Хэн посмотрел ей в лицо, и она заметила упрямую твердость его взгляда. Ученый не хотел приезжать сюда. Сначала он наивно полагал, что у него есть выбор. Хэн вырос в Гонконге и был еще ребенком, когда этот регион был возвращен Китаю. Тем не менее он держал себя – все шесть футов своего тела – так, словно оставался между двумя мирами: между Востоком и Западом, между гражданской жизнью и военной властью. В нем сохранилась упрямая воинственность, с которой Дайюй уже столкнулась с момента его прибытия.

В лаборатории на разных местах работали еще четверо, и все четверо, казалось, старались избегать ее взгляда. Двое были выбраны самим Хэном. Дайюй выбрала другую пару, лейтенанта и младшего лейтенанта, помогать доктору и следить за его действиями. Но в конечном счете ответственность лежала на Хэне.

Она перешла к биоинженеру.

– Как наш пациент?

– Взгляните сами, капитан. – Хэн подвел ее к окошку, выходившему в соседнюю комнату. – Не думаю, что он протянет еще день.

Цзе Дайюй пристально посмотрела на фигуру, лежащую на больничной койке в герметизированном помещении. Одинокая медсестра в белом костюме биологической защиты проверила капельницу, по которой ему в руку, его единственную неповрежденную конечность, попадал морфий. В рот и нос были вставлены трубки, соединенные с респиратором, который ритмично поднимался и опускался.

Подводник оказался старшиной второго класса с подводной лодки «Чанчжэн-24». Он был единственным выжившим, найденным в спасательной капсуле, обнаруженной десятью днями ранее. Старшина сильно пострадал. Его ноги были поражены – затвердевшие, почерневшие, как у трупа, словно нижнюю половину его тела окунули в масло. Боль и бред мешали ему отвечать на какие-либо вопросы или объяснить свое состояние. За последние дни недуг распространился и пополз по его телу: теперь корка покрывала половину груди и левое плечо, и спустилась наполовину вниз по той же руке. Никакое введение лекарств или лучевая терапия не смогли остановить его распространение. Только один вид лечения показал хотя бы минимальную эффективность – а именно снижение температуры тела больного в ваннах со льдом и подкисление его крови. Тем не менее это лишь замедлило заражение, а не остановило его.

– Нам пришлось реанимировать его дважды за ночь, – сообщил Хэн с легкой ноткой ярости в голосе. – Он не продержится долго, даже несмотря на все наши героические усилия.

Дайюй прочла на лице доктора сострадание. Хэн три дня назад попросил, чтобы она позволила этому человеку умереть, но капитан велела Хэну сохранять ему жизнь как можно дольше – или, по крайней мере, до тех пор, пока у них не будет больше ответов. На данный момент никто не знал, было ли причиной его состояния случайное воздействие неизвестного токсина или же это свидетельство применения против экипажа экзотического биологического оружия. Требовались ответы, тем более что вот-вот должны были начаться работы по подъему затонувшего судна.

– Каких успехов вы добились, пока меня не было? – надавила на ученого Цзе Дайюй.

– В лучшем случае это смешанная ситуация. Мы отчасти продвинулись в понимании того, что происходит с его телом. Что касается того, почему или как все происходит, это продолжает бросать нам вызов.

– Покажите мне, что вы узнали, – приказала она.

Хэн подвел ее к компьютеру.

– В его организме явно идет процесс биоминерализации. Взгляните на этот образец спинномозговой жидкости.

На экране появилась пара микроскопических изображений. Одно из них представляло собой крупный план крошечных кристаллов, плавающих в рассеянной дымке.

– Что это? – спросила Дайюй.

– Кристаллы карбоната кальция.

Она нахмурилась:

– И они обычно обнаруживаются в спинномозговой жидкости?

– Разумеется, нет. – Хэн взглянул на нее. – Хотя карбонат естественным образом составляет около восьми процентов нашего тела, эти кристаллы берутся не из него.

– Тогда откуда?

– Они получены из костей жертвы.

– Что?

– Процесс, похоже, растворяет и вымывает кальций из костей скелета, чтобы произвести эти кристаллы, которые затем плотно откладываются в клеточных мембранах по всему телу. Внутренняя часть клетки остается неповрежденной, но внешние стенки становятся хрупкими и твердыми.

– Превращая тело в камень?

– Именно. Существует одна болезнь – так называемая склеродермия, аутоиммунное заболевание, при котором между клетками образуется избыток фиброзной ткани, из-за чего кожа и органы больного становятся твердыми и негибкими. Но в данном случае причина не в фиброзной ткани, а в отложениях кальция.

– А что насчет самих костей?

Хэн повернулся к старшине в соседней комнате.

– Мы провели несколько сканирований его ног. Хотя его конечности жесткие и твердые, под этой каменной оболочкой нет костей. Как будто процесс терраформирует его тело, превращая внутреннюю скелетную структуру в экзоскелет.

Дайюй поморщилась:

– И вы понятия не имеете, как это происходит?

– Я знаю лишь одно: это жестокий процесс, когда бо́льшая часть энергии для подпитки берется от самой жертвы. Когда старшина Вон прибыл сюда, температура его тела была сто семь градусов по Фаренгейту, но по мере ухудшения состояния она поднялась до ста двадцати двух градусов [10]. Именно по этой причине он впал в глубокую кому и, возможно, поэтому ему помогла ледяная ванна. Тем не менее, что бы это ни было, оно, похоже, способно высвобождать потенциальную энергию, хранящуюся в теле, а это огромное ее количество. Наши тела, по сути, – очень эффективные батареи для хранения энергии. Чтобы удерживать такое же ее количество, которое сохраняется в жировых запасах здорового человека, потребовался бы автомобильный аккумулятор весом в целую тонну.

– И что-то задействует его?

– Не просто задействует, а высвобождает все сразу – этакий биологический ядерный взрыв.

– Но почему? Чем это вызвано?

Хэн растерянно пожал плечами.

– Не имею представления. Я не выявил ни бактерий, ни вирусов, ни химических веществ, которые могли бы вызвать все это. Я не знаю, является ли то, что происходит, неким способом сохранения тела или новой формой хищничества. Возможно, и тем и другим. В поисках ответов я изучил микроструктуру кристалла. Если честно, результаты меня озадачили.

– Это почему же?

– Карбонат кальция в основном встречается в двух полиморфных формах, двух разных конфигурациях кристаллической структуры. Чаще всего он образуется в виде кальцита, как в известняке, где кристаллы имеют тригональную конфигурацию. – Он указал на экран. – Но с помощью рентгеновской кристаллографии удалось выявить, что эти кристаллы имеют орторомбическую форму, называемую арагонитом. Эта форма менее стабильна, но именно так карбонат кальция кристаллизуется в присутствии морской воды.

– Морская вода? – Дайюй представила, как «Чанчжэн-24» тонет и сплющивается в океанских глубинах. – Это важно?

– Может, и нет. Концентрация соли и других ионов в морской воде очень похожа на ту, что содержится в сыворотке нашей крови. Это может объяснить, почему карбонат кристаллизуется в арагонит. Но я не могу быть уверен.

Дайюй кивнула, чувствуя себя более потрясенной, нежели до того, как пришла сюда.

Однако Хэн еще не закончил.

– Есть еще одна деталь, о которой вы должны знать. – Он вернулся к компьютеру и пролистал различные меню и окна. – Опять же, я не понимаю значения того, что обнаружил вчера, но это довольно необычно и должно вас насторожить.

– Что именно?

– Я уже говорил вам, что кристаллы кальция распределяются по клеточным мембранам больных. Это не совсем так.

– Что вы имеете в виду?

Хэн вывел на монитор видеоролик. В кадре были он сам и другой исследователь в соседней комнате морга, оба одетые в костюмы биологической защиты. Кто-то третий взял камеру и настроил крупный план. Хэн тем временем взял вибрирующую костную пилу и, поднеся ее к одной из окаменелых голов, срезал теменную часть и снял ее. Камера сместилась, показывая то, что было внутри.