветролёта: закрывал собой, чтобы вахтенный с мостика не видел.

У парня глаза загорелись. Ему показывали – так запросто! – «след» от сапога скафандра разведчика экспедиции, впервой высадившейся на Землю. Необычный! «След» оставленный в обледенелом снегу – редкость, а тут – в песке! Да такие отпечатки никто и не видел! Первопроходцы с Марса ведь тогда в скафандрах походили недолго – пришлось их на тулупы заменить, а вместо сапог валенки надеть и на лыжи стать. И не просто показывали, сделку предлагали!

– А? – встрепенулся офицер. – Иван, – назвался вторично, шумно сглотнул и спросил: – Тот самый?

– Глазам не веришь. Тот самый. Протектор подошвы, видишь какой? «Зубастый». Реликт. Но какой! Этот «след» – в песке, как видишь, не в оледенелом снегу. Не растает. В ЗемМарии патрулирование по всей Антарктиде проводил, нашёл. Песком первопроходцы шугу посыпали не из опасений поскользнуться, а чтобы обозначить тропку. Повезёшь на «Звезду», – ты ведь точно не земляк, Ваня, – небён: фамилию не назвал, нет у тебя её – не рассказывай никому, что у меня на Бабешке выменял. Сам понимаешь, находку втайне держу. Репортёры, менялы – ладно, но реликты у меня, военного, сохиды просто конфискуют. За гвардией «си» не заржавеет. Бери.

Офицер взглянул на рубку гондолы, и шёпотом:

– Отойдёмте в сторонку, в тень.

– Вахтенный о нас, Ваня, подумает некрасиво. Форма твоя, извини, – «петушиная», его на мысль греховную наведёт, сам понимаешь. В ЗемМарии дизайнера часом на рею не вздёрнули, творца-оригинала; да и адмиралы с генералом альянса совсем охронели. Слышал, арабские адмиралы воспротивились эскизам, но адмиралы американские и русский генерал утвердили. За отгородку станем, по грудь только видны останемся.

– Больше ста шагов будет, вахтенный тревогу подымет, – заволновался Иван, моя колкость насчёт «петушиного» дизайна формы каргоофицера сейчас его – когда «след» предлагали – ни в коей мере не колыхала.

– Ладно, повернусь спиной, не увидит. Берёшь?

Иван потянулся к дару – как подумал по простоте душевной марсианина молодого – но Председатель с возмущением уронил пластину назад в планшетку:

– У меня что, сотни таких. Тропка была в двадцать шагов длиной – от палатки до отхожей ямы.

Иван опешил и, поняв, что от него ждут, испуганно зыркнул на мостик с вахтенным: меняться – ему, оф-карго, младшему лейтенанту, трюмному, ни разу не меняле! Супер-оф-карго всыплет, а патрон узнает, в наказание на острове оставит.

– Как знаешь. Не знаешь, у вахтенного будет закурить?

– На… что… меняемся? – сумел только промямлить Иван обычную для менялы фразу.

– Достанешь сигарету мне закурить и расстегнёшь карман штормовки, я «след» переложу. А через час, сюда загляну, вынесешь тушёнку и сигареты, в упаковках целых, – полез Председатель в планшетку.

– Карманы штормовки зашиты, так у трюмных положено. И у меня нет упаковок.

– Ладно, запазуху тюбиками и пачками набьёшь, сколько сможешь.

– И пачек с сигаретами нет, не курю я, – расстраивался Иван. – В… кармане блок, почти целый, трёх пачек не хватает.

– Блок?! А в каком кармане, они ж зашиты.

– В потаённом… блок за гульфиком шорт штормовки, подшит с изнанки в промежности штанов, на заду.

– Понимаю, вместо подгузника. А залезть, молнию расстегнуть, или пуговки?

– Ширинка шорт на липучках, в штанах ширинка на молнии.

– Посмотри, вахтенный на месте?

– Ага. В рубке на мостике.

– Моих видишь?

– Нет, один боцман.

– Поверни фуражку козырьком и кокардой на лоб – покажи этим боцману, что погрузка завершена, пусть думает, что мы с тобой без дела здесь калякаем. Развернись к нему в пол-оборота и загибай пальцы, будто рассказываешь мне – одно, дескать, молодому офицеру надо, второе надо, третье надо. Липучки отлеплю, молнию распущу и блок достану я сам.

– Ага. Только под штанами нет… и я без трусов.

– Ваня, мне не до глупостей, я курить хочу.

– Странно, вахтенный стоит – по мостику не прохаживается… Только блок сразу спрячьте, – прошептал Иван и повернул фуражку козырьком на лоб.

– Не боись, Ваня. Загибай пальцы.

Трюмный пальцы загибал, а Батя обменял «след» на блок сигарет. Упаковку сунул за резинку своих кальсон и прижал поясным ремнём офицерской портупеи, запахнул и застегнул на пуговицы китель. А потянулся стянуть молнию, лейтенант отстранился, покраснел и сделал это поспешно сам.

– «След» в рукаве понесу. Отвлечёте боцмана?

– Ты пальцы-то загибай. Отвлеку. Попрошу проводить в трюм к лоботрясам моим.

– Так они не на камбузе? В трюмных погребах все!

– Ну да. Меня ждут, я их из погребов на камбуз поведу. И кока вашего мне надо прежде разбудить, подготовить: он покормить четверых только ожидает.

– В тех погребах, по углам под парусиной, бананы… спрятаны. На одеколон в Рабате… выменял. – Офицер сорвался было с места к гондоле, но Батя удержал за плечо.

– Постой, Ваня! Не повезло тебе. Пусти козла в огород – одного, а здесь аж сорок изголодавшихся. Извини, Ваня, я не знал про бананы. Запчасти, соляру приказал не трогать.

– Суперкарго узнает, голову мне оторвёт!

– Так уж и оторвёт. Ты на отвальный завтрак сюда не приходи, больным скажись. Тушёнку вынесешь, я тебя ждать буду с кружкой «Фирмы» и котелком пюре – самогонку и закуску нашу отведаешь.

– Я не пью, мне нельзя – я трюмами заведую. А про пюре из островной ягоды-оскомины наслышан, от неё у вас шерсть по телу, зубы и уши такие. Босс и шкипер вас чебурашками называют. Я спросил кто такой этот чебурашка, – так не сказали, слезу смахнули и меня в погреба крыс гонять отослали.

– Тогда киселя из оскомины принесу. Попробуешь. Такого ты, трюмный, не пил.

– Заведовал трюмами, – обречено вздохнул Иван и спохватился: – Мне тушёнку вынести?! Мы же на блок сигарет поменялись.

Председатель ударил себя по лбу.

– Ах да! Извини. С памятью у меня что-то – провалы случаются. Пальцы продолжай загибать, – полез Батя в планшетку. – Вот второй «след». Передашь своему боссу в компенсацию за бананы… Не посмотрел, блок сигарет, каких?

– Мальборо, – ответил Иван, закладывая пальцы в кулак и постреливая глазами, то на рубку гондолы, то по углам пустого амбара.

– Да не дрейфь ты так… Как ты сказал? Мальборо? Ух ты! Ты, вот что, Ваня, послушай моего совета. Вернёшься на «Звезду», «след» сбывать не спеши. Ты молод, вся жизнь впереди, а на пенсии за реликт этот – к тому времени ценность его во сто крат возрастёт – выменяешь себе отдельную комфортабельную блок-ячейку в Кремле «Звезды», с фикусом. В иллюминатор, и Марс, и Землю, и звёзды будешь наблюдать.