— Экономит пионэрия, — поддакнул ему второй. — Военные ушли, остались только мы, да пионэры с Гуру.

— Скоро все уйдут. Забросят сооружение, все быльем порастет.

— Да-с, «се ля ви», коллега, а вот это — «играл на флейте гармонист» останется.

— Я думаю, коллега, что и это уйдет. Законы забвения неумолимы. Это иногда как-то печально, но реалии таковы — все проходит, и стремление гармониста, тщетное стремление улучшить жизнь, сделать ее красивее, к желанному результату не приведет.

— Э… Да вы, коллега, опять декаданс проявляете. Пессимизм, конечно, хорош, но не во всеобъемлющем масштабе. А гармонист заслуживает уважения — бескорыстно, самоотверженно играет и играет на чужом инструменте. Пытается разбудить благородные чувства, не ожидая наград, апплодисметов — это разве не оптимистично?

Мрачный коридор закончился, и они оказались перед бронированной дверью. Датчики сработали штатно, и проход был свободен. В помещении, залитом ярким светом, все располагало к уютному отдыху. Они вежливо раскланялись и разошлись в разные стороны.

* * *

— Они отняли у меня все, — думал он.

Иногда ему казалось, что даже его мысли они сортируют, копошатся в голове, что-то стирают, а что-то добавляют новое. Это мучительное состояние он преодолевал с трудом, и только благодаря воспоминаниям и возможности рифмовать, постоянно занимая мозг поиском новых слов, ему удавалось отвлечься от мрачной действительности.

Когда-то очень давно, когда он мог двигаться и был свободен, ему казалось, что он сильный и могущественный. Он неожиданно появлялся в разных местах и помогал простому люду, устранял несправедливость. Наказывал зло. Так продолжалось несколько десятков лет, и ничего не менялось. Несправедливости не становилось меньше.

— Почему так происходит? — думал он, но ответа не находил.

Ему надоело скрываться, надоело бороться с пустотой, и все чаще и чаще он спрашивал себя:

— Зачем? Зачем мне пытается что-то улучшить, когда этих улучшений никто не ждет? Нет, нет, я не прав. Конкретный человек-одиночка ждет помощи, но общество в целом к этому «деланию добра» в принципе равнодушно.

Снаружи снова появились эти двое.

— Они ухаживают за мной, — подумал он.

Кто они? — он не знал, знал только, что это новая формация — пионэры. Когда-то вначале он поучаствовал в этом проекте. Ему предложили протестировать некоторых из них. Результаты оказались плачевными — феномены не появлялись.

Они тщательно осмотрели его и удалились, он снова остался один. Он читал их примитивные мысли. Его они называли «Гуру».

— Я Гуру. Странно, — подумал он. — Гуру без учеников. А впрочем, пусть будет Гуру.

Ему обещали, что он будет выявлять «уников». Но ни одного уника он еще не выявил. Он вообще уже давно ни с кем не общался. Здесь в приглушенном свете он не мог определиться со временем. Как долго он здесь находится? Он не знал. Не мог определить, что сейчас? День или ночь? Только смены этих двух смотрителей указывали, что время как-то движется. Он смертельно устал. Хотелось заснуть навсегда и больше не видеть и не слышать, не ощущать ничего. Но эти двое приходили и приходили, сменяя друг друга. Недавно он прочел их мысли — проект могут закрыть и его отключить, но что-то им мешает. Он знал, как его можно отключить. И снова полудремотное состояние и рифмы пришли к нему, толкаясь и пытаясь вписаться в какой-либо связный текст:

Гроза давно не грохотала,

Стал безработным пацифист.

Музыка грозно не звучала,

Играл на флейте гармонист…

— Как незаметно возникают противостояния? Сначала нетерпение, потом неприязнь, потом ненависть, — так думал он, а рифмы появлялись вновь и вновь. Он уже плохо помнил — какие слова он рифмовал с гармонистом:

Спокойный ход нас не тревожил,

Предупрежденья не сбылись.

И скрытый звук тревог не множил,

Играл на флейте гармонист.

Мы мелочей не замечали,

И молодежный дикий свист

Был искажением морали,

Играл на флейте гармонист…

Он часто вспоминал ту войну, братков в бункере, дневального-дембеля и капрала. Вспоминал ту никому не нужную, странную бойню. И что-то всё равно ему нравилось в этих воспоминаниях. Что же могло нравиться там, где взрывались «крокодилы» и расплющивали головы «хлопушки»?

Никто не видел — хоть убей ты,

Войнушка где-то занялась.

И гармонист уже без флейты

С винтовкой бродит среди нас…

Двое снова появились за стеклянной стеной. Они проверили приборы. Пришел последний пумпель. Он понял, что сегодня снова будет работать лабиринт.

— Наверное, мне нравились простые отношения братков друг к другу. Вот что мне нравилось там в горах, — он снова вспоминал те, давно прошедшие дни. — Нравилось то, что тебя не бросят, не забудут, даже если тебя убьют, даже если от тебя останется только половина. Странная война. Странная жизнь.

Квартал горел. Лежали трупы.

Смертельно ранен гуманист.

В войне не ласковые звуки —

Играл на флейте гармонист.

— Почему меня не отключают? Надеются, что появятся уники? «Играл на флейте гармонист». Это уже навязчивая идея с гармонистом. Наверное, у меня паранойя. «Играл на флейте гармонист». Что это значит? Что я этим хочу сказать? Это что?

Случайная фраза, не имеющая никакого смысла? А если ее придется объяснять, искать в ней что-то конкретное, то ее некоторая неопределенность, загадка исчезнет?.. Ничего не надо объяснять. Пусть каждый сам себе объяснит или почувствует, что в этом скрыто: «играл на флейте гармонист».

Он думал, что может быть в этот раз ему повезет и кто-то пройдет лабиринт. Тогда он попытается объяснить, как можно его отключить.

* * *

Его провели по еле освещенному длинному коридору. Открылась тяжелая металлическая дверь, и он оказался внутри, на первый взгляд, довольно уютной, небольшой комнаты. Мягкий велюровый диван с цветными подушками располагал к приятному отдыху. Стены, обитые гобеленом с растительным орнаментом, создавали какое-то умиротворенное, созерцательное спокойствие и явно предлагали снять напряжение после этой вереницы тестов и задач. Несколько настораживало, что в комнате не было окон, а дополнительные деревянные двери, кроме входной, вели в туалет и душевую. На изящном низком столике наблюдалась переговорная трубка с дисплеем. Комната, видимо, являлась местом скромного, но достаточно комфортного отдыха. Осмотревшись, он присел на диван и попытался подвести итоги этого дня. Еще никогда раньше он не решал столько задач, как сегодня, не анализировал загадочные картинки, не искал скрытые смыслы и закономерности. Пионэры препровождали их по одному из одной палатки к другой и, в конце концов, опустили на лифте вниз. Провели по нескольким лабораториям, где их мучили вопросами люди в белых халатах. Он на первых же испытаниях потерял Венсу и сейчас был крайне обеспокоен этим обстоятельством. Он с Венсой пока что не избавился от жетонов, точнее не сделал надпилов, пилка осталась у него, и он не знал, удастся ли им встретиться в этом подземном сооружении.