– Иду я, иду, не суетись, – говорил Тимофей, разминая ноги. Кровь заструилась по онемевшему телу, и мальчик даже вдруг немного согрелся.

Нетоптаные сугробы замедляли ход, но снег был плотным и не позволял ногам проваливаться глубоко.

"Куда я иду?" – несколько раз задал себе вопрос мальчик, но продолжал путь под настойчивую болтовню животного.

Тимофей шел, еле переставляя ноги, как ему показалось, долго. Сумерки уже сгустились, лес выглядел черным пятном, и только белый снег под ногами давал понять, где низ, а где верх.

Вдруг белка затихла, и путник остановился в нерешительности.

Куда же пропала белка? Но, впрочем, этот вопрос уже не волновал Тимофея. Потянуло запахом дыма, а в уже ночной темноте показался огонек.

Мальчик оцепенело пошел на свет, не спуская с него глаз, будто тот мог в миг исчезнуть. Он не смотрел под ноги, отчего несколько раз упал в мягкий снег. Он поднимался, даже не отряхнувшись, и снова шел вперед, как завороженный. И хоть в своем детском уме он уже принял мысль о своей смерти, но инстинкт самосохранения взял свое. Свет – значит, люди. А люди – значит, помощь. Хотя на какую помощь он рассчитывал? Отогреться? А дальше что? Но так далеко мальчик не заглядывал.

– Ууу, Петрович, смотри, лес ожил. Сам леший к нам явился. Чего ему зимой не спится?

На утоптанной поляне у яркого костра копошилось четверо мужчин в тулупах и валенках.

Когда Тимофей предстал перед ними, то, действительно, мало походил на реальное существо: весь в налипшем снегу, с бескровным белым лицом и скованными движениями.

Говоривший мужчина лет сорока с аккуратной бородкой подбросил веток в огонь.

– Добро пожаловать, хозяин леса. К нашему шалашу, так сказать.

– Ванька, это не леший. Это ж мальчонка, – пробасил другой мужчина того же возраста в натянутой до бровей шапке.

– Да вижу я, не слепой. Это ж я так, смехом.

– Смехом? Да он же замерз совсем. Аж синий. Эй, пацан. Ты откуда тут ночью? Далеко от прогулок. Да не стой там, иди сюда к огню.

Тимофей проскрипел по снегу непослушными ногами. Жар костра обдал его как кипятком, но больно не было. Он подошел почти вплотную к костру и подставил замерзшие руки к огню.

– Эй, – окликнул бородатый. – Не стой близко к огню. Не заметишь, как загоришься.

Тимофей послушно сделал шаг назад.

– Эй, малец, на, чайку горячего, на травах, – произнес третий мужчина – длинный и худой как палка, протягивая мальчику железную кружку с дымящимся напитком.

Тимофей взял горячую кружку обеими ладонями и сделал маленький глоток.

– Не обожгись, осторожнее, токо заварил, – запоздало предупредил длинный.

Тимофей судорожно сглотнул и снова припал к кружке. У него с утра маковой росинки во рту не было и ни глотка воды. Чай показался ему божественной пищей.

– Слышь, Петрович. Его покормить бы надо. Смотри, какой худой. Ты откуда, пацан?

Тимофей между глотками неопределенно махнул рукой в сторону.

– Понятно. Городской, значит, – подытожил бородатый. – А здесь-то как оказался? Вроде далековато забрел.

– Белка, – только и смог ответить мальчик. Голос его прозвучал почти шепотом.

– Вань, потом спрашивать будешь. Дай отогреться ребенку. Вот бутерброд возьми.

Тимофею протянули хлеб с самой настоящей колбасой, какой он и не помнил давно. Мальчик жадно накинулся на угощение.

Сзади что-то ухнуло, Тимофей резко оглянулся. Четвертый мужчина, на вид самый старший, с морщинистым лицом, водрузил сзади него кряж дерева.

– Садись, в ногах правды нет. Негоже гостю стоять у стола. Тем более, что ночь праздничная, особенная.

Тимофей невольно кинул взгляд вокруг. О каком столе говорит дядька? И только тут заметил, что рядом на снегу выложен лапником импровизированный стол, на котором красовалась нехитрая снедь.

– Эй, малец, как хоть звать тебя? – окликнул его Иван.

– Тимофей, – ответил мальчик сквозь набитый рот.

– Тимоха, значит, – задумался мужчина. – Моего сына так же зовут. Только не видел я его с пеленок.

– Почему? – вскинул глаза Тимофей.

– Потому… – уклончиво ответил Иван и отвернулся.

– Чего ты все пристаешь к нему? – посетовал длинный, которого все почему-то называли Профессор. – Дай оклематься.

– Ну-ка, Тимошка, промочи горло немножко, – в рифму усмехнулся Петрович. – На-ко глоток живительной влаги. Для сугрева нутра. И с новым годом, двенадцать-то уже вот прокуковало.

Тимофей послушно взял протянутый складной стаканчик и поднес к носу. На него резко пахнуло знакомым запахом спиртного. Мальчик испуганно протянул стакан назад.

– Я не буду это, – ответил он хмуро.

– Два глотка. Чтоб разогреться изнутри, – настойчиво произнес Петрович, пристально глядя в глаза. – И скидывай одежду.

Тимофей отшатнулся.

– Петрович, – Иван встал посередине, прикрывая мальчика. – Не пугай пацана.

– Заболеет, что делать будем с ним? – пробубнил Петрович, примирительно отворачиваясь.

Иван развернулся к Тимофею.

– Не бойся, пару глотков, это на травах. Одежду просушим, ты мокрый весь насквозь. И надо растереть тебя, пока окончательно холод не пробрался внутрь. – И обернувшись добавил: – Петрович, с пацаном надо обходительнее, а не как ты.

Тимофей сдался. Он снова понюхал жидкость, которая вызывала в нем омерзение. Запах знакомый и в то же время что-то еще было в нем – мягкое и успокоительное. Мальчик осторожно глотнул, чувствуя, как внутри пробежал огонь. Он поморщился, но, послушно сделал и второй глоток. В желудке зажгло, и тепло поплыло по всему телу.

– Вот и молодец, – Иван забрал недопитый стакан из рук мальчика.

Через секунду Тимофей почувствовал, как подкашиваются ноги. Иван, заботливо стягивающий с него куртку и штаны, еле успел подхватить почти невесомое тельце. Закутал его в невесть откуда взявшееся теплое одеяло, заботливо растерев перед этим остатками спиртного, усадил к себе на колени, и прижал к груди как родного сына.

–Эх, и откуда ты свалился на нашу голову, Тимоха? – вполголоса произнес мужчина, подозрительно шмыгнув носом.

И тут Тимофея прорвало. То ли от случайной ласки, то ли от выпитого, но мальчик сначала осторожно всхлипнул, а потом разразился слезами, и сквозь водопад вдруг выложил незнакомым дядькам всю свою недлинную жизнь, и почему оказался зимней ночью в лесу. А выговорившись и наплакавшись, так и заснул на руках Ивана таким крепким сном, каким не спал дома в вечном ожидании непоправимой беды.

Утро разбудило Тимофея звонким синичьим щебетом. Он обнаружил, что лежит укутанный в походной брезентовой палатке. Откуда она взялась, мальчик не понял. Ночью он ничего такого на поляне не заметил. Впрочем, было уже темно.

– Ух, растрезвонилась, – Тимофей узнал голос четвертого мужчины, которого все величали просто Дед. – Знаю, что скоро весна. Не за горами она. Эхе-хе.

– Дед, мне придется задержаться тут, – раздался рядом голос Ивана.

– Из-за мальчонки? – просопел старик. – Да как такое возможно? Ты же знаешь, что у нас всего сутки.

– Возможно, я справлялся, – ответил мужчина.

– А чем питаться будете? – не унимался Дед.

– Профессор краеведением занимался в свое время, знает места схронов военных лет, да и Потапыч бывалый рыбак.

– УУ, вижу, что вы уже все сговорились, – обиженно пробубнил Дед. – А я, значит, не в счет.

– Ты и так намаялся за столько лет.

– Нет уж, я тоже хочу еще потоптать эту землю. Не отделаетесь от меня.

– Как знаешь, – согласился собеседник.

– И сколько?

– До первой грозы.

– Уууу, роскошь, – Тимофей почувствовал, что старик улыбается.

– Только… – несколько осекся Иван.

– Что? – нетерпеливо спросил Дед.

– Это в последний раз, если…

– Да понял я, понял. А чего теряем? Костер в лесу? Ну его к лешему. Не жили кровно и начинать холодно, – ответил старик, делая ударение в рифму на втором слоге слова. – Только глупо все это из-за одного мальчонки.