В тот день мама позвонила Свете вечером. Вроде без всякого повода. Рядовой звонок любимой дочери.

– Привет, Светик! – поздоровалась мама.

– А, привет, мам! Как выходные провели?

– Да, провели, – туманно ответила мама. – Вы как?

– Мы с Мишиком ездили к Вовке и Маринке на дачу. Ты не представляешь, – взахлеб начала рассказывать Света. – Они дом новый на участке поставили. Да не просто дом, коттедж! Два этажа, сауна, четыре комнаты, огромная кухня – гостиная. Так круто! Еще и зимний сад пристроят с бассейном. У Вовки прадедушка умер и оставил ему квартиру в центре города. Квартиру быстренько продали и начали строиться. Мам, а у нас прадедушки с квартирами имеются? Тоже домик хочу.

– Вынуждена тебя огорчить – таковых нет. Знаешь… – тут мама неожиданно замолчала. Нить разговора, понятную и привычную будто обрезали острым ножом.

– Мам? – забеспокоилась Света и не выдержала паузу. – Чего ты хотела сказать?

– Ты могла бы сейчас приехать? – мама нервно затараторила. – Ничего страшного, не беспокойся. Еще не очень поздно? Приезжай ненадолго.

– Хорошо, – озабочено протянула Света. – Мне одной приехать или с Мишиком?

– Лучше одной. Да, да, приезжай одна. Машину не бери, я потом вызову тебе такси.

– Ладно, – Света решила больше не задавать вопросов. – Приеду через полчаса.

Света быстро собралась и, стараясь унять странную внутреннюю дрожь, почти побежала на остановку. Ей стало страшно.

«Бежать, быстрее бежать, – подстегивал внутренний голос. – Неужели что-то случилось? С мамой? Или с папой? Глупость. А если кто-то из них серьезно заболел? Успокойся, маме надо решить простые бытовые вопросы. Например, закатать банки с компотом. Папа не любит консервировать. Терпеть не может».

Но странная дрожь не проходила. На остановке стояло всего три человека. Никто никуда не торопился в выходной день, лишь Света извелась от нетерпения. Как назло долго не было ни автобуса, ни маршрутки.

Лето еще не закончилось, но с севера дул сильный ветер, неся с собой резкий запах горящих за городом торфяников. Неуютно и зябко. Когда, наконец-то, подошел долгожданный автобус, Света успела продрогнуть.

Не дожидаясь лифта, Света, вбежала на седьмой этаж и своим ключом открыла дверь родительской квартиры. Дома очень тихо. В зале и на кухне горит свет.

– Мам, пап, вы где? – Света скинула туфли. – Я пришла!

Никто не ответил. Сердце гаденько екнуло. Света быстро глянула на кухню – никого, и залетела в зал. За круглым столом с белой расшитой причудливыми бледно-голубыми цветами скатертью, уставившись в одну точку ,сидела мама.

– Мам, – Света осторожно села на стул рядом. – Мам, ты чего не отвечаешь? Я даже испугалась.

– Доченька, – мама тряхнула головой, словно отбрасывая дурные мысли, и грустно улыбнулась. – Хорошо, что пришла. Скоро и Наточка приедет. Как добралась?

– Да плохо. Замерзла, – Света облегченно вздохнула. Похоже, не оправдались страхи. К счастью. – Ветер холодный, а автобус долго не приезжал. Я чай поставлю?

– Конечно, конечно, – отстранено ответила мама, но с места не сдвинулась. – Поставь. Торт в холодильнике есть. Я днем свежий в магазине купила

Света пошла на кухню, включила чайник. Затем подумала и сразу достала торт. Любимый «Наполеон».

– Мам, а папа где? – крикнула из кухни Света.

Света по привычке поставила на стол четыре чашки, разложила ложки и нарезала торт. Не удержавшись, взяла кусок.

Когда Света вошла в зал, мама сидела в той же позе.

– Мама, я накрыла. Где народ и чего отмечаем?

– Я сейчас расскажу. Вот только Наточку дождемся, – отрешенно ответила мама. – Как торт?

– Обалденный. Сама съем и никому не оставлю. Слушай, – Света хотела было опять спросить про папу, но в дверь позвонили. – Натаха ключи оставила. Сиди, сама открою.

В прихожую разрумяненная от ветра, ввалилась Наташка.

– Похолодало не по детски! А я в бриджах, босоножках и легкой кофте. Торт жуешь? Не могла меня дождаться?

– Да ну, делиться с тобой! – развеселилась Света и хлопнула сестру по бедру. – Тебе вредно.

– Скажешь то же! У меня любовь и работа все калории сжигают, – Наташка зашла в зал, чмокнула маму в щеку и рухнула на диван. – По какому поводу гулянка с тортом? Вроде до праздников еще далеко. А папа где? Снова на кафедру поехал?

Мама неожиданно резко встала, внимательно посмотрела на Свету с Наташкой, судорожно вздохнула и тут же села обратно.

– Мама, ты чего? – с Наташки сразу слетела веселость.

– Доченьки, – мама крепко сцепила кисти рук и, стараясь не расплакаться, продолжила слегка срывающимся голосом. – На счет папы я и хотела с вами поговорить.

Света села на диван рядом с сестрой, боясь даже дышать.

– Доченьки, – повторила мама. – Мы с вашим папой расстались.

– То есть? – вытаращила глаза Наташка.

– Папа полюбил другую женщину и ушел к ней,– мама выпалила залпом и выдохнула.

– Не фига себе фокус-покус! – еще не веря и не понимая, протянула Наташка. – Наш папа? Полюбил другую? Бросил нас? И ушел к чужой тетке?

– Да, именно так, – ответила мама.

Она не стала биться в истерике, не стала кричать после сказанного. Мама тихо заплакала. Смотрела на дочерей с виноватой улыбкой и по ее щекам бежали слезы. Маленькими ручейками вытекало огромное море боли.

– Мне очень жаль. Я не хотела, так получилось, – мама еле слышно сквозь слезы, стала извиняться и оправдываться. – Но, доченьки, он ушел не от вас, а от меня. Папа вас любит…

Мама что-то говорила, всхлипывая и жалостливо по-бабски причитая. «Никто не виноват. И папа хороший, и я старалась. И что теперь делать? И как мы будем жить? Пришла беда – отворяй ворота. Несправедливо. Кругом несправедливо. А я не смогла удержать, образумить, сохранить. Только я и виновата».

У Светы перехватило дыхание и заныло в груди. Она, зажав рот рукой, смотрела на мамины слезы. Осознание случившегося захватило изнутри, рвалось наружу, разрывая душу на части, но не находило выхода. Ужасно. Будто внезапно на Свету рухнул бетонный потолок. Она еще некоторое время, окаменев, сидела на диване, а потом, наконец-то несколько раз глубоко вздохнув, со слезами кинулась обнимать маму, приговаривая:

– Мамочка, любимая, ты ни в чем не виновата. Мамочка, пожалуйста, не надо так! Ты самая лучшая! Самая-самая! Запомни, ты ни в чем не виновата!

Буквально через секунду к ним присоединилась и Наташка.

Как они плакали, как рыдали! И даже не из-за ухода папы ,а от сочувствия к маминой боли. Дочери хотели утешить. Порог горя, в котором прибывала мама, оказался запредельным. «Не выплачет горе – погибнет синица».

Три горькие женские реки слез, смешиваясь, уносили с собой в грозовые, тяжелые облака солнечные, радужные моменты житейской мозаики.

Впереди – обрамленное венком из летнего колкого сухостоя, неясное будущее. Позади – бесконечный, коварный обрыв, остатками рухнувшего в пропасть моста. В настоящем – горе.

Через некоторое время, несколько успокоившись, женщины пошли на кухню.

– Мам, давай карвалолу накапаю? – всхлипывая, спросила Света. – И себе тоже накапаю.

– Он противный, – поморщилась мама.

– И мне тогда накапайте, за компанию, – Наташка села за стол и громко высморкалась в носовой платок. – Во, жесть какая!

– Пейте, – Света поставила рюмочки с корвалолом перед мамой и Наташкой.

– Ну, за здоровье! – Наташка подняла рюмочку и быстро опрокинула. Потом скривилась. – Какая гадость.

– Девочки, кхорошо, что вы есть у меня, – мама, положив голову на руки, с любовью смотрела на дочерей. – Было так страшно рассказать, я за вас боялась.

– Рассказала ты не все. То есть почти ничего, – Света покачала головой. – Вы поэтому не хотели отмечать серебряную свадьбу?

– Точно-точно! – воскликнула Наташка. – Давай-ка рассказывай по порядку, а я пока картошку пожарю. – Наташка решительно вывалила в раковину чуть ли не пол мешка картошки. – На сытый желудок, однако, легче горе переносить.