– А когда ты делала открытие про гелий-3, ты о чём сама думала? – Морган снова повернулся к ней и стал пристально смотреть в глаза. В её красивые яркие зелёные глаза. И так притягательно, что она тут же перестала считать его занудой.
– Мне было просто интересно… Я изучала это, потому что мне было интересно. Не за тем, чтобы принести там какую-то пользу всем. Или чтоб получить получше жильё. Нет… А потому что мне было интересно… И я точно могу сказать, что именно поэтому у меня и получилось… Интерес – это и есть та искра, которая двигает нас к чему-то большему…
– А как насчёт нашего проекта термоядерного реактора?
– А вот это от тебя зависит. – Натали сказала эти слова очень медленно, сначала убрав взгляд, а в конце фразы вернув его обратно к глазам Моргана. Ей очень хотелось заинтересовать его уж хоть чем-то. Если уж не своей фигурой, красотой или умом, то хоть какой-то загадкой, пусть её даже и нет на самом деле.
И похоже, что сработало, потому что он улыбнулся. Совсем слегка улыбнулся и утвердительно покачал головой:
– Тогда у нас точно получится… Мы могли бы сходить попить кофе ко мне, как только закончим. Ты не против?
Небольшой камень слетел с её плеч, хотя при этом на спине буквально оставалось ещё много других камней:
– Ну если только ты настаиваешь…
– Настаиваю. Значит договорились… У нас ещё полчаса сегодня на эти чертежи. И чтоб была чиста совесть, нам следует доработать их как следует…
***
Его покои состояли не из двух, как у неё, а сразу из четырёх отдельных комнат – по нашим меркам не просто шикарно, а неведомая роскошь. Натали даже не знала, что так можно жить, и что вообще в принципе на станции есть такого размера чьи бы то ни было личные помещения.
– Как кофе? – спросил Морган. Перед тем, как налить ей кружку, он спросил про то, в каком виде она любит его пить, что класть побольше, и, что самое интересно, как вообще она понимает этот процесс. Это было странно и удивительно одновременно – она никогда не задумывалась над тем, что люди могут делать одни и те же вещи, внутри понимая совершенно разные вещи. И только после того, как он спросил именно про её способ видения, она осознала, что это что-то выходит у всех совершенно разное. Это она пила кофе, чтобы расслабиться, почуяв вкусный аромат и не более того. А кто-то пил его, чтобы взбодриться, сделать перерыв, задуматься над чем-то. И возможно многое другое, о чём она не могли даже подумать. И эти мысли про кофе навеяло ей раздумья, что все вещи люди могут делать именно таким же образом, начиная с самых простых и заканчивая эксклюзивными.
Например, заниматься тем, что приносит тебе доход как полезному члену общества – это люди могли рассматривать и с позиции личного удовлетворения, и с позиции признания другими, и чтобы просто не сидеть без дела, умирая от скуки, и чтобы с кем-то общаться, в том числе не по бытовым вопросам. Оказывалось, что не все и не всё люди делают так, как кажется на первый взгляд, просто потому что мы уже давно привыкли это так воспринимать. И это открывает следующий уровень этого познания.
Ведь раз все воспринимают даже базовые вещи по-разному, то в этом и кроется разница в результатах и подходе к этому делу. В данном ключе такой вывод становится очевидным, хотя изначально он даже не приходил в голову. А всё от того, что мы как всегда привыкли воспринимать людей везде такими, какими уже решили их считать. Если мы видим, например, кого-то старательным на работе, то автоматически считаем, что он старательный человек, забывая при этом, что это лишь то отношение, которые мы видим исключительно относительно его работы. И в данном случае причина может крыться только в том, что в работе он находит утешение для себя самого. И более того, если это утешение он ищет как раз от личной жизни, то справедливо полагать, что в этом случае в личной жизни он будет полной противоположностью тому, как он ведёт себя на работе – он будет ленивым и апатичным.
Проблема же в том, что мы не видим человека одновременно со всех сторон его жизни. И даже если мы видим несколько разных его сторон, то всё равно в какой-то из них мы считает его за основную. Уж он в первую очередь нам друг или коллега. Он может быть одновременно и тем и тем, но воспринимать мы всегда будем его только с одной стороны. И если это всё же друг, то и на работе он будет друг, а не коллега.
– Включает мозги как следует твой кофе. – ответила Натали, действительно, уже считая, что напиток вышел исключительным. То ли от способности Моргана выведывать особенности, то ли от того, что вопросы добавили масла в огонь и без того регулярных рассуждений Натали.
Сейчас она сидела на чёрном кожаном диване, аккуратно сжимая в обеих руках красную кружку. При всё очевидном богатстве Моргана интерьер был обставлен достаточно скромно, и было видно, что большинство вещей он сделал собственноручно, а не заказывал у кого-то. Это создавало не просто определённый уют, но и некое чувство самости, которой не было в других местах, ведь было видно, что это кото-то делал с душей, а не просто ради красоты.
Комната была гостевой, из неё вело четыре двери в другие помещения. Посередине большой чёрный кожаный диван, перед ним низкий стеклянный столик и большое кресло еще подальше прямо перед панорамным окном, достигавшим в длину двух и в высоту одного метра – самый главный показатель зажиточности на станции. Такие стёкла стали ставить уже после пробуждения, разработав сплавы, крепче самой обшивки. И получалось, что с виду более уязвимый участок, на деле оказывался более прочным, потому его выставляли с наружной стороны, что одновременно позволяло получить шикарный вид на окрестности.
И эти окрестности с его положения, оказывались потрясающе шикарными, ведь с его стороны начинался ныне высохший, а ранее существовавший Атлантический океан, уходивший дном вниз, позволяя наблюдать более широкие пространства. И хотя кругом всё было покрыто всё те же серым реголитом, самая объёмность вида буквально захватывала дух.
– Ты вот хотела поговорить про то, насколько всё логично. – начал Морган присев не совсем близко, но на расстоянии вытянутой руки от неё. – Так вот, первое, что я тебе покажу, это вид из моего окна. Видишь эти просторы… Мы все знаем, что это Атлантический океан, который высох сколько-то лет назад… Так ведь нам говорят?
– Угу. – Натали аккуратно отхлебнула ещё кофе, снова вспомнив про мысли о разном отношении у людей к одному и тоже процессу. Поистине сегодняшнее открытие.
– Так вот это не Атлантический океан… Ты была откровенна сегодня со мной, и я просто отвечаю тем же… Это всё, конечно, крамольные разговоры, но это не Атлантический океан, причём я не просто так думаю, я это доказал.
– Как доказал?
– Я нашёл карты морского дна в достаточно подробном виде. Точность до 10, в некоторых случаях до 50 метров. Потом заснял с разных ракурсов свой вид. Мне ж никто не мешает это делать. Потом оцифровал всё это в одну техническую единицу, и сравнил свою данность с тем, что хранилось как данные о морском дне Атлантики, пытаясь найти своё местонахождение… И ничего. Просто ничего… То, где мы сейчас находимся – это не побережье Атлантического океана.
– Может, просто всё сохранилось не в таком виде? Ты же сравнивал по каким-то параметрам?
– Именно. По параметрам. Я был уверен, что не найду 100% вероятности, это и так понятно. Но те результаты, которые я получил давали схожесть меньше, чем на один процент. 0,00002 процента. Совпадение места на 0,00002% означает, что система просто попала пальцем в небо по каким-то точкам.
– И какие у тебя версии на всё это? Карты неправильные? Или что?
– Я бы подумал, конечно, что они неправильные, устарели или ещё что-то, но такие масштабы… Это разве что миллионы лет прошло. Но если б так, то от нашей станции ничего б не осталось… Но это не всё. Я не только про вид из окна… Когда каждый раз так объёмно всё наблюдаешь, то начинаешь сравнивать многие вещи.
– Например, что ещё?
