Дальнейшее Аня помнит как кошмарный сон. Громадные фигуры милиционеров быстро заполонили тесную кухню, и прежде чем кто-то из игроков успел что-то понять, все трое были мгновенно уложены лицом в пол и на их запястьях защелкнулись стальные «браслеты». Аня в ужасе наблюдала за происходящим, не в силах вымолвить и слова. Отец, как мог, успокаивал ее, неизменно называя «принцессой». Затем один из вошедших принялся заполнять какие-то бумаги, второй торопливо собирал деньги, упавшие во время потасовки со стола, а третий, к изумлению Иванушкиной, как ни в чем не бывало, принялся есть уже остывший борщ, черпая его половником прямо из кастрюли.

– А говорят, народ бедствует, денег у него нет, – с ехидством заметил оперативник, который пересчитывал деньги. – Откуда такие доходы, ребята?

Ответом ему было гробовое молчание.

– Еще ребенка приучаете к азартным играм, – продолжал милиционер. – Ладно. Это нам моральная компенсация… А то затрахались вас искать по всему городу.

– Это точно, – поддержал напарника тот, что хлебал борщ. Смахнув с подбородка капли, он сказал, и в голосе его звучало неприкрытое восхищение:

– Это ж надо придумать такое – целый завод спереть и иностранцам продать! Эх, парни… Ваши бы мозги да на хорошие дела!

Он махнул половником и зачерпнул очередную порцию.

– Кто нас сдал? – процедил Лев.

Милиционер, заполнявший протокол, поднял воспаленные от недосыпа глаза:

– Слава богу, есть еще приличные люди.

Покрутив в руках ручку, он снова вернулся к писанине.

– Ребенок чей? – осведомился он, не отрываясь от работы.

– Это моя дочь, – ответил Лев. – Отвезите ее домой. Там, наверное, уже мать с ума сходит.

– Разберемся, – невозмутимо пообещал милиционер. – Сначала показания прочитаете, распишитесь… Все по закону.

– Мужики, вы что, звери, что ли? – не выдержал Лев. – Да она дитя совсем, ей в школу завтра к первому уроку! Принцесса?!

– Я тут, – пискнула Аня.

– Какой у тебя первый урок?

– Э… Матеша… – неуверенно ответила она. – Пап… А тебя точно отпустят?

– Конечно, – бодро отозвался отец. Он повернул голову, стараясь разглядеть сидящую за столом дочь. – Я ж ничего такого не сделал. Твой папа честный человек, так что завтра утром, пока ты будешь на своей матеше, меня уже отпустят.

Милиционеры засмеялись, а тот, что чавкал борщом, и вовсе поперхнулся, и Аня обреченно поняла, что папа просто пытался ее успокоить. Никто и никуда его, похоже, не собирался отпускать…

…В купе заглянул проводник, и она от неожиданности вздрогнула. Обрывки воспоминаний двадцатилетней давности рассеялись, будто уносимые ветром обрывки тумана.

– Тверь через десять минут, – заученным голосом объявил проводник. Анна быстро допила чай. Когда за окном появилась станция, она, подхватив рюкзак, ринулась к выходу.

До исправительной колонии она добиралась на автобусе, который долго трясся по колдобинам. На лицах пассажиров, в основной своей массе женского пола, застыла печать тревог и бессонных ночей.

«Вот судьба у людей, – хмуро подумала Анна. – Какой-нибудь идиот по пьянке разбил голову собутыльнику, а жена или мать теперь ему передачки возят…»

Наконец автобус прибыл на конечную остановку, и после долгих и муторных проверок Анну пригласили в специально выделенную комнату. Разглядывая обшарпанные стены, Иванушкина внезапно почувствовала странное волнение, граничащее с возбуждением. Неужели через пару минут она увидит отца?! Или все это ей снится?

«Господи, я на первом свидании так не переживала», – пронеслась у нее мысль, и Анне стало смешно. Она потерла носком кроссовка глубокую царапину на почерневшем от грязи линолеуме. Лязгнула стальная дверь, и она резко вскинулась, всматриваясь сквозь стекло, разделяющее комнату свиданий. Сердце бухало так, словно собиралось вырваться наружу, пальцы девушки стиснули брелок-«тамагочи».

В комнату вошли двое – конвоир и высокий мужчина, в котором Анна мгновенно узнала отца.

– У вас есть пять минут, – предупредил тюремщик и, сняв со Льва наручники, встал возле двери, глядя перед собой ничего не выражающим взглядом.

Анна хотела возмутиться, ведь она специально узнавала и выяснила, что длительность краткосрочных свиданий составляет четыре часа, но увидев, как отец сел напротив, у нее в горле появился комок, и она забыла обо всем на свете.

– Привет, принцесса, – улыбнулся Лев, и она торопливо смахнула выступившую слезу. Несмотря на минувшие годы, отец почти не изменился, лишь слегка посеребрились волосы на висках да вокруг глаз появились новые морщинки. Все тот же пронзительный взгляд, излучающий непоколебимую уверенность.

– Привет, папа, – выдавила она, заставив себя улыбнуться в ответ.

– Выросла ты, обалдеть просто. Прямо красавицей стала, – искренне сказал Лев.

С губ Иванушкиной уже было готово сорваться «ты тоже хорошо сохранился», но она промолчала. Она просто молча смотрела на отца.

– Теперь уже на ручки тебя не возьмешь, не подвинешь, – продолжал Лев. – А помнишь, как я тебя однажды подбросил, а ты головой в люстру вписалась?

Анна кивнула.

– Мать потом орала как резаная – мы плафон один разбили, – вспомнила она.

– А ты хохотала на весь дом, – подхватил отец. – Не поверишь, но я только и думал все эти двадцать лет – вот бы еще раз услышать, как ты смеешься… Гляжу, ты с моим подарком не расстаешься. Это очень трогательно.

Он показал на брелок-«тамагочи», который Анна не выпускала из рук.

– Почему всего пять минут? – спросила она. – Я думала, мы нормально пообщаемся…

– Здесь все по-другому, солнышко, – пояснил Лев. – У меня недавно взыскание было, даже на это свидание пришлось начальство уговаривать. Может, в следующий раз и подольше получится…

Анна глубоко вздохнула:

– Мама сказала, что ты умер. И я поверила.

Улыбка на губах Льва слегка угасла, и он забарабанил пальцами по исцарапанной поверхности стола.

– После того как менты меня домой вернули, мы больше о тебе никогда не говорили, – вновь заговорила девушка. – А что тебя на двадцать пять лет осудили, я вообще от соседки узнала. Н-да, вот так мама…

Помолчав, она прибавила:

– И она еще говорила, что врать нехорошо.

Лев пожал плечами:

– Я ее не виню.

– Зато я виню! – вспылила Анна. – Как можно было скрывать от ребенка такую правду?! Эта ложь ничем не оправдана!

Лев выглядел смущенным, и в какой-то момент ей показалось, что сейчас отец будет защищать мать. Так оно и вышло.

– Просто она боялась, что если мы будем общаться, ты не той дорожкой пойдешь, – сообщил он.

Анну бросило в жар.

– Разве я не имею права сама решать? – тихо спросила она. – Неужели она не понимала, что рано или поздно все всплывет наружу?!

– Бог с ней, принцесса, – нетерпеливо сказал отец. – Время на исходе, и я тебя, собственно, по важному делу искал. Меня скоро по УДО могут выпустить и…

Кашлянув, он слегка подался вперед к стеклу.

– У меня тут небольшие трудности, – понизив голос, произнес он. – Кое-кто не хочет, чтобы я жил прежней жизнью и вернулся к тебе…

– Нужны деньги? – быстро сообразила Анна. Она перехватила скучающий взгляд конвоира – похоже, он ничего не слышал или не понял.

Отец кивнул.

– Время терпит, это не срочно, принцесса. Недели три у тебя точно есть. Прости, но мне просто не к кому обратиться. Ты – мой единственный близкий человечек, – сказал он, и у Анны защемило сердце.

– Осталась минута, – подал голос конвоир, и она торопливо сказала:

– Скажи, сколько надо. Я все сделаю.

– Пятнадцать, – чуть слышно промолвил Лев.

– Тысяч?

Он посмотрел на нее с сочувствием, как смотрят на умалишенных, и Анна все поняла.

«Конечно, дура ты эдакая, – хихикнул внутренний голос. – Очнись, детка. Какие тысячи? Стал бы тебя отец беспокоить по таким пустякам… Речь идет о миллионах».

– Пап, это нереально же… – Голос ее предательски дрогнул.

Лев перестал барабанить пальцами и отодвинулся назад. Лицо его приняло бесстрастное выражение.