Борис неторопливо начал свои размышления вслух:
— Наверное, то, что я могу сказать, в какой-то степени созвучно предыдущим нашим темам. В плане общем последние несколько дней меня занимают два вопроса, относящиеся к роману Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита», на которые мы с Акико в своё время не нашли непосредственно в тексте, как ни старались, ни намёков, ни ответов, ни подтверждений нашим предположениям. Может, мы неглубоко читали, как дилетанты в литературе, а специалисты давно знают ответы на эти вопросы, не знаю… Почему Мастер не заслужил света, а заслужил только покой? И что за покой от Господа он получил?
Так и вижу старинный домик под зацветающими вишнями, пройти к которому надо через мостик из замшелых камней над горным ручьём. А ведь Мастер-Булгаков описывает, похоже, южную Германию, где плющ и виноград поднимаются по стенам домов. Допустим, это Бавария. Местность приведена в предгорьях Альп, это какая-то укромная долинка в дальних окрестностях Мюнхена, и тогда ручеёк впадает в Инн или Изар. Но может быть и Баден-Вюртемберг, и тогда ручей пополняет собой воды верхнего Дуная. Или, наконец, Саксония возле Дрездена? Согласитесь, что ни на низинный Мекленбург, ни на Эльзас с Лотарингией, ни, тем паче, на Францию или забытую Фландрию пейзаж не походит. Это всё же гётевская или шиллеровская Германия, пожалуй, чуть даже пораньше.
И домик, и утварь в нём и одеяние Мастера — длинный плащ, предполагаемый камзол, высокие ботфорты, в которых принято путешествовать на коне и не вполне удобно ходить по земле, велюровый берет с пером, непременная шпага при себе вне дома — эти предметы вполне могут принадлежать средневековому немецкому учёному, писателю и философу, никак не барону и не бюргеру. Хотя… Что имелось в виду? Кто это знает за Булгакова?
Попутно: почему прекрасная особа, в жилах которой течёт королевская кровь, Маргарита, идёт рядом с Мастером по песку босиком, ей ли не во что обуться? Спешила?
Чем близки и место в южной Германии и время послежизненного вечного упокоения Мастера и Маргариты самому Булгакову и почему? Не тем же, чем близка Япония бывшим в прошлой жизни японцами, и чем мысли о Дельфте волнуют тебя, милая Акико? Вот пример реальной, действующей независимо от нас, истории. Но люди слепы и её не желают видеть.
И второй мой вопрос: по какой серьёзной причине Мастер ни разу не позволил себе пренебрежительно отозваться о Воланде? Из одного лишь опасения неудачно пошутить насчёт света и тьмы, подобно тёмно-фиолетовому рыцарю с мрачнейшим, никогда не улыбающимся лицом, за прижизненную необдуманную шутку преображённого в посмертии в демона Коровьева-Фагота? Согласитесь, невозможно посчитать глубоко понимающего суть вещей Булгакова воспевателем или тайным приверженцем сатаны. Сколько бы ни восклицала Маргарита: «Всесилен, всесилен!», как ни восхищалась бы могуществом Воланда, внутренняя позиция писателя, чувствуется, иная. Да и так ли уж всесилен временный оператор-Воланд, распоряжающийся в отведённых ему пределах власти судьбами не своих рук созданий, в сопоставлении с бесконечным могуществом истинного, вечного Творца всего сущего? Почему тогда красавица Марго обратилась к тёмной силе? Не прописано это или пока не вошло в опубликованный текст романа — не знаю. Её время жизни было такое, в темноте? Мне, к сожалению, это тоже непонятно.
— Ты, я думаю, почти ответил на свои вопросы, Борис, — помедлив, отозвался русский профессор, когда «мон амур» умолк. — Тут, видишь ли, вот как обстоит. Место Воланда в иерархии высшее, но, очевидно, превыше, вне ангельской иерархии, пребывает Господь. Воланд чувствительно ревнует, но ничего поделать не может, Господь вне его власти. Пренебрежение непозволительно, ибо Воланд не смертный человек. Если Бог — любовь, то никому без наказания разъединить любящих нельзя, а за обращение к тёмной силе вознестись в царство света Маргарита всё же не могла, хоть босиком она, хоть нет. Поэтому ей, просительнице за непритязательного Мастера, дарован с ним не свет, а покой. Прекрасный роман, и во всякие времена вдумчивые люди будут находить собственные ответы на вечные и булгаковские вопросы.
«Я на свадьбу тебя приглашу, а на большее ты не рассчитывай», — как прав любимый поэт: большего, чем можем, мы за жизнь не сделаем. А чтобы успеть то, что должны, надо бы не отвлекаться и не громоздить лишнего, не тратя на пустое силы и средства. Но ведь так в реальности не бывает. Пример тому рядом с нами — выстроенный и заброшенный город. Скольким нуждающимся мог быть обеспечен приют, если бы город построили в месте, необходимом людям, а не военным! На севере в палатках войско долго не протянет, не в африканской Сахаре, откуда американские «Летающие крепости» поднимались на бомбёжку Западной Европы и Германии. Город махом возвели для расквартирования воздушной армии, которая, в случае войны, должна была блокировать и уничтожить тихоокеанскую базу советских подводных лодок в Петропавловске-Камчатском. Когда на вооружении у Штатов появились баллистические ракеты, ни бомбардировочная армия не понадобилась, ни город, достаточный для её размещения. Вместе с благоустроенным жильём, коммунальной инфраструктурой, внутренним транспортом, кафе, офицерскими ресторанами, пивнушками, барами и дансингами для солдатни, кинотеатрами, редакциями газет, телецентром и прочим, прочим, прочим. Перенести город на другое место невозможно, законсервировать незачем, снести дорого, вот его и бросили. Сколько омертвлено дорогостоящих ресурсов и затрачено человеческого ненужного труда! Прочные льняные скатерти здесь, на обеденных столах, вы видите, сохранились от той военной авиабазы, и десятилетиями сносу им нет. Обстановка вся сбереглась в рабочем состоянии и без нареканий служит. С кого-то спросили за дурную милитаристскую политику, кто-то ответил перед налогоплательщиками за безумные растраты? Нет! Им внушили, что всё это делается в национальных интересах Соединённых Штатов. Не все американские граждане, к сожалению, и интересовались.
И у нас, в России, в отношении государственной расточительности ничуть не лучше. Особенно обидно, когда тратят общенародные денежки не на дело, а бросают, как в болото, впустую. Жаль, конечно, тратиться на оборону, но тут уж никуда не деться, поскольку не мы сегодня лидируем, не мы определяем жёсткую мировую политику. Мы только защищаемся. Отец моего приёмного отца, мой дед, сам кадровый военный, любил частенько вспоминать: в Первую Мировую войну русские солдаты-артиллеристы хорошо знали, что целиться обязаны точно: один выстрел из трёхдюймовой пушки — пара хромовых сапог улетела. Те, кто до призыва в армию ходил в деревне в лаптях, ещё как понимали ценность сапог!
Всё усложнилось и вздорожало с тех пор. Современный трамвай, который начинают производить у нас в России на Урале, стоит восемьдесят миллионов рублей. Сколько это квартир или частных домов, миллиона по два, легко подсчитать. А один боевой самолёт Сухой-34 стоит миллиард рублей, хватит на двенадцать с половиной трамваев. Или на довольно крупное поселение из полутысячи благоустроенных домов. Так что, аэропланы не строить? Отбивать у супостата охоту к нападению будем на городских рельсах трамваями?
До нас донёсся голос Джеймса Миддлуотера, сорвавшегося на повышенные тона:
— …Вы не представляете себе, какие огромные силы уже прибывают к цели предстоящего патрульного полёта и с ходу задействуются на земле!..
— Да, уже послезавтра предстоящего тебе вместе с Хэйитиро полёта, — повторил в задумчивости Башлыков, метнувший быстрый взгляд на Бориса. — В воскресенье, четырнадцатого числа. Какой насыщенный выдался у вас сегодня день! Наверное, уже ноги не держат? Нужно держаться. А военным всего-то нужна сочинённая гениальной шпаной информационная программа для легко доступного оружия вроде школьной лазерной указки, с которой эта указка становится способна вывихнуть экипажу мозги и расплавить конструкции самолёта. Чтобы добыть программу, затрат не жалеют. Разработка дороже, да и не получается пока у военных, судя по всему…