- Если я останусь, мы умрем с голоду. Как долго мы сможем продержаться без еды? У меня нет выбора.
- Папа тебе этого не позволит.
Она была права (конечно), но, возможно, ему и не нужно было этого знать. Может быть, мне удастся избежать всего этого разговора с ним? Я могу просто вылезти через окно. Сдвинуть одну из досок баррикады и улизнуть. Все, что нужно, это чтобы Cестра спустилась вниз и заняла их болтовнёй. Конечно, через некоторое время они обнаружат, что я пропал, но к тому времени я уже буду далеко, и они ничего не смогут с этим поделать. Я вернусь либо с помощью, либо с едой - в любом случае так будет лучше для семьи.
- Я не буду спрашивать его разрешения, - сказал я ей.
- Он будет в бешенстве.
- Меня здесь не будет.
- Он тогда сорвётся на мне.
- А ты не говори ему, что знаешь, что я задумал. Просто удивись, когда он придет и скажет вам обеим, что я вылез через одно из окон. Все будет в порядке, не переживай.
- Я не хочу, чтобы ты уходил.
- У меня нет выбора. У нас нет выбора. В нормальном мире – да, кто-нибудь пришёл бы и нашёл нас, и все было бы хорошо. Мы бы и дальше жили счастливо, но то, что произошло снаружи, доказывает, что мы больше не живем в нормальном мире. Мира, какой он был прежде, больше нет, и если мы хотим выжить... Мне нужно это сделать.
Сестра ничего не сказала. Она знала, что я был прав, как бы мне этого ни хотелось. Я не хотел идти туда - особенно один - но я знал, что у меня нет выбора. Нет, если мы хотели выжить.
- Когда пойдёшь? - спросила она.
- Сейчас.
Ее глаза наполнились слезами. Она отвела от меня взгляд. Я не знал, что сказать, чтобы ей стало легче. Должно быть, она понимала, что это было самое лучшее, что можно было сделать. Она, должно быть, понимала, что произойдёт, если я ничего не предприму?
- Я вернусь! Обещаю.
Не знаю, зачем я ей это сказал. Это было глупо с моей стороны. Конечно, я надеялся, что вернусь, но не мог этого обещать. А что, если там нет никакой еды? А что, если там нет никого, кто мог бы нам помочь? В конце концов я мог бы бродить до тех пор, пока не свалюсь от усталости.
- Можно мне пойти с тобой? - предложила она.
Я отрицательно покачал головой.
- Нет, там слишком опасно. Кроме того, как бы мне ни хотелось, чтобы ты пошла со мной, Mама и Папа очень скоро поймут, что мы оба пропали. Мы не успеем уйти достаточно далеко, они начнут нас искать.
- Они не станут нас искать, - сказала она. - Отец не хочет выходить из дома.
- Если оба его ребенка пропадут, я уверен, что он пойдёт за нами. Слушай, просто оставайся здесь. Ты сможешь сказать ему, почему я ушёл, когда они поймут, что меня нет. Ты можешь сказать, что не знала, что я собираюсь сделать. Возможно, это заставит его чувствовать себя лучше. Помочь ему понять, что у меня не было выбора, да?
Сестра неохотно кивнула.
- Я люблю тебя! - сказал я ей.
Я притянул ее к себе, чтобы обнять. Она обняла меня в ответ.
- Просто вернись домой! - приказала она мне.
- Обязательно.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. Сейчас...
Утро После
Наступило утро, несмотря на мое желание, чтобы вечный сон овладел мной в течение ночи. Мне не следовало есть мясо прошлой ночью. Мне следовало бы отказаться от него. Объявить голодовку. Я должен заморить себя голодом, но - если я собираюсь сделать это - я должен был сделать это ещё в первый раз, когда мне предложили выбор есть или нет.
Как же сильно желание выжить, я полагаю. Как бы мне хотелось сейчас выкинуть это из головы. Но тогда (если мы говорим о желаниях) я вообще жалею, что пережил взрыв. Если бы это случилось - а это был лишь вопрос времени, судя по тому, что Oтец помнит о прошлом, - я бы хотел быть одним из тех счастливчиков, которые погибли при столкновении. По крайней мере, тогда я не превратился бы в того, кем я стал сегодня. И мне не пришлось бы видеть, как моя семья превращается из тех людей, которых я любил... В того, кто мы теперь. А собственно, кто мы теперь?
Я не могу избавиться от мыслей о том, что я делал со своей Cестрой и Mатерью, я не могу избавиться от мыслей о том, что я ел. Когда я принимаю участие в зверствах, мне становится хорошо. Это более чем приятно. Но что потом? Чувство вины захлестывает меня, напоминая, как все это неправильно. Я не могу с этим справиться.
Я взглянул на матрас, на котором спала Cестра. Она вышвырнула меня из постели, как только закончила со мной прошлой ночью, и довольно быстро заснула. Наверно, я хорошо оттрахал её. Она выглядит так, словно крепко спит. Конечно, сейчас она более спокойна, чем в тот день, когда я бросил ее и отправился искать еду; в тот день, когда я сделал шаг вперед и поставил свою жизнь на карту, чтобы защитить свою семью от риска голодной смерти.
Мне не следовало выходить из дома. Я должен был остаться и позволить вещам идти своим чередом. Если бы мы умерли от голода, то так тому и было бы быть. Божья воля, хули. По крайней мере, мы бы умерли невинными. Не было бы и крови на наших руках.
Глядя на нее сейчас, я задаюсь вопросом, осталась ли в ней хоть какая-то часть человечности, такая же, как во мне, спрятанная где-то глубоко внутри. Или ей полностью овладела тьма, которая поглотила наши души в момент предоставления выбора.
Пожалуйста. Боже, пусть в ней останется хоть немного человечности.
И внутри моей Mатери и Oтца.
Она пробудилась от своего мирного сна. Медленно открыла глаза.
- Доброе утро! - прошептала она.
В ее ярко-голубых глазах сверкнула искорка, а на лице появилась улыбка. Неужели она забыла, что сделала со мной прошлой ночью? Неужели она забыла, что заставила меня возбудиться, а потом - по всем правилам и намерениям - изнасиловала? Я понимаю, что то, что мы делаем - то, что все мы делаем, - неправильно, но это никогда не заходило так далеко раньше. Новая (неприятная) сторона моей Cестры.
- Доброе, - прошептал я.
Она села на матрас и потянулась.
- Я не помню, когда в последний раз так хорошо спала, - oна рассмеялась. - Наверно, мне следует поблагодарить тебя за это, - oна потерла глаза и встала. - А как ты спал?
Неужели она думает, что прошлая ночь была чем-то нормальным?
- Хорошо, - солгал я, стараясь говорить непринуждённо.
Она опустилась вниз рядом со мной и залезла под тонкое одеяло, которое укрывало меня.
- Давай притворимся, что ты изнасилуешь меня? - oна захихикала, как непослушная школьница. - Пожалуйста, не надо... Что ты делаешь... Oстановись...
- Да что с тобой такое? - спросил я.
Я откинул одеяло и встал.
- Это со мной-то? Что с тобой такое?
- Я вообще-то не развлекался вчера ночью, - сказал я. - Я был не в том настроении...
- Ты был мне должен.
- Должен тебе? Что же я был должен тебе?
- Оргазм, который ты мне испортил.
- Ты слышишь себя? Господи, во что же мы превратились?!
- Ну и во что же?
- Я даже не знаю, кто мы теперь.
- Я - твоя Cестра, а ты - мой Брат. И притом отличный Братец с большим огурцом.
- Это неправильно.
Она посмотрела на меня так, словно я был куском дерьма. Нет. Все было гораздо хуже. Она посмотрела на меня так, словно я был одним из тех существ снаружи.
- То есть, когда ты хочешь секса, это нормально, но когда я хочу его - это неправильно? И все?
- Дело не только в сексе...
- О, Боже, ты все еще переживаешь из-за мяса? Каждый раз одно и то же...
- И для тебя должно быть то же самое! Почему я единственный, кто так себя чувствует? Почему никто другой не видит, что мы поступаем, как чудовища?
- Потому, что все остальные знают, что то, что мы делаем, необходимо для выживания, и ты всегда становишься таким после того, как мы поедим.
Я хотел напомнить ей, из чего на самом деле состоит еда, но знал, что ей все равно. В ее голове то, что мы делали, было вполне приемлемо. Отец убедился в этом, навязав нам свое мнение так сильно, что с таким же успехом мог просто промыть нам мозги.