Для того чтобы понять позиции Бордиги по отношению к России полезно знать другие его работы. Мы дадим их краткое изложение. Бордига был фундаментально антидемократическим и анти-инновационным человеком, т.е. он боролся с теми, кто считал, что было возможно и необходимо создать новую теорию или что можно актуализировать марксизм, пользуясь следующим определением:

"Мы используем слово 'марксизм' не для того, чтобы обозначить доктрину открытую и представленную индивидом Карлом Марксом, но для того, чтобы обозначить доктрину, возникающую с современным индустриальным пролетариатом и 'сопровождающим' его в течение всего хода социальной революции – и мы сохраняем название 'марксизм' несмотря на все спекуляции и эксплуатацию его целой серией контрреволюционных движений".   («Историческая инвариантность марксизма», 1952)

Важна связь с классом, определяемым способом производства, который он стремится создать. Метод, которым он должен реализовать это создание является его программой. Фундаментальные линии программы пролетарского класса были установлены в 1848-м. Они таковы: пролетариат должен сформироваться как класс, а значит как партия. Затем он должен стать государством для того, чтобы уничтожить все классы, а значит и себя самого, для того, чтобы стало возможным развитие коммунизма (ср. «Основы революционного коммунизма», 1957). Партия таким образом рассматривается с одной стороны как часть класса, предвосхищение коммунистического общества, "проекция в настоящее социального человека завтрашнего дня" (ср. «Теория первичной функции партии», 1959), с другой как орган сопротивления в тот момент, когда пролетарский класс был разбит и находился под влиянием правящей идеологии, поэтому партия должна сохранять 'классовую линию'. Марксизм, если его рассматривать не только как теорию революции, но и как теорию контрреволюции, способен к сопротивлению, которой заключается в поддержании им программы целого класса. Поэтому формальная партия, к которой принадлежал Бордига, могла рассматривать себя как связующее звено между предыдущим этапом, когда пролетариат складывался как класс, и будущим, когда должна была впыхнуть анонимная революция, приводя в движение весь класс. Бордига признавал, что формальная партия может исчезать, то есть, что может произойти так, что больше не будет революционеров, защищающих классовую программу в течение какого-то периода, но, что партия возродится в "далёком, но светлом будущем", следуя за динамикой присущей капиталистическому обществу и за фактом абсолютной потребности человеческого вида в коммунизме.

Во время периода отлива (т.е. сильной контрреволюции, которая заставляет класс отходить на прежние позиции), основной ролью обладает описание коммунизма, таким было поведение самих Маркса и Энгельса, посвятивших, по словам Бордиги, всю свою жизнь его описанию. Так можно поддерживать линию будущего в достойном презрения настоящем, сопротивляясь контрреволюции отвергая все демократические формулы и все ошибочные импульсы к инновации. Это подразумевает структурный анти-активизм потому что совершать вмешательства можно только в 'зрелые периоды истории' человечества. Тогда следует бросаться в битву очертя голову и не сдаваться при первом же шоке, не уходить из партии, как только враг начинает обретать преимущество. Таково было значение размышлений над дебатами 1926-го. Надо было сопротивляться, мировой пролетариат, организованный Коммунистическим Интернационалом, должен был сопротивляться капитализму в ожидании новой революционной войны. Но как только начинался её отлив, надо было проходить через чистилище и ждать пока контрреволюция не выполнит все свои задачи. Бордига считал, что это было реализовано в 1956-м. Отсюда предсказание новой революционной волны с кульминацией в 1975-м.

Надо было снова восстановить марксизм, от которого отказались сталинисты, в течение периода ожидания, не теряя из виду непосредственные движения класса, для того, чтобы осознавать насколько они способны сотрясти диктатуру капитала. Но это следует делать без иллюзий. Поэтому он говорил, что после Второй Мировой войны не будет революции (фашистские страны проиграли войну, но фашизм победил), что Третья Мировая война не была неизбежной, а холодная война была формой мира. Поэтому не могло быть революции после краткого созревания как думали те, кто считал, что неотвратимый третий конфликт даст начало революции после него. Берлинское движение (1953-го года) не стало началом нового революционного цикла. Не стало им и венгерское восстание 1956-го, потому что оба были межклассовыми движениями, в то время как пролетариат мог победить только через автономную организацию, в борьбе за собственные цели.

Тем не менее, очевидно, что всё это принадлежит прошлому, и многие спрашивают, какое эти события имеют значение? Какое значение в отказе от лести Югославии как новой социалистической стране? В том же отказе по отношению к Кубе, Китаю и в отрицании того, что центр революции находится в странах третьего мира? Фактически, какая в этом польза, когда весь мир убеждён в противоположном?

Именно потому, что, фактически, у Бордиги было предвидение определённого будущего, он смог вести себя определённым образом и избежать революционного маскарада послевоенного периода, которым дирижировали троцкистские и схожие группы. Здесь заключалась его последовательность, в теории нет пользы, если она не предлагает предвидения. Но никто не может предвидеть без какой-то уверенности.

Бордига несколько раз расходился с большевиками по вопросу о демократии. Он был абстенционистом, отвергавшим любое участие в парламенте, любые демократические механизмы. Надо было чётко определять тактику по отношению к условиям чётко определённой борьбы на исторических этапах, когда действовал пролетариат. Схожим образом он отвергал теорию государственного капитализма и считал теорию империализма совершенно недостаточной и т.д. Несмотря на это, как мы уже повторяли, он так никогда и не порвал с Лениным, потому что для Бордиги он был теоретиком диктатуры пролетариата (последовательным продолжателем Маркса), оказавшимся способным применить её в огромной стране. С другой стороны, всё развитие антиколониальных революций усиливало для него правоту ленинистских позиций. Отсюда некритическая апология большевиков, но, при этом, также защита итальянских левых коммунистов и самого себя от обвинений в анархизме, ультралевачестве, пассивности и т.д., что привело его к ложным обвинениям KAPD, Паннекука и т.д., особенно в тех вопросах, в которых они были очевидно близки к нему.

Но это лишь частный аспект работы Бордиги. Самое важное, что характеризовало его, благодаря чему он остаётся таким захватывающим и живым, это то, что указано в книге «Bordiga: la passion du communisme»: его уверенность в революции, в коммунизме, выраженная пророчески. Человечество революционными скачками продвигается к коммунизму по его словам. Эта эволюция является работой миллионов, нащупывающих свой путь и, иногда, совершающих просветлённые скачки путём крупных революционных взрывов. Он сравнивал всю человеческую историю с огромной рекой огороженной двумя дамбами, справа социальным консерватизмом, по которому марширует распевающая гимны официальной классовой лжи толпа священников и жандармов, слева парад реформизма людей посвятивших себя народу, бизнесменов оппортунизма, прогрессистов. Обе банды оскорбляют друг друга с разных берегов, в то же время полностью соглашаясь, что река должна оставаться в русле. Но необъятный поток человеческой истории также чреват безудержным и грозным разбуханием и, иногда, переполняя извилины, он затапливает обе дамбы с их несчастными бандами в импульсивном и неодолимом паводке революции, сбрасывающей все старые формы и придающей новое лицо обществу.

***

Несмотря на все работы о русской революции и о советском обществе, мы считаем, что изучение этих феноменов не просто не закончено, но что оно даже не начиналось, потому что от общего внимания ушли два основных вопроса: об общине и о разделении КСП на периоды формального и реального господства капитала. Множество других вопросов берёт начало из этих двух вопросов, поэтому мы просто отметим, что наша цель не в том, чтобы рассмотреть русский вопрос в деталях, а в том, чтобы возобновить дебаты о нём путём интеграции работы Бордиги.