— Только факты, — согласилась она. — Я могу идти?

— Да, — ответил он.

* * *

— А почему сегодня вы без своего друга? — спросил Крео молодого литератора.

— Он сегодня в госпитале — там проведут следственный эксперимент, — последовал ответ.

— А-а… — протянул Крео, — понятно, а я чем вам обязан?

— Дядя сказал, что завтра будет публикация. Это так?

— Да, дядя звонил мне, — ответил Крео.

— Это очень хорошо. Вы знаете, я очень волнуюсь. Интересно: как примет публика мой «Космодром»?

Крео задумался — надо было как-то сформулировать ответ, и он попытался быть искренним и тактичным:

— Как правило, начинающий автор не может предугадать реакцию читателей, а уж критиков — тем более. В практике было много случаев исторических перевертышей, когда сначала произведение не принималось публикой, а потом с течением времени становилось шедевром и наоборот. Надо набраться терпения.

Юноша, внимательно выслушав Крео, заметил:

— Да, терпение, но очень хочется, — он на секунду остановился, подбирая дальнейшие слова, и произнес: — Хочется, чтобы было всё справедливо.

— Справедливо, — повторил Крео. — Это очень сложно, чтобы было всё справедливо.

Молодой литератор спросил:

— Вы сами-то часто бываете справедливым или… — видимо, он намеренно не закончил фразу, и Крео это немного насторожило. Он подумал: «Этот мальчик, может, не так и прост, как кажется?» и решил ответить несколько неопределенно, одним словом:

— Или.

Юноша улыбнулся и продолжил:

— Вы извините, но мне кажется, со мной вы могли бы быть справедливым, если бы не дядя. Я угадал?

Эта фраза повергла Крео в глубокое замешательство. «Не может быть, чтобы этот горе-литератор так тонко сыграл со мной!» — подумал он и ответил весьма дипломатично:

— У каждого из нас есть свои дяди. У вас есть свой. У меня есть свои резоны и аргументы.

— Значит, я могу ожидать от вас справедливой оценки «Космодрома» — ведь вы опытный человек в издательском деле? Короче, этот «Космодром» успеха иметь не будет или может быть принят как курьез, как дурная шутка, смеха ради и только?

Крео остолбенел от такой наглости, в голове мелькнуло: «Меня хотят загнать в угол. Это племянник с дядей хотят меня унизить, показать мне, где мое место. Место, где говорят: “Чего изволите, господа?”».

Крео не менее минуты молча смотрел на спокойное лицо юноши и никак не мог до конца понять, что здесь происходит. То ли его испытывают на лояльность к этим «серьезным людям», от которых многое зависит и он сам в первую очередь, то ли этот пацан решил внаглую поиздеваться над ним, имея за спиной дядюшкино покровительство?

Крео впервые встретился с такой ситуацией. Ему много раз приходилось выкручиваться, но сейчас происходило что-то суперновое.

«Может быть, меня хотят уволить со скандалом из-за этого “Космодрома”? — подумал он и мысленно ответил себе: — Нет. Остановись, горе-редактор! Ты же с дядей обо всём договорился. Недаром ребята два дня трудились над произведением. Эту галиматью превратили в стандартную жвачку, даже с некоторым юмором».

— Вы передумали печататься? — спросил он племянника. — К сожалению, уже поздно — вчера типография закончила свою работу.

Племянник решительно ответил:

— Нет, я не передумал, но я могу всё-таки услышать вашу оценку этой повести?

Крео ответил не сразу — он пытался успокоиться или хотя бы внешне выглядеть солидно, как подобает руководителю серьезной конторы:

— Ваш «Космодром» редакторам пришлось немного подправить, отредактировать. Теперь это для начинающего автора выглядит неплохо.

— Неплохо? — удивился племянник. — Это что — справедливая оценка? Похоже, Ньюка был прав: сила дяди победила вашу справедливость.

Крео догадался: эти два молодца решили его цинично испытать. Он, делая вид, что эта фраза его нисколько не задела, ответил:

— Вы хотели опубликовать свой труд. Завтра ваше желание исполнится. Я думаю, на этом мы беседу можем закончить.

Юноша встал. По его лицу было заметно, что он хотел бы еще что-то сказать, но какие-то важные слова ему никак не давались. Крео тоже встал из-за стола и, не глядя на племянника, произнес:

— Прощайте.

— Да, я ухожу, — нерешительно ответил юноша. — Ньюка победил нас обоих. Сила не в справедливости, а в… — он не знал, каким словом закончить эту фразу, и добавил: — Сила в дяде, в сильном дяде. Вся сила — в страхе перед дядями, — и он вышел из кабинета.

«Да, веселенькая жизнь наступила, — подумал Крео, — когда такие молодцы в такие игры играют! А как правдоподобно! “Актеры” высокого полета подросли за спинами генералов и солидных дядей. А я-то хорош — литератор, разнервничался…» — и он добавил пару нехороших словечек, из-за которых в его журнале развернулась бурная полемика: стоит ли их употреблять в литературных произведениях?

Впереди был целый рабочий день в текущих делах и заботах. Уже ближе к обеду его соединили с дядей племянника.

— Але, я вас слушаю, — произнес он в трубку.

Уверенный и суховатый голос пробасил:

— На вас жалуются. Один из ваших авторов вчера в интервью заявил: дело генерала замнут, и правды мы не узнаем. Это неправильно. Вы, я надеюсь, правильно меня понимаете.

Крео даже не успел вставить слово, как разговор прекратился. Некоторое время он неподвижно сидел за столом.

«Вот и твори здесь! — подумал он. — Ну что они лезут, куда не надо? Пиши себе рассказики, романчики! Какое тебе дело до нашей тонкой политики?»

Он постучал ладонью по столу, как будто хотел укрепиться в своих намерениях, и набрал номер этого идиота-автора.

Грубый развязный голос протрубил:

— О! Дружище Крео… тебя, — именно этот автор «славился» ненормативной лексикой. — Давненько… тебя не слышал…

Крео сугубо формально и крайне вежливо поздоровался и, не обращая внимания на попытки прервать себя, спокойно произнес:

— Наше издательство и журнал всегда дорожили своей репутацией — репутацией высокохудожественного издания, не терпящего пошлости и лжи. Честное отношение к нашему литературному труду является нашим кредо.

— Крео, голуба ты… наша. Мы тебя так любим, ты что, заболел… что ли? — голос в трубке несколько смягчился. Абонент ждал ответа.

— Нет, я в порядке, — ответил Крео. — А вот у вас проблема.

— Проблема? Да иди ты… Если ты опять о моем лексиконе, так это… народное. Народ так говорит. А мы… с народом.

— Я не об этом, — ответил Крео. — Вы позволили себе комментировать дело генерала и исказили действительность. Это недопустимо.

В трубке некоторое время раздавалось смачное сопение, а затем баритон объявил:

— Ты, голуба… угрожаешь мне? Мне — народнику? Вы что… — он вставил более-менее приличное слово, — офинигели? Тетку невинную хотят засудить, а педерастов выгородить?

— Суда еще не было, — ответил Крео. — Я бы на вашем месте воздержался от комментариев, если, конечно, хотите продолжить сотрудничать с нами.

— Вона вы как? — собеседник перешел на «вы». — Сочувствуете этим неформалам? — говорящий, видимо, хотел вставить крепкое словцо, но воздержался и продолжил: — Я вас понял. Вы, вы… — он, похоже, готов был смачно обругать Крео, но не решился и закончил разговор простой фразой: — Я подумаю над вашим предложением.

Крео, положив трубку, вслух выругался в адрес этого народника, дяди и вообще своей роли в этой истории. Он встал, прошелся до двери и обратно, подумал: «Юсте сейчас тоже несладко», — и занялся разборкой накопившихся бумаг.

* * *

Когда она вошла в проходную и предъявила охране свое удостоверение, солнце уже поднялось над вершинами деревьев старинного парка, окружавшего несколько строений госпиталя. Общий вид разноэтажных зданий, расположенных в парковой зоне, скорее походил на элитное жильё в старинном стиле, нежели на госпитальный комплекс. Мощеные дорожки удобно соединяли здания и, изгибаясь, уходили в темные аллеи. То тут, то там на клумбах и ухоженном газонном пространстве яркими шапками виднелись последние осенние цветы. На старых кленах еще кое-где держались желто-красные листья. Березы, увешанные мелкими желтыми листочками, красовались в солнечных лучах. Вся осенняя красота сверкала капельками растаявшего к утру ночного инея, и только в темных, тенистых местах еще можно было заметить ярко-белую бахрому, оставшуюся от легкого морозца.