Дни раскрываются и разматываются непрерывной лентой. Одно запросто перетекает в другое. Прогулка в лесу может закончиться прыжками бомбочкой в воду с высокой скалы. А полные диких ягод ведерки означают полдня возни с выпечкой – маффины или пироги – и отмывание кухни от муки, яиц и сахара. Они собирают коллекции всякой всячины: шишки, ракушки, птичьи перья. Даже дождливые дни великолепны. Дом полон книг. Беа любит читать на выцветшем зеленом диване в гостиной, время от времени опуская книжку, чтобы посмотреть на туман, поднимающийся от воды и сливающийся с белесым небом.

Грегори тоже расслаблены и умиротворены. Миссис Джи работает в саду, каждый день перед обедом отважно купается в холодной воде, а после обеда загорает на солнце, приспустив бретельки купальника с веснушчатых плеч. Здесь даже мистер Джи совсем другой. Не только за обедом. Он научил Беа плавать, но еще научил грести веслами, жарить пончики, пускать «блинчики» по воде. Он частенько пропадает на полдня – ловить макрель с лодки, бродить по лесу или рисовать акварелью за старым амбаром, – а когда возвращается, сидит на террасе со стаканом виски в одной руке и трубкой в другой и смотрит, как розовеет небо.

Сегодня Беа поплывет в город. Она уже дважды плавала вокруг острова, а это больше, чем расстояние до городка, но легче, потому что берег всегда рядом. По пути в город могут попадаться яхты, а еще волны и течение. Мальчики поплывут на лодке рядом с ней, а мистер и миссис Джи отправятся в город заранее, будут встречать ее с полотенцами и сухой одеждой. Уильям сказал, что он доплывает за сорок пять минут, так что она рассчитывает справиться примерно за час.

Перед отъездом в город мистер Джи отводит ее в сторонку.

– Ты справишься, – говорит он. – Я знаю, ты сможешь. Ты отличный пловец, и я ужасно горжусь тобой. Ни за что бы не поверил, что такое возможно, ведь ты только в начале лета научилась плавать.

Беа теребит прядь волос, молча кивает и смотрит на него.

– Но если вдруг что-то пойдет не так, просто остановись, замри в воде, пока мальчики не подплывут к тебе. Обещай, что так и сделаешь.

Он коротко обнимает ее, и, кажется, это впервые.

– Я остановлюсь, если будет нужно, – отвечает она, глядя ему в глаза. – Но это не потребуется. Я справлюсь.

Он подмигивает ей:

– Молодчина.

Море сегодня спокойное – голубая гладь, расстилающаяся между островом и городом. Она различает шпиль церкви, в которую они ходят каждое воскресенье, и башенку библиотеки, где она провела множество часов, уютно устроившись с книжкой прямо на полу. Беа машет мальчикам, стоящим около лодки, застегивает под подбородком купальную шапочку и вступает в воду, как будто отправляется в город пешком; холодная вода поднимается вверх по телу, по мере того как Беа заходит все дальше. Потом каменистое дно под ногами пропадает, она вытягивается в воде и начинает медленно, размеренно двигать руками, гребок за гребком, шумно выдыхая в воду, как научил мистер Джи, чувствуя, как согревается по мере движения. Время от времени она оборачивается назад, проверяя, что плывет в нужном направлении, но в основном концентрируется на дыхании и гребках, иногда напоминая себе не забывать работать ногами. Беа знает, что мальчики рядом, а взрослые Грегори в городе, невидимая линия соединяет их всех, а в середине этой линии она, Беа.

Она переворачивается на спину немного отдохнуть, приподнимает голову и машет мальчикам. Джеральд встает на ноги и бешено машет в ответ, едва не вываливаясь за борт. Уильям приветственно салютует и усаживает на место Джеральда. Она сдерживает смех, глядя на них, – какие же они предсказуемые, как близки ей они оба, и как ей спокойно рядом с ними. Она вновь переворачивается, немножко плывет брассом, а потом опять переходит на кроль.

Что бы сказала мама, если б увидела? Папа был бы рад, это точно, а вот насчет мамы она не уверена. Этот океан, в котором она сейчас плывет, океан, разделяющий их, он стал шире за минувший год. Та жизнь и та девочка постепенно растворяются. Она по-прежнему пишет домой каждое воскресенье, но теперь ей все труднее заполнять страницу словами. Письма родителей тоже становятся все более краткими и все менее связными. Как будто они не знают, о чем ей написать. Задают много вопросов. Папа больше не пересказывает шутки. Беа рада была узнать из их последних писем, что бомбежки Лондона почти прекратились. Гитлер отступает. Но все еще не безопасно, а папа с самого начала сказал, что она не вернется домой до окончания войны.

В очередной раз поднимая голову, она чувствует, как потяжелели руки и ноги. Каждый гребок дается с большим усилием, чем предыдущий. Но она уже близко к цели. Мистер и миссис Джи уплыли на голубой лодке, и она видит ее, пришвартованную у причала, и знает, что они тоже где-то рядом. Беа проплывает мимо лодок, стоящих на якоре чуть дальше, ее замечают люди с яхты, выходят на палубу и машут ей.

– Почти на месте! – кричит какой-то мужчина. – Осталось чуть-чуть!

Она переживала, каково будет плыть мимо яхт и чужих людей, но ей приятно внимание, и Беа машет им в ответ, когда получается. А потом она видит миссис Джи, радостно подпрыгивающую на причале, и думает, не в первый уже раз, что Джеральд и миссис Джи – вылитые копии друг друга. Беа не видит сейчас Джеральда, но не сомневается, что в эту минуту он ведет себя точно так же.

Наконец она начинает задевать телом мягкие водоросли и чувствует ногами дно. Она больше не плывет, а просто идет к берегу. Там ее встречают Грегори, и миссис Джи заворачивает ее в громадное желтое полотенце, прежде чем расцеловать в обе щеки, еще и еще.

– Ты справилась, я знала, что ты сможешь, – тараторит она.

А мистер Джи улыбается.

– Молодчина, – вновь говорит он, и ей хочется, чтобы он опять ее обнял, но еще больше ей хочется услышать, как эти слова произносит ее отец.

Уходя с пляжа, она оборачивается и смотрит на восток, туда, где остров, а дальше – море.

Расставание, понимает наконец Милли, сродни переживанию горя. Печаль накатывает волнами, бывают приливы и отливы, но сейчас, когда прошло больше года, приливы ощущаются реже. В каком-то смысле Беатрис уехала навсегда. Милли слышала, что некоторые матери навещали своих детей за границей, но знает, что у нее нет такой возможности. Редж ясно дал это понять, особенно после того, как узнал, что одно судно с детьми на борту было торпедировано. В следующий раз она увидит Беатрис, когда та вернется в Лондон, после окончания войны. Странным образом это знание помогает жить дальше. Временами Милли даже кажется, что все это произошло давным-давно, а материнство – нечто, случившееся не с ней, а с кем-то другим. Американка, похоже, отлично справляется со своей ролью. Однако время от времени Милли позволяет дать волю зависти. Возможно, Нэнси как мать гораздо лучше, чем была она сама. Очевидно же, что там Беатрис счастливее, чем здесь, но Милли никогда не зацикливается на этом. Легче всего, когда удается совсем прекратить думать. Но хватает ее ненадолго.

Как изменился Лондон сейчас, когда бомбежки прекратились. Милли как будто вновь задышала полной грудью. Закончился этот беспросветный ночной ужас. Светомаскировка пока обязательна, но зато они могут оставаться у себя в квартире. Точнее, она остается. Редж теперь часто дежурит в своем отряде. В Гражданской обороне сплошь старики, так что Редж там самый крепкий и дееспособный. Его повысили, так что он постоянно пропадает на дежурствах.

Милли тоже занята. По будням она теперь ведет бухгалтерию для нескольких местных магазинов. А еще пошла добровольцем в качестве водителя «скорой помощи», поэтому вечерами и по выходным колесит по Лондону. Она одна из немногих женщин-добровольцев, которые умеют водить автомобиль, научилась на ферме у дедушки. В Лондоне-то машины только у дам из высшего общества, вот Милли и оказалась неожиданно в новом окружении, среди женщин, которые выросли на Итон-сквер, а лето проводили на юге Франции.