Среди лугов, блестящих изумрудом,

В забытые былые времена

Земля поэтов, словно божьим чудом,

Была творцами слога рождена.

Под неба синевой на тех равнинах

Раскинулись цветущие сады,

И на рассвете в рдеющих низинах

Сверкали серебристые пруды.

Кантатой долгой там неутомимо

Звучали строки, рифмами пестрея,

И каждый путник, проходящий мимо,

Внимал стихам, душою богатея.

Создатели сих искренних творений

По вечерам в беседках заседали,

И при свечах без тягостных сомнений

Свои труды открыто обсуждали.

В тени дубрав прохладной извиваясь,

Текла неспешно чистая река,

И мысли рядом с ней, в поток сливаясь,

Слагались в стих на долгие века.

На берегу под солнца ярким светом

Стремился ввысь Рубиновый дворец,

И он сиял роскошным самоцветом,

Как разума пытливого венец.

В сием дворце средь щедрой позолоты,

Вновь размышляя в дымке полутьмы

И жизнь вдыхая в тонкие работы,

Трудились кропотливые умы.

Порой творцы в экстазе легком страсти

Искусные шедевры здесь писали.

Поэты рады лиры полной власти,

Не ведая ни страха, ни печали.

Среди людей, свободных и безбедных,

Тревога разразиться не способна.

Там было все на землях заповедных

Изящно, грациозно, бесподобно!

В морях стихов, красивых и безбрежных,

Здесь растворился каждый человек,

Как вдруг огни вдали земель мятежных

Разрушили земли блаженной век…

А за рекой, в Долинах скал дымящих,

От райских кущ поэзии вдали

Среди огня, золы печей пыхтящих

По шахтам бесы алчные брели,

В горах руду веками добывали,

Не видя света солнца никогда,

Стальные сабли в кузницах ковали -

Жить не могли без тяжкого труда.

В их городах до ужаса тоскливо;

Искусство меркло в вечной суете,

Ведь бесы эти выбрали кичливо

Жить в серости, душевной пустоте.

И все одно: работа и доходы

У бесов были только на уме,

Им не страшны отравленные воды

И теснота трущоб в кромешной тьме.

В Долине красной каждый был солдатом.

Округу бесы грабили и жгли,

И чахли над своим кровавым златом,

Что из градов красивых унесли.

Боялись все огня и сабель горных -

Жнецы тех мест жестоки и коварны,

Морали светлой были непокорны,

Творцам за их труды неблагодарны.

И бесам чужды были силы слога,

Что за мостом, унылым и пустым,

В садах роскошных жили слишком долго…

Мечта уйдет, рассеется, как дым!

Не слышно у реки былых куплетов -

На их судьбу упала злая тень.

Теперь огонь идет к Земле поэтов,

Наступит там расплаты горькой день.

Готовы бесы бить врага до гроба,

Идет вперед рычащая орда.

Кипит в сердцах пылающая злоба,

Сжигала что большие города.

Их цель ясна: карать всех несогласных

И разорить Рубиновый дворец,

Чтобы в боях, кровавых и ужасных,

Свободе лиры положить конец.

Неумолимо близится расплата,

В Рубиновом дворце тревожный час.

В роскошном зале за столом из злата

Поэты собрались в последний раз.

Отец сынов окликнул чуть слезливо:

«Погибель наша встала у порога!

Вовек не будет боле строк красивых,

Нас к пустоте ведет сия дорога.

Стихи умрут, забудет их планета,

И тщетны были наши все исканья.

Не будет места в мире для поэта,

Пусть против это нашего желанья…»

«Я не согласен, дух поэта вечен! -

Отцу я без опаски возразил. -

Лишь тот, кто духом слаб или беспечен,

Оставит все, что искренне ценил!»

Отец замолк на миг, пронзая взглядом

Меня, как ненавистного врага,

Затем спросил: «так что же делать надо?

Ты расскажи, коль явь не так строга!

Сын мой, наш труд не ценят ныне!

Поэзии уже пришел конец.

Погибнем мы на дьявольской чужбине,

А ты все ждешь спасенья, как глупец!»

Я встал из-за стола, дрожа от гнева,

Воскликнул зычно: «Глупо смерти ждать!

Нет выше блага, чем стихов напевы;

Довольно, сложа руки, заседать!

Уйду в Долину я сию минуту!

Всем доводам унылым вопреки

Искореню пугающую смуту!

Пройду чрез мост Сапфировой реки,

Надолго скроюсь в пелене тумана,

Но после строки с чистого листа

Раскроют клеть ужасного обмана,

Докажут всем, что жизнь без рифм пуста!»

Поднялся зал, мне путь закрыть рванулся,

Отец остановил их: «Пусть идет!

Его Наставник сгинул, не вернулся,

Не выдержав Долины красной гнет,

И он погибнет в тёмной душной саже,

Ведь он не всемогущий, он – не Бог;

Юнец огню и саблям не докажет,

Бессмертен что стиха напевный слог…»

Под гулкий ропот за моей спиною

Закрылись золоченые врата.

Наедине остался я с собою,

И предо мной разверзлась пустота.

Внезапно мне до дрожи страшно стало:

Что ждёт меня в пылающей дали?

Душа ответ без устали искала,

Весь разум мой тревоги увлекли,

И находясь в смятении глубоком,

Покинул я Рубиновый дворец;

Пошел к реке, творил где одиноко

Родной мой брат, талантливый Кузнец.

Слились в его натуре воедино

И сила слова, и златые руки,

Живая речь, стальная дисциплина,

Полет стиха и высшие науки,

И у него учиться можно вечно

Тому, как мир бескрайний познавать…

Мне так хотелось снова жить беспечно,

Но у порога вражеская рать.

Несусь стремглав по липовой аллее,

Пусть чую гибель я своим нутром.

Бегу вперед, ведь долг всего важнее,

И биться только мне с коварным злом -

Весь разум в мыслях трепетных о вечном.

Спеша, спустился к берегу реки;

Брат встретил, улыбаясь безупречно,

Пожатьем крепким доблестной руки.

Ему сказал я: «Друг, стих угасает,

В опасности поэтов дивный мир.

Орда Долины красной наступает,

Чтоб здесь устроить свой кровавый пир.

Брат мой, как жутко б ни звучала

Из уст моих встревоженная речь,

Борьбе я должен положить начало…

Мне нужен твой разящий словом меч»

«Твой пыл силен, мой брат, – Кузнец ответил,

Улыбка вмиг сошла с его лица. -

Но ты души сомнений не заметил?

Дойдешь ли до победного конца?