Меня нет. Я снова умерла. Когда Алекс обозвал меня уродкой, подвел к зеркалу и в деталях рассказал о моих частях тела, я представила операцию. Будто мне вскрыли живот и теперь копаются в его внутренностях. Без анестезии. Боль такая, что смерть кажется огромным счастьем. Избавлением от мучений. Теплой постелью с пуховым одеялом. Спрячешься под него – и никто не достанет. А потом наступит покой.

Я стою и смотрю в зеркало на свои обвисшие бока, выпуклый живот под облезлой футболкой, на желеобразные руки. Бледное лицо с фиолетовыми тенями под глазами. Слишком длинный нос и волосы с седыми перьями, прилизанными и заправленными за уши. Уродка. Такой не место рядом с красавцем Алексом, школьной мечтой одноклассниц и предметом воздыханий коллег.

Мы женаты двадцать лет. Кажется, целую вечность. Первый и единственный любовник и муж. Мой мир и женское счастье длиною в жизнь. День за днем, год за годом он по капле выпивает мою кровь, пожирает мой мозг, вытягивает душу. Каждое его слово ранит и мучает жалкие остатки моего «я». Мне с ним не справиться. Помогите!

––

– Изабелла, твой выход!

Ассистент Донателлы трогает мое плечо и ободряюще улыбается. Я вскидываю подбородок, придаю лицу выражение наглой стервы и выхожу на подиум. Музыка долбит в уши, яркий свет бьет в глаза. Иду по «языку» и ощущаю, как по коже бегут миллионы мурашек, в крови бурлят волны адреналина, тело легкое-легкое, еще немного – и взлечу, легкой птичкой воспарю в голубое небо Милана.

Сегодня я открываю два показа. Каждый день приносит новый успех. Телефон не перестает щелкать суммами, поступающими на мой счет. Еще пара сезонов – куплю дом в Малибу и сбавлю обороты. А до тех пор буду играть роль королевы подиума, звезды соцсетей с миллионами поклонников и иконы стиля.

После показа, все еще в гриме, выхожу на улицу под прицелы камер, телефонов, взглядов, улыбок. Снова позирую, потом изящно сажусь в лимузин и падаю в объятия своего бойфренда Пола Бучинского. Пол – гений бизнеса, создатель и главный акционер топовой соцсети «Коннекшн». Мы вместе два года.

– Белла, малышка, ты сегодня неотразима! – воркует Пол и нежно целует мои накрашенные губы.

Мы едем на виллу в пригороде Милана, которую Пол арендовал на время модных показов.

– Я приготовил для тебя подарок! Ждет дома.

– Как мило! А что за повод?

– Сегодня годовщина. Ровно два года, как мы встретились. Помнишь, как это было?

– Ты толкнул меня посреди Пятой Авеню. Я решила, ты самый грубый и отвратительный мужчина на свете.

– Я с первого взгляда влюбился в тебя. Твои синие, как морские волны, глаза пронзили мое сердце. Ты меня околдовала. Я – твой навеки.

Еще поцелуи. Я растворяюсь в его руках, и мы сливаемся в огненной страсти.

Лимузин въезжает в ворота и мягко шуршит гравием по двору нашего особняка. Мы отрываемся друг от друга и, смеясь, выбираемся наружу.

– Мне нужно в душ. Хочешь со мной? – я мягко тяну Пола за руку.

– Сперва сделаю аперитив. Тебе, как обычно, белое вино?

– Можно шампанское. Я подписала контракт с Versace.

Пол подхватывает меня в объятия, и мы целуемся на фоне заходящего солнца. Обнявшись, заходим в дом. Я спешу в душ – снять макияж и убрать лак с длинных светлых волос. Пол идет к бару: сделать коктейли.

Я подставляю лицо под тонкие струи воды и расслабляюсь. День был трудный. С утра примерки, репетиции, потом фотосессия, вечером показ. Кто сказал, что модели не работают? Вода смывает напряжение длинного дня. Выключаю душ и тянусь за полотенцем. Мокрая нога скользит по полу, и я с размаха падаю лицом вниз. Сильная боль, вкус крови во рту. Темнота.

––

– Белла, очнись! Ты меня слышишь? Доктор, сделайте что-нибудь! Почему она не приходит в сознание?

– У нее сильное сотрясение мозга. Нужно время и покой.

Сквозь мутный туман слышу голоса. Один мне знаком, другой нет. Говорят на английском. Где я? Что случилось? Расщепляю веки. Кругом белый цвет. Как его много!

– Малышка, ты очнулась! – кричит Пол и бросается ко мне. Небритое лицо, тревожные глаза, дрожащие руки. На него не похоже.

– Синьорина Грэй! Как вы себя чувствуете? Голова болит?

Пытаюсь качнуть головой, виски схватывает резкой болью.

– Осторожно, не делайте резких движений. Просто моргните. «Да» – один раз, «Нет» – два раза.

Моргаю один раз. Открываю рот. В горле пересохло. Слова шуршат, как осенние листья.

– Почему я в больнице?

– Дорогая, ты не помнишь? – суетится Пол. – Ты упала в ванной и разбила голову.

Он делает паузу, смущается, глядит на доктора – седовласого, с гладким подбородком и маленькими изящными руками.

– Синьорина, нам пришлось наложить швы на ваше лицо. Вы ударились о столешницу и распороли щеку.

Не верю. Поднимаю руки и тянусь к лицу. Вместо гладкой кожи касаюсь шершавых повязок. Вся голова в повязках.

– Пол, я – уродина? – не свожу глаз с его лица. Не переживу, если мелькнет отвращение или жалость.

Он берет меня за руку, гладит ладонь, улыбается, а в глазах слезы.

– Ты – самая красивая на Земле, малышка Грэй!

Не могу сдержаться и плачу. Чувствую, как мокнут повязки на моем новом лице. Плачу сильнее. Пол наклоняется и целует мои руки. Доктор понимающе улыбается. Я не знаю, что будет завтра, и мне страшно.

– Ничего не бойся. Я с тобой. Вместе мы все выдержим, – шепчет Пол, и я успокаиваюсь. Он рядом, и так будет всегда. Мы любим друг друга.

––

Катя Елькина закрыла крышку сковороды и выключила плиту.

– Алекс, Нина Григорьевна! Идите ужинать.

Никакой реакции. Громко орет телевизор. Свекровь смотрит какое-то идиотское шоу.

Катя сняла фартук, повесила на ручку духовки и отправилась звать к столу мужа и свекровь. В квартире у Елькиных две комнаты: большая и маленькая. Раньше в маленькой жила дочка Лера. Полгода назад Лера стала студенткой и переехала в Москву, а ее комнату заняла мать Алекса. Лерина комната превратилась в «комнату мамы».

Катя про себя чертыхнулась: не иначе сам дьявол подарил ей такую «маму». За двадцать лет ни одного доброго слова. Море желчи и океан злобы. Нина Григорьевна так и не простила снохе, что та забрала ее единственного сыночка. Да еще увела его от матери в «свою» квартиру.

Квартира досталась Кате от любимой бабушки. Та умерла в год, когда Кате стукнуло шестнадцать. И каждый раз, услышав: «Везет же некоторым!», Кате хотелось как следует огреть завистников по башке. Но она сжимала кулаки, до боли пронзая ногтями ладони, и тихо отвечала: «У меня бабушка умерла. Хотите такое везение?». Обидчики замолкали.

Катя и Алекс познакомились на третьем курсе универа. Она – филолог, Алекс – экономист. Случайно столкнулись в коридоре и вздрогнули, будто между ними пробежал электрический ток. Алекс и сейчас – красавец, каких поискать, а тогда мгновенно пронзил Катино сердце голубыми глазами на нервном точеном лице и подтянутым, жилистым телом. Катя в юности тоже была хороша. Тонкая, порывистая, с копной светлых волос, схваченных ободком. Из-под ободка вечно торчали непослушные прядки, как бы гладко Катя не убирала волосы.

Любовь закрутилась – завертелась и через полгода Катя дрожащим голосом сказала Алексу, что беременна.

– Как беременна? Ты же говорила, что предохраняешься?

– Так и было, – Катя часто моргала, чтобы не заплакать. Алекс не выносил слез. – Видно, таблетки не сработали.

– У тебя даже таблетки не действуют, – ворчал Алекс. Он хмурил лоб, и тонкая кожа собиралась в мелкие морщинки. – Сделай аборт.

– Не могу. Большой срок.

– Почему раньше не догадалась? По месячным.

– У меня сбой из-за таблеток. Я не думала, что так получится.

– Она не думала! В этом вся ты. Витаешь в облаках или в проклятых книгах и не думаешь, что беременна.

У Кати задрожали руки. Она схватилась за Алекса, стараясь поймать его взгляд, а он отвернулся.