В ожидании, пока Миддлуотер свяжется с опаздывающими встречающими, мы с Борисом остановились в каком-то холле, мало похожем на аэропортовский. Я спросила:
— Почему вдруг им лететь над Канадой? Мы ведь уже в Штатах…
— Потому что по кратчайшему расстоянию, называется оно «по дуге большого круга». Здесь трасса пройдёт прямо, если смотреть по глобусу, но гораздо севернее, чем кажется по плоскости карты. Назову тебе ориентиры, в том числе различимые с высоты глазами или приборами. Как я это представляю себе, где мы находимся, не глядя на географическую карту? Относительно неподалёку алеутский городок Датч-Харбор, атакованный японцами с пришедших сюда авианосцев в 1942 году, чтобы отвлечь внимание американцев от главной цели — атолла Мидуэй, этот атолл отсюда к юго-юго-западу, тысячах в трёх или больше километров, нас ведь окружает Тихий океан с его фантастически огромными расстояниями. На северо-востоке от нас с тобой крупный город Анкоридж на берегу залива Кука, это штат Аляска, США. На Аляске просторы столь же огромны, как в нашей Сибири. Дальше к северу уже от Анкориджа лежит Аляскинский хребет и среди горного массива снеговая вершина Мак-Кинли, она, помнится, выше шести тысяч метров. Она выше Монблана в Альпах и Эльбруса на Кавказе. Но ниже Эвереста в Гималаях, он же высочайшая Джомолунгма. За Анкориджем на континенте очень большая река и территория Юкон. В тех местах, между первой и второй третями течения Юкона, ставшие знаменитыми в дикие времена «Золотой лихорадки» канадский Доусон, центр провинции Клондайк, описанные смелым землепроходцем и ярким писателем Джеком Лондоном. На богатой Аляске до сих пор добывают много золота, а ещё больше там, конечно, остаётся пока не добытого. В другую сторону вдоль побережья располагаются канадский Ванкувер, потом уже штатовский Сиэтл с кучей островов и островков от нас на юго-восток, до него раза в четыре или пять дальше, чем до Анкориджа. Ещё южнее, пожалуй, юго-восточнее, и всё дальше от нас, американские города Портленд, Санта Роза, Аламеда, Окленд, Сан-Франциско с тщательно сберегаемой на холме в окружении соответствующих официальных флагов могилой легендарной испанки Кончиты де Аргуэльо, героини твоей любимой рок-оперы «Юнона» и «Авось!». Там её помнили и чтили всегда, и так будет длиться вечно, а в нашей стране узнали благодаря экстраординарной находке и мощным стихам поэта Андрея Вознесенского, неповторимо прекрасной музыке Алексея Рыбникова. Ещё намного южнее процветают Лос-Анджелес и центр киноиндустрии Голливуд. К востоку от крупного Лос-Анджелеса, за горными хребтами, в глубине побережья, располагается мощная американская военная авиационно-космическая база Эдвардс с длинной, больше двенадцати километров, взлётно-посадочной полосой. Такая чрезвычайно длинная полоса необходима для приземления сверхскоростных космопланов типа «Шаттл» и на дальнюю перспективу. У южной границы Соединённых Штатов город и важный военный порт Сан-Диего и потом протяжённый полуостров Калифорния, это, скажу тебе, уже Мексика.
Да, а могила русского графа Николая Петровича Резанова, которого обручённая с ним в юности испанка Кончита верно, но тщетно прождала долгих тридцать пять лет, находится, прочитал давно, в Сибири, в городе Красноярске, на территории какого-то крупного завода, точно не помню, чуть ли не комбайнового, выстроенного на месте снесённого при сталинской индустриализации старинного городского кладбища. Появилась и другая информация, что похоронен он был не совсем там, а у собора, что могилу славного графа снесли намного позже индустриализации, чуть ли не в шестидесятых годах, и что перезахоронили уже в двадцать первом веке, года четыре назад. Если только нашли его останки верно, через два-то века. Но памятный крест поставили, привезли землю с могилы Кончиты, а на её могилу в Сан-Франциско — землю с могилы возлюбленного. Николай Петрович Резанов очень многого хотел и много для России сделал, но ещё больше не успел. Надеюсь, с нами так жестоко, как злой рок с Кончитой и графом Резановым, судьба не обойдётся. У меня ощущение, что наши с тобой уж точно не «Римские каникулы» закончились, начинается долгожданная большая работа. И потому, дорогая моя японская принцесса не «Аня», как в фильме, а Акико, желаю стойкости и успехов нам обоим!
— О! И я тоже желаю нам стойкости и удачи во всём. Тем более, что я не наследная принцесса неизвестного королевства Анна, а ты не репортёр Джо Брэдли, снимающий квартиру, похожую на кабину лифта, неподалёку от площади Испании по Via Margutta, 51, и не служишь в Риме в Американском агентстве новостей. Наблюдая за манерами Брэдли, я задалась вопросом: чем он занимался во время войны? У него сохранилась выправка, заметен военный опыт. Явно служил офицером, хотя и в не очень высоком звании, пожалуй, лейтенант, потом капитан. Не морской пехотинец, дерётся так себе. Филологический факультет университета окончил перед войной. Приятели за карточным столом тоже из воевавшего поколения. Не фантазирую? Прочитывается прямо с экрана. Послушай, Борис, если Джеймс отправляет свой самолёт, на чём мы улетим?
— Не переживай, милая. Наверное, найдётся, на чём. У него всё продумано. Не грусти.
— Да. Скажи ещё подбадривающее: «Не горюй!», — невесело улыбнулась я. — Если будешь паинькой, то сечь не будут, а подарят конфетку. Но дарят редко.
Он продолжал говорить, а я молча думала о своём. Не могу же я откровенно признаться Борису, что весь день на этом диком острове Северном чувствую себя не в своей тарелке, как нелепо почему-то говорят русские. А в своей тарелке им лучше? Нашли себе место комфортного пребывания! Мне подобное состояние абсолютно несвойственно, но оно есть. Причина не только в тягостной бескислородной акклиматизации, которую я не успею преодолеть. Причин несколько, и почти все они связаны с новой встречей на острове ещё с одним русским, Павлом Михайловичем Башлыковым, у которого Борис когда-то учился.
Командует здесь авиабазой ООН швед по национальности, майор Бьорн Свенсон. Мне бросилось в глаза, как он сразу после встречи нас на аэродроме стал следовать буквально по пятам за Джеймсом, ловя его взгляды и опасаясь хоть чем-либо вызвать его недовольство. А Миддлуотеру именно это и не понравилось. Швед явно осознавал, кто этот залётный гость, и не хотел потерять свою работу из-за прихоти пусть и чужого, но начальства, тем более, облечённого властью американца в его стране. Хотя во всём остальном на базе у Свенсона был образцовый порядок, так лично мне представилось, не знаю, как Джеймсу. Несколько раз Свенсон смотрел на майорские же погоны и военную форму Бориса, как если бы искал какие-либо недочёты, но ничего неуставного не обнаружил и замечаний Густову не сделал.
— Сначала к самолёту, размещаться потом, — потребовал Джеймс от начальника базы.
Свенсон беспрекословно подчинился и привёз нас к ангару, куда из тира после пробы бортового оружия на наших глазах забуксировали русский аэрокосмолёт МиГ. Далёкую стрельбу краткими залпами и одиночными и разрывы снарядов мы слышали ещё в аэропорту и были несказанно удивлены. Что за боевые действия на Богом забытых Алеутах? И никаких карьеров с полезными ископаемыми в горах мы здесь с воздуха не увидели. Что за взрывы?
В огромном ангаре компактный, приземистый, распластанный МиГ с единственным, как у циклопа, глазом во лбу — пилотской кабиной — показался мне издали, от самых ворот, несолидным, почти игрушечным. Я шла и с любопытством озиралась по сторонам. Когда мы приблизились к летательному аппарату, я снова взглянула на него и ощутила себя крохотным воробьишкой, от неожиданности встречи оцепеневшим перед гигантским хищным кондором. И обмерла в изумлении — какая диковинная громадина! От самолёта распространялись слабый запах керосина и еле уловимые флюиды порохового дыма. Под ним и на нём работали пять-шесть человек. Он, словно хищник, припал к земле, отслеживая малейшее движение жертвы, готовый к броску, подводящему черту под её судьбой. И восхитительно, и жутковато.
Из открытой кабины приветственно взмахнул рукой в обычном рабочем комбинезоне японский пилот, Хэйитиро. Об этом сказал Борис. Крохотная голова японца в громаде самолёта была без полётного шлема, но в наушниках. Он крикнул оттуда по-английски, что занят технологическими опробованиями и к нам не спустится. Под кабиной красовалась изображённая на борту МиГа стилизованная под птичье крылышко табличка и в ней надпись, обозначившая состав экипажа:
