– Ну вот, тебя и встречают, – Лют глядел на Святу.

Цисковская-младшая сидела тихо и выглядела какой-то несчастной.

– Встречают. Ты… зайдешь?

– Пожалуй, оставлю вас. Свята все равно выгонит.

– Даже так?

– Ей надо куда-то энергию девать.

Договорить он не успел, потому как энергии в Святе и вправду хватало. Дверца распахнулась и мне сказали:

– Привет! А мы тут тебя ждем!

– Давно?

Я устала с дороги и, честно, сейчас совершенно не была расположена принимать гостей.

– Неа. Я знала, что вы не скоро. Просто заглянула вот… дед послал.

– Зачем?

– Еды принести. Сказал, что у тебя наверняка пусто, а Анри опять разошелся. Нам столько не сожрать. В смысле, он сказал по-другому, но зря, конечно. Мор, когда полнолуние близко, вообще как не в себя ест. Я иногда опасаться начинаю, что он и меня… ну и Гор тоже. Но он не от полнолуния, а если задумается. Он и задумывается. Но Анри и вправду разошелся.

Лют вытащил мой рюкзак, который вручил мне.

– До завтра? Завтра ужин…

– Вот-вот… Анри тоже сказал, что он не может вот так, сходу, ужин торжественный. Ему настроиться надо… в общем, я еду принесла, а тут она сидит. В печали. И я решила, что тоже посижу.

– В печали? – уточнил Лют. И прежде, чем Свята сообразила с ответом, добавил. – Тебя забрать?

– Да нет, я сама… потом. Тут… тут такое… а к вам гости!

– Доброго вечера, – Ульяна поднялась и обняла себя. – Я, наверное, зря пришла… я еще вчера… просто… документы вот принесла. А тут так тихо, спокойно… думать хорошо.

А глаза у нее покрасневшие, это даже в сумерках видно.

– Ужин, – сказала я искренне. – Пойдем, посмотрим, что там ваш Анри послал.

Свята хихикнула и Ульяну подхватила под локоть, потянула к воротом, что-то на ухо говоря и настойчиво так. А я… я выдохнула.

Значит, все в порядке.

То есть, горе никуда не делось. И боль осталась, там, внутри. Но если так, то Свята с ней справляется. И живет. Может, не совсем, как раньше, но почти.

– Может, все-таки и я останусь? – Лют не спешил уходить. – Опять какие-то… знакомые… важные… или еще кто… я не хочу.

– Надо, – сказала я наставительно. – Но если надоедать станут, то… окно закрывать не буду.

– Спасибо.

– Кстати, а почему ты прошлый раз через окно полез-то? Если можешь просто войти?

Не самый своевременный вопрос, но давно хотела уточнить, да все забывала как-то.

– Сам не знаю, – сказал он. – Растерялся, наверное.

– Наверное.

И уходить бы пора, потому что в доме зажегся свет. И девчонки наверняка добрались до кухни. Мне еще их выслушивать, выяснять, что за беда приключилась, а потом отдохнуть бы. И узнать, что там с конкурсом, раз уж я в нем все еще участвую. А я стою и смотрю на княжича.

Он на меня.

Дурные мысли, Ласточкина.

Очень.

У тебя вон древний князь неоткопанный лежит где-то. Святыня, от которой надо спасти древний источник. Не говоря уже о проклятии, что то ли есть, то ли не очень. Но рисковать чужой жизнью надо ли?

– Спокойной ночи, – говорю и поспешно поворачиваюсь спиной.

Все-таки я сегодня откуда-то да сбежала.

– Спокойной… – донеслось вслед. – Помни, ты обещала окно не закрывать…

Кажется, это слышала вся улица.

И девчонки.

– Целовались? – деловито уточнила Свята, выставляя из корзины тарелки и тарелочки. Причем не одноразовые, а вполне себе фарфоровые.

– Нет.

– И зря.

– Сволочи они… – шмыгнула носом Ульяна и часто-часто заморгала.

– Кто?

– Все… мужики все…

– Он её бросил, – сказала Свята мне так, будто это что-то да объясняло.

– Кто и кого? – я плюхнулась на место. Пахло… одуряюще. Нет, в той корзине, которую княжич с собой прихватил, тоже было много всякого, вкусного, дорогу скрасившего. Но тут…

– Белая рыба в сливочном соусе с кедровыми орешками и лемонграссом, – Свята поставила одну тарелку передо мной, вторую – перед Ульяной. – Есть еще оленина по-охотничьи в травах, рулетики с черносливом. Он проси оценить.

– Кто?

– Анри. Повар дедушкин. Он просит, чтобы ты все попробовала и оценила…

– Все в меня не влезет, – я окинула взглядом стол. – И зачем оценивать?

– Для праздничного меню.

– Ненавижу рыбу, – Ульяна отправила кусок в рот и зажмурилась, впрочем, упрямо повторила. – Все равно ненавижу… а еще есть?

– Так кто кого бросил?

– Никто не бросал… статья вышла, – Ульяна шмыгнула носом и вонзила вилку в оленину. Или эти шарики из утиной грудки, вываренной в меду с маслом? Свята их тоже упомянула. – Моего… научного руководителя… помнишь, я тебе о нем рассказывала? Он в соавторы Медведкову взял!

– Сволочь, – согласилась Свята, подсовывая мне нечто на шпажке и соусницу. – Сперва макни.

– А меня не указал! Даже… даже третьей не указал! Это из-за нее…

– Медведковой?

– Да! – Ульяна решительно подвинула себе блюдце с белесой пирамидой, по бокам которой стекали тонкие струйки темно-вишневого соуса. – Это что?

– Пудинг из печени, грецкого ореха и чернослива…

– А почему белый?

– Понятия не имею. Это личный рецепт. Травы, наверное. Или сливки… действительно, – Свята уставилась на пудинг. – Белый. Почему? Спрошу.

– Так, – я оценила полупрозрачные листики мяса, в которое обернули начинку. – Давайте к делу… значит, ты статью писала, но в соавторы тебя не взяли?

– Не писала. Он писал. Там данные мои и Медведковой. Её взял, а мои вычеркнул! И меня вычеркнул! А Сашка, это секретарь кафедры, говорит, что он Медведковой предложение сделал! – это Ульяна произнесла уже с завыванием. Правда, пудинг выть несколько мешал. Поэтому слезы не полились. – Хотя, если так, то понятно… небось, и руководителя попросит сменить. Меня попросит. Ну, то есть, чтобы я руководителя сменила. Другого выбрала. Из-за этой дуры! А она ведь дура. Все знают! Но у нее папенька в министерстве здравоохранения пост имеет…

– А у тебя бабушка…

– При князе местечковом состоит, ага, но толку-то… – Ульяна потыкала вилкой в полупрозрачный кубик на шпажке.

– Заливное из судака и речной форели с начинкой… не знаю, из чего.

– Ненавижу рыбу, – с чувством глубокого удовлетворения произнесла Ульяна, отправляя кубик в рот. – В общем… тут… бабушка еще когда от двора отошла. Думала, что за князя замуж выйдет, а потом вообще привыкла. Мама моя в лечебнице. Она хороший целитель. Но хороших целителей много. А дочь у замминистра одна. И красивая… он на нее давно смотрел. Шеф мой. И теперь все. Конец…

– Погоди, – тарелочек на столе меньше не становилось. – Он был твоим… близким…

Вот про любовника вслух говорить неудобно как-то.

– Нет, конечно! – возмутилась Ульяна. – Просто… просто он такой… такой весь из себя… умный… интеллигентный. И знает столько! Он отличный специалист! Других таких нет… и мне казалось, что мы понимаем друг друга с полуслова. Что… что, возможно… когда я доучусь, то мы сможем… что-то сможем…

Она покраснела.

– А смогла не ты, – Свята была куда как более прямолинейна. И Цисковская запыхтела от возмущения.

– Это не этично! Отношения с аспиранткой своей! Но она ему проходу не давала! Медведкова! А еще она меня терпеть не может! Вечно гадости шепчет. Теперь, если замуж пойдет… и место при кафедре одно. Я думала, что моим будет. А теперь вот… Медведкова точно меня попрет.

– А если попробовать открыть второе?

– Ага. Через её папеньку? Нет уж… надо искать что-то. Но обидно же! Просто обидно! Он ведь так на меня смотрел, что я думала… думала… мы же без слов друг друга понимали…

Только каждый по-своему.

– Во-первых, – сказала я. – Не факт, что предложение было. И свадьба тоже состоится. Может, ваша Сашка все выдумала.

– Неа. Она, конечно, сплетни любит, но не выдумывает. Если сказала, то так и есть. Она мне и раньше намекала, что с Медведковой дружить надо, но я вот…

Ульяна переставила к себе тарелку с крохотными корзиночками с зеленым кремом.