– Поранилась? – Эллиот, виновник ее испуга, подбежал к ней и направил на руку фонарик смартфона.

– Нет! – вскрикнула она, но было поздно. Яркий луч выхватил ее запястье, залитое черной кровью.

– Эй, я не хотел тебя напугать, – пробормотал Эллиот, но Мари различила в его голосе удивление и… недоверие.

– Все в порядке, – солгала Мари и спрятала руку за спину. – Небольшая царапина, – она быстро развернулась и побежала прочь.

– Постой, я хотел…

Но конец фразы потонул в шуме грохочущего в висках пульса. В затхлой, заставленной вешалками с костюмами гримерной Мари нашла ненужный кусок ткани и замотала руку, чтобы остановить кровь. Черную кровь.

– Черт, черт, черт! – Мари устало села на диван.

Вэйланд словно издевался над ней и подставлял подножку за подножкой.

Над ухом зашелестел голос мамы из прошлого, и к горлу подкатил тошнотворный ком:

– Мари, запомни. Никто не должен увидеть, какого цвета твоя кровь. Кровь ведьмы черная, как чернила. Черный цвет присущ дьяволу. Если люди увидят, то начнут задавать вопросы. А ответы знать не захотят.

– Чего такая задумчивая?

Мари оторвала невидящий взгляд от книги и уставилась на Айви. Та по-турецки сидела на кровати, и занималась массажем лица, который якобы спасал ее от морщин. В девятнадцать лет.

– Да нет, все в порядке. С чего ты взяла? – Мари села на кровати и подложила под спину подушку.

– Потому что ты держишь учебник по философии вверх ногами и упорно читаешь его уже минут пятнадцать, – хмыкнула Айви. – Я все жду, когда ты заметишь, но, видимо, не дождусь.

Она приблизила лицо к овальному зеркалу и указательным пальцем надавила на точку между бровями. В пижаме с мишками Айви выглядела по-домашнему уютно. Она была из тех людей, которые располагали к себе. И Мари тем сильнее жалела, что не может доверить подруге свой главный секрет.

– Ты права, – Мари вздохнула. – Во всем виноват Эллиот. Он почему-то решил, что нравится мне, и теперь преследует днями и ночами. Чего стоит его появление в спектакле! Уверена, Джейкоб не просто так отказался от роли, а теперь Эллиоту надо впопыхах учить сценарий, ведь спектакль уже через три недели… – Ну что ж, она сказала хотя бы часть правды. – Ещё вот руку поранила…

– Ага, Эллиот пообещал ему отдать свой постер с автографом Рики Джеферса. Это какой-то местный рок-певец, – Айви вытянула губы трубочкой и тут же зевнула.

– Откуда ты знаешь?

– Да все знают. И Джорджи в том числе. Он запал на тебя нереально. Они впервые так долго не сходятся. Это и круто, и страшно одновременно, – Айви отложила зеркало и забралась под одеяло. – Не могу больше, иначе засну сидя… Странно, недавно ведь кофе выпила.

– Почему меня твои слова не радуют? – простонала Мари и захлопнула книгу.

– Послушай, но ведь Эллиот нереально сексуальный? У него отец – грек, видимо, наградил сына греческой красотой. Может, дашь парню шанс? – Айви снова широко зевнула. – А Джорджи, она хоть и гавкает, но ничего тебе не сделает. Кстати, за ужином она подсела ко мне, такая душка-душка. Угостила меня капучино и давай расспрашивать про тебя и Эллиота, – голос Айви становился все глуше. – А я что? Говорю, что ничего нет, так что… – ее глаза закрылись.

– Так что? – повторила Мари, но ответа не дождалась. Айви уже сладко спала, даже не выключив настольную лампу. – Мне бы твой безмятежный сон.

Мари переоделась в длинную черную футболку.

– Спокойной ночи, Айви, – она погасила свет и забралась в кровать.

В полумраке, из-за света уличных фонарей во внутреннем дворе замка, проблемы не отступили, а напротив, лишь обострились. Как Мари могла так оплошать? Она сжала в кулак перебинтованную руку. Нет, ей определенно стоит держаться от Эллиота подальше. И от профессора Чейза тоже.

Уильям, Уильям…

Веки почти слиплись, а в голове словно далекое эхо пронеслось: Ноэль, Ноэль…

Ее сон прервали резко и бесцеремонно. Мари как будто швырнули в ледяную воду, и она проснулась с глухим рыком, но больше не смогла издать ни звука. Три смутные тени расплывались перед глазами, но, судя по слаженным движениям, они все спланировали заранее.

Мари залепили скотчем рот, так же грубо замотали руки и ноги, не заботясь, делают ли ей больно. Она могла лишь молча брыкаться и мотать головой, да издавать нечленораздельное мычание. Но спящая на соседней кровати Айви только тихо посапывала.

Из-за участившегося пульса заболело сердце, а в желудке поселилась каменная тяжесть. Мари перестала дёргаться. Ее словно парализовало, все вышло из-под контроля. Один человек схватил ее под руки, а другой – за ноги. Третья тень исчезла, и вскоре Мари уже перестала понимать, что происходит. Она предпочла зажмуриться, чтобы не видеть фигуры в балахонах.

Кажется, ее несли вниз. Но Мари думала лишь о том, как болит кожа под скотчем, как крутит живот, и как холодно, потому что кроме длинной футболки и трусиков на ней ничего не было.

– Сюда!

Хриплый голос, который пытались неумело изменить, приказал теням, что несли Мари, и они положили ее на пол. Просто разжали руки, и она грохнулась, ударившись затылком о камни. Перед глазами заплясали звездочки.

– Мы искореним зло, поселившиеся в Вэйланде. Ведьмам не место среди праведных людей.

Тени окружили Мари. В тесной комнате пахло сыростью, а единственным освещением служил старинный факел на стене. Как ни старалась, Мари не могла разглядеть лиц. Но ведьминская интуиция подсказывала правильный ответ.

Мари согнула колени и ударила ближайшую тень по ногам. Та отпрыгнула и зашипела:

– Стерва!

А вот этот голос Мари точно не слышала раньше.

– Отклейте скотч, чтобы она могла отвечать за свои поступки! – снова приказала первая тень, и на этот раз Мари безошибочно узнала голос Джорджи. Да и та, видимо, опьяненная успехом, забыла его изменить.

К Мари наклонились и безжалостно сорвали скотч. По губам будто хлестнули огнем. Но она сцепила зубы, не позволяя себе закричать.

– Мы – Огненные Девы, ведьма. Какое зло ты успела совершить на землях Вэйланда, дьявольское отродье? – с пафосом произнесла Джорджи.

Мари прищурилась и сплюнула под ноги одной из девушек:

– Ты обкурилась, Джорджи? Вообще-то, это называется похищением, и я на вас могу подать заявление в полицию, – прохрипела она. – У тебя помутнение из-за Эллиота, что ли? Никак не можешь смириться, что он тебя кинул?

– Дрянь! – взвизгнула Джорджи и пнула Мари в живот.

Боль хлестнула по телу плетью, и в темнице вдруг стало светло, как днем. Дыхание перехватило, с губ сорвался крик.

– Таким способом ты его точно не вернешь, – простонала Мари, понимая, что тем самым подписывает себе смертный приговор.

– Ведьма!

Джорджи как обезумела. Она наносила удар за ударом по животу, по ногам, по груди… Затем схватила Мари за волосы и влепила пощечину, расцарапала ногтями щеку. В Джорджи говорил уже не гнев брошенной женщины, а страх. Мари сейчас расплачивалась за то, что сама сотворила с ней, когда заглянула ей в глаза.

Сообщницы едва смогли оттащить ее от Мари. А Джорджи продолжала истерически визжать:

– Я видела твой взгляд! Ты ведьма! Ведьма!

– Тихо! – другая девушка зажала Джорджи рот, и на некоторое время повисла тишина.

В ушах звенело, а тело болело так, словно по Мари прошлось стадо бизонов. Она перевернулась на бок и свернулась калачиком, уже боясь говорить, потому что не знала, выдержит ли очередную порцию ударов.

– Наверху кричат. Иди проверь, что случилось.

Шепот девушек доносился до Мари словно сквозь толщу воды. Через какое-то время снова послышалось:

– Снаружи пожар. Там толпа народа. Нам не вынести ее обратно!

– Твою мать! Надо убираться, пока нас не засекли. Я не подписывалась на исключение из университета.

– Никто не узнает. А вот ты зря раскрыла свое имя.

– Да, пошли вы, – огрызнулась Джорджи. – Я ее не боюсь. Они не посмеют меня исключить.