Рия молчала. И повисшая в воздухе тишина начала тяготить. Мне внезапно, пусть я и не понимала причины столь странной её реакции, стало жаль эту маленькую милую служанку. И я протянула к ней руки.

– Иди сюда... Присядь рядом.

Она, проглотив ком в горле, подступила ближе. Но видимо без дела прохлаждаться в покоях “госпожи” позволить себе не могла, поэтому захватила с круглого светлого столика костяной гребень.

– Позвольте... – потянулась она к моим волосам, и вот уже локон за локоном начала разбирать их, затаив дыхание. – Такие красивые и мягкие... Вроде светлые, будто мёд, а как солнечный свет упадёт, вспыхивают медью!

– Рия... – мягко и негромко протянула я, как бы напоминая ей о своём вопросе.

И она сдалась:

– Негоже мне расхаживать ночами по замку. Запрещено это, особенно девушкам. Опасно. Накажут меня, если узнают.

– Не узнают, – тут же поспешила заверить её. – Но почему тогда ты рисковала?

– Я... – её рука дрогнула, отчего гребень больно потянул волосы. – Простите!

– Ты не обязана отвечать, – кивнула я.

Кажется, догадавшись, что могла делать девушка ночью в коридорах замка...

Точнее, куда или от кого она могла идти.

И пусть это так чуждо мелариям, пусть нравы у дев Иисиды отличаются от наших, осуждать я не имею право. Хотя бы от одного этого – она не мелария.

Это мы и глаз порой не смеем поднять на мужчин, коль не обещаны им или не ко времени это. Так уж воспитаны, так у нас принято. Девы Иисиды другие, и не плохи этим. Просто мне всё ещё непривычно.

Но, похоже, Рия предугадала мои мысли и вспыхнула, будто свечка. Даже кончики ушей покраснели!

– Хели, вы не о том думаете! То есть, о том... Но, уверена, не так! Я не... Я никогда бы... То есть, – и она вдруг выдохнула, замирая, будто так хотела кому-нибудь признаться, что готова была довериться мне, мало знакомой чужачке: – Это Амил.

Я уже замечала, как она смотрит на него, но всё же в недоумении обернулась к ней и стала ждать дальше, невольно заинтересовавшись.

И Рия, слегка успокоившись, охотно продолжила:

– Мы ведь из разных миров. Буквально. И он гораздо старше меня. Амил никогда не обратит внимания на маленькую, бедную человечку... Должно быть, не знает даже, – прижала она ладошку к своей груди и опустила подрагивающие тёмные ресницы, – что я думаю о нём. Не замечает, как провожаю взглядом. Говорить не хочет со мной. Да и о чём? А я... Не мешаться же у него под ногами. Приближённый к властелину, занятый, постоянно такой, мм, трагично-задумчивый, загадочный. Красивый...

Красивый, надо же! Он то?

Ну да что уж...

А Рия продолжала уже с печальной, лёгкой улыбкой на губах:

– Боюсь, если надоем ему, постоянно натыкаясь на него то тут, то там, тогда и вовсе отошлют меня из замка... Что оставалось мне, Хели? Лишь крадучись бродить ночами по пустым и холодным коридорам, прячась в плотных тенях, чтобы добраться до его комнаты, приоткрыть тихонько двери и... наблюдать за тем, как он спит. Или сидит у окна. В лунном свете, – голос её понизился до мечтательного шёпота, – от которого кожа его выглядит ещё белее и прозрачнее. А лицо более выразительным. И кажется в эти моменты, будто он сошёл с древней фрески какого-нибудь храма, где был если не божеством, то мудрым молодым демоном…

Она говорила это, делилась сокровенным, водя гребнем по моим волосам, и мне сделалось так странно хорошо и печально! Как, должно быть, здорово мечтать о ком-то, не омрачая это ничем, в том числе безнадёжностью.

Хотя, как знать, быть может Рию всё же может ждать счастье с Амилом? Одно его присутствие в этом замке – уже чудо. Видимо, удивляться больше ничему нельзя. Поэтому возможно всё.

– И он не знает? – спросила я, когда на волосах моих защёлкнулась серебряная заколка. – Ни разу не заметил тебя?

– Замечал… – отозвалась Рия тихо, заставив меня подняться и снять платье, чтобы примерить то другое, нарядное. – Я говорила ему, что мне дурно. И он, кажется, верил… Или понимал, что вру, оправдываясь, и жалел меня, не подавая виду.

Я молчала, не находясь, что сказать. Но с губ сорвалось непрошеное:

– Это красиво…

– А? – настал черёд удивляться Рии.

– То, что у тебя есть… Это выглядит красиво. И, быть может боги сжалятся над тобой, наблюдая за этим, и однажды…

– Ой, что вы! – прервала она меня, всплеснув руками. – Надеюсь, боги не видят мой позор, – и покраснела вновь.

А я, не сдержавшись, рассмеялась.

И только думала извиниться за это, как Рия засмеялась в ответ.

Возможно, у меня всё-таки появилась подруга здесь…

– Вам…

– Тебе, – поправила я её.

– Тебе очень идёт, – отступила Рия от меня на шаг, любуясь моим видом.

И я взглянула в зеркало.

Видели бы меня мои друзья и названный брат… Платье будто живое, словно из капель воды на золотом песке, и перламутровых крыльев стрекоз. Оно переливалось и колыхалось при каждом моём движении, а волосы, собранные с одной стороны, казались распущенными и выглядели шёлковыми.

Только вот…

И от мысли этой взгляд мой потускнел.

Ради кого я нарядилась?

– Что-то не так? – тронула Рия мою руку. – Вы… ты из-за слов Амила? О, я уверена, что всё будет хорошо!

– Отведи меня к властелину.

– Боюсь, разгневается он… – нахмурилась Рия.

– На меня, не на тебя же. А откажешь, я сама пойду!

Глава 11

Этаро

Над кружкой поднимался пар. Я почти не чувствовал горечь кудина. Он мне, что вода…

Почти ничто не задевало меня, не доставляло радость, не давало мне вкус… Будто сила моя давно иссушила моё собственное сердце. Если и вовсе было оно у меня.

Сдержался едва, чтобы не приложить к груди ладонь. Пусть та и была в перчатке. Пусть и знаю, что самого себя мне не превратить в пепел, а будто остался страх, когда думаю про своё сердце, что действительно заставлю его замереть.

А хотелось бы проверить, всё ли ещё бьётся оно в груди… В клети из рёбер, в багряно-алой тьме.

Пар поднимался над тяжёлой чёрной кружкой, в которой тонул солнечный свет.

Мне лучи те казались уже не золотыми, а серыми. Так бывает порой, если долго смотреть на всепоглощающий свет – краски меркнут.

Или так происходит лишь со мной?

Зал так просторен… Колонны его белы, будто высушенная на солнце кость, пол – точно приглушённый, лишённый блеска янтарь, окна – вся стена, сверху расписаны разноцветными узорами, из-за чего на мне то и дело отражался витражный рисунок.

Он словно отпечатался и на самом воздухе. И я отчего-то никак не мог заставить себя подняться с высокого, тяжёлого кожаного кресла-трона и уйти по делам.

Дрёма подступала ко мне, хотя кудин был так крепок… Мысли затягивали в свой водоворот. Руки чесались от желания покрепче сдать рукоять меча и в одно мгновение закончить с мелариями войну.

Но нельзя. Нужно всё сделать правильно и осторожно. К тому же люди уже почти поверили, что я не монстр. А власть лучше держится не на страхе (точнее, не только на одном страхе), а на любви…

Но вот мысли эти разлетелись, как стая воронья, напоследок оглушая своим гомоном.

Не слышал, странно, чтобы кто-то предупредил меня о визите моей невесты. Мы должны были увидеться с ней на ужине, когда, как думал я, она успеет смириться со своей участью, да и чувствовать себя будет лучше.

Но двери распахнулись и Хель бесстрашно вошла в зал, оставляя на пороге свою служанку. И растерянных, ожидающих моего гнева стражников. Видно те не посмели остановить её, а она не дала им шанса оповестить меня.

Что ж, забавно.

Подол её платья распускался при каждом её шаге, кристаллы, пропуская сквозь себя свет, обрамляли Хель в ворох бликов и искр. Волосы её, локонами спадающие с плеч, казались медными. В серых глазах вместо страха горел гнев.

Краски… они вернулись.