Еще раз: простите меня. Простите меня за мысли. За то, что хотя бы в рассуждениях своих был в чем-то несправедлив к вам…
Возможно, в первое время «излучение времени» было полностью перекрыто тысячами тоннами грунта, и опыты показали, что все «чисто», и потому в чью-то безмозглую голову закралась безумная мысль о строительстве этого злосчастного метро, и никому-никому не подумалось, что Колонна, возможно, и под Саркофагом продолжает свою неведомую работу…
(Господи, вразуми же нас, наставь на путь истинный и открой, ну когда, ну когда же, наконец, мы отучимся строить детские сады близ реакторов, возводить школы на радиоактивных могильниках, сооружать санатории у отравленных рек, когда мы воистину познаем, что живем на Земле во имя чего-то большего сиюминутной корысти и суеты, — и, может быть, пока мы этого не постигли воочию, лучше нашим рукам напрочь отсохнуть, нежели чем творить безумное?..)
Когда я пришел в себя, распростершись на основании Колонны, то на месте пистолета и догоревшего факела я обнаружил горстку пыли. Той самой скользкой, сероватой пыли…
Да, Саркофаг над Колонной не получился. Час за часом, день за днем, уничтожая, измельчая, испаряя горы засыпавшего ее грунта (а может быть даже, подпитываясь им), Колонна продолжала действовать; и наступил миг, когда надежды возводивших Саркофаг рухнули — излучение снова выплеснулось наружу…
«Авантюра не удалась. За попытку — спасибо…»
Строительство было остановлено, доступ в Подземелье — перекрыт, а город…
Город был брошен на произвол судьбы.
Снова и снова я задаю себе вопрос: почему так произошло?
Я не верю в то, что Вершащим Судьбы и Принимающим Решения не хватило соображения, чтобы понять степень опасности Кольца. И в то, что не хватило средств, чтобы эвакуировать город и воздвигнуть его на новом месте, я тоже не верю. Как и в то, что не хватило десятилетий, чтобы сделать это.
Если им чего и не хватило, то это только обыкновенной порядочности.
Город, в котором жили, работали, любили тысячи людей, был брошен на произвол судьбы. На смерть.
Конечно, ее нельзя было сравнить с мгновенной гибелью при взрыве нейтронной бомбы. Если вблизи Колонны человек старел и умирал в считанные минуты, то наверху смерть уже не была такой явной — просто-напросто сокращалась жизнь. А кого в нашей словно Богом проклятой стране могло интересовать увеличение числа ранних смертей? Самих снежинцев? Что ж, любопытных, если таковые и были, ставили на место напоминанием о режимных требованиях и специфике производства, невзначай, но очень многозначительно кивая на рыбьи тела бомб — мол, не утюги собираем! От декораций тоже веяло смертью…
Но чем больше я раздумываю над этим, тем все чаще меня посещает страшная мысль. Мне кажется, что город был не брошен, а именно оставлен. Оставлен по хорошо взвешенным, трезвым соображениям. На Проекте не была поставлена точка. Исследования продолжались. И продолжаются. Кто-то пишет монографии. Кем-то защищаются кандидатские и докторские. Кому-то присуждают закрытые государственные премии — «за изучение влияния тау-излучения на организм человека и исследования возможности наследственной передачи возникших в первом поколении признаков». Поле для изысканий поистине безграничное.
Пятьдесят тысяч человек…
«Власть отвратительна, как руки брадобрея».
Я вижу на ваших лицах вопрос. Что делать? Бежать? Спасаться? Попытаться снова засыпать Колонну? Взорвать ее ко всем чертям? На кого надеяться? На кого положиться? Кто сможет помочь нам?
На последний вопрос я отвечу позже. Что же касается всего остального…
Бесполезно зарывать проблему в землю или уходить от нее в сторону. Проблему надо решать. А значит, так или иначе, город должен перестать быть заложником. Но не заложником Кольца, как вы сейчас подумали, а той секретности, которая окружает нас со всех сторон. И даже не столько внешней, формальной, навязшей в зубах секретности, сколько той, что накопилась в наших душах и называется просто ложью. Ее снега замели наш город, укрыли его невесомым, но надежным покрывалом, заволокли непроницаемой пеленой, не давая взглянуть на себя со стороны, мешая трезво оценивать свои дела и поступки. И именно в этом, как мне кажется, лежит причина всех наших сегодняшних неурядиц.
Дядя Коля говорил: человек должен всегда осознавать, что он делает. Хорошенько осознавать.
Да, Колонна сеет смерть и порождает чудовищ, но я уверен: все это внешние, вторичные признаки. Поэтому не кажется ли вам, что тот, кто первым решил скрыть их от мира, просто поставил преграду на пути понимания сути феномена — и тем самым обрек нас на страдание от этих побочных явлений? И не кажется ли вам также, что, привыкнув жить в атмосфере полуправды, а порой и откровенной лжи, мы, мы сами невольно помогли ему в этом?
Колонна — не зло, это лишь бездушный механизм. К ядерному реактору тоже не подойдешь близко, но это не значит, что он задуман всецело во вред. Надо лишь понять, как его правильно использовать.
И еще. За каждым механизмом стоит разум. Помните, когда я очнулся, я обнаружил горсть пыли. Все, что осталось от факела и пистолета.
Но сам я — не стал пылью!
Это внушает оптимизм.
И заставляет надеяться, что мой последний поход в Подземелье не окажется воистину Последним.
Для всех нас.
Я хорошо помню, что увидел после того, как прыгнувшее на меня чудовище вновь исчезло в голубом тумане. Поэтому, мне кажется, я знаю, как ответить на ваш последний вопрос. Я знаю, кто сможет помочь нам. Я расскажу, как найти его.
Для начала надо выйти на улицы Снежинска, пройти по его милым, заснеженным улицам, вдохнуть его чистый, морозный воздух, поглазеть по сторонам, улыбнуться встречным девушкам, помочь старушке поднести сумку, перевести через дорогу ребенка, а потом, никуда не торопясь, добраться до «Юбилейного», спуститься в левый из двух колодцев на его восточном откосе, пройти, пролезть, проползти до неброской металлической двери, войти в короткий коридор, протиснуться в неширокое отверстие, спуститься на двести ступенек вниз, помахать рукой Курчатову, спрыгнуть с платформы на пути, прошагать по шпалам полтора километра, забраться на перрон «Рабочей», проползти под третьей слева скамейкой, миновать длинную вереницу вагонеток, ступить в текучую пыль зала, подойти к Колонне, набраться терпения и, дождавшись голубого тумана, — не раздумывая, не колеблясь, не медля ни секунды погрузиться в его сияющие, обволакивающие глубины и в тот же миг почувствовать крепкие, надежные руки поддержки, и, открыв глаза, увидеть перед собой молодых, задорных, веселых людей, так похожих на тех, что изображены на мозаичных панно снежинского метрополитена, а потом нужно всего лишь пристальней вглядеться в их лица, чтобы с изумлением осознать, что это — те самые люди, которые заполняют улицы, бульвары и площади города, это наши друзья, родные, знакомые, только во взорах их нет ни следа душевной сумятицы, разочарования, горя, черствости, нет ни следа впечатавшихся, казалось, навечно боли и усталости, ненависти и покорности, ничего этого нет, все исчезло словно грязный снег под лучами солнца, словно взломанный весенней водой черный лед, словно сорванная ветром лживая маска, исчезло, и осталось одно ослепительное голубое сияние вечно юной души Снежинска, сияние, сливающее в себе воедино силу и доброту, радость и одухотворенность… И в этот миг, в этот светлый миг осознания и изумления, теплой, обволакивающей сердце волной, нахлынет, наконец, долгожданное понимание, что именно они, снежинцы, земляки, горожане, братья, именно они, только они, лишь они, они, и никто другой, смогут помочь нам во всех наших бедах, во всех наших горестях и тягостях, только Они смогут помочь нам. Нам — и самим себе!..
Автор: Александр Кирюнин
