Мужчина ничего не ответил. Он пролежал молча ещё минут пять, затем резко подскочил и пошёл прочь. Женщина осталась лежать на месте, не шелохнувшись, не обратив внимания на капризы глупого мужа.

Поздно вечером в гастрономе работали две продавщицы лет тридцати. Одна девушка сидела на кассе, вторая расставляла на полках товар. В безлюдном магазине, за полчаса до закрытия, они мирно беседовали:

– А ты чё варила вчера?

– Суп с грибами. Свекровка передала с дачи баночку опят. Ещё осталось, в следующий раз ещё суп сварю.

– А я не стала заморачиваться, пельмени сварила. «Сибирский дурман» называются. Знаешь, мясо нормальное, ну, не бумага. Я своему с кетчупом полила, хорошо поел.

– А мой сегодня забыл еду взять на работу. Я ему звонила, говорю: «Что есть-то будешь?». А он говорит, типа, «придумаю».

– Может, беляшей купил бы?..

– Да у них там столовая хорошая. Наверно, супа поел, вечером спрошу.

В гастроном вошёл мужчина. Вид у него был замученный. Судя по одежде и рукам – работяга с завода.

– Девочки, пиво есть холодное?

– Вот холодильник, за вами.

Мужик посмотрел на литровые банки, одиноко стоявшие на пустых полках.

– А 0,5-е бутылки есть?

– Там, где хлеб, ещё холодильник есть.

Покупатель ушёл вглубь магазина. Одна продавщица равнодушно спросила вторую:

–Литровые чего-то не берут?

– Не хотят…

В первой секции морга, на стол выложили обезглавленный труп молодого парня, попавшего под поезд. Отрезанную голову положили сбоку, рядом с телом. На правой руке была отсечена кисть. Пожилой опытный эксперт долго ходил вокруг стола, заглядывал под тело, шарил в чёрном полиэтиленовом мешке.

– Захарыч, чего потерял?! – спросил старший санитар, Саша Смирнов.

– Да руки нету правой! Всё обыскал. Наверно, на месте происшествия осталась. Саня, позови, пожалуйста, заведующего.

Через пять минут хлопнули двери морга, вошёл мужчина средних лет в белом халате, с серьёзным, гордым выражением лица, играя связкой ключей в руке.

– Ну что у тебя, Захарыч?

– Руки-то нет у него!

– Как это нет? Плохо искал.

– Да я уже везде смотрел, нету. Наверно, на железке осталась.

– Ничего не знаю! Ищи руку, – заведующий отделением повернулся и вышел.

– Ищи руку… – ворчал, улыбаясь, Захарыч. – Да её, поди, собаки утащили и съели давно! Ищи руку!

Эксперт взял за волосы обезображенную голову и принялся прилаживать её к шее, чтобы сделать общий снимок для заключения.

III Безногий.

На площади пересекались две широкие улицы. На светофорах выстроились целые вереницы автомобилей. Между ними, катаясь на деревянной тележке, просил милостыню безногий мужчина. Одет он был в грязное рваное тряпьё. Седые волосы на его голове торчали космами в разные стороны. Некрасивая борода ещё больше страшила старое морщинистое лицо. Он улыбался водителям, обнажая коричневые гнилые зубы, протягивал руку. Не все проезжающие давали деньги, но место было прибыльным, за день мужчина зарабатывал себе на выпивку и еду, даже ещё оставалось. Когда очередной добрый водитель давал безногому деньги, попрошайка благодарил и старался побыстрее удалиться. Старик избегал длинных разговоров с людьми, расспросов о своей судьбе. Улыбка, протянутая рука, благодарность, следующая машина.

Однажды безногий подкатил на своей тележке к водителю, сидевшему в старой «Тойоте», пожилому мужчине в тельняшке. Нищий протянул руку, улыбнулся и вдруг, разглядев лицо водителя, отшатнулся назад.

– Куда же ты? На вот, возьми, брат, – мужчина протянул попрошайке сторублёвую купюру. Старик взял деньги и растерянно пробормотал:

– Храни тебя бог… Здоровья…

Безногий поспешил прочь, но водитель остановил его:

– Стой, подожди! Где ноги-то потерял? – в глазах мужчины не было насмешки, он был абсолютно серьёзен. Нищий опустил глаза и тихо ответил:

– По пьянке отморозил…

Загорелся зелёный свет, сзади начали сигналить. Мужчина не обращал на них внимания. Он внимательно смотрел на безногого, задумавшись. Затем водитель вытащил из кармана шорт все деньги, протянул смятые фиолетовые бумажки старику.

– Удачи, брат.

Машина тронулась и растворилась в потоке транспорта. Нищий некоторое время смотрел на зажатые в руке купюры и вдруг заплакал. Покатились по грязным щекам горькие слёзы. Автомобили рекой текли мимо, объезжая безногого, а он сидел и смотрел вдаль мокрыми голубыми глазами.

Андрей Петрович Ивашов потерял ноги, подорвавшись на мине в Афганистане. Офицер армии Советского союза, герой войны, не раз совершавший боевые подвиги, после демобилизации оказался никому не нужным калекой. Он попрошайничал, много пил и никогда не рассказывал людям о своём героическом прошлом. В щедром водителе в тельняшке Андрей Петрович узнал боевого товарища.

Мужчины из отдела доставки трупов вытащили из машины чёрный полиэтиленовый мешок. Старший санитар наблюдал за процессом в стороне, с сигаретой в зубах.

– Здорово, Саня!

– Привет. Ну, колись, кого привезли?

– Страшное убийство! – доставщик улыбнулся. – Один дедушка зарезал другого. Получилось так: они соседи по даче, не могли никак поделить территорию. Там заборчик ветхий, вот они его и переставляли с места на место. Первый пойдёт владения осматривать – возьмёт, передвинет ограду. Следом за ним второй, при обходе вернёт забор на место. В итоге одному старику надоело этим заниматься и спорить, он взял большой нож, примотал его скотчем к черенку, получилось типа копья. Сел он у заборчика злосчастного в кусты и стал ждать. Его сосед вышел как обычно на моцион, и сразу к ограде. Тут «Рэмбо» выскакивает из кустов с копьём и кричит: «Ах ты, падла! Снова хочешь землю оттяпать? На тебе «перо»!». И поразил жертву прямо в сердце, как тореадор быка. Вот и вся история!

– Как ты рассказал увлекательно, можно прямо кино снимать, – усмехнулся санитар. Он выбросил сигарету, взял за ручки каталку и повёз в морг.

IV Расизм.

В частном секторе стоял дом, окружённый красивым резным деревянным забором. В палисаднике среди ярких цветов и кустов черемухи танцевала и пела песни на родном языке молодая нерусская девушка Айшан. Тонкие черты её смуглого личика были нарисованы остро заточенным карандашом. Художник легко касался бумаги, оставляя на ней плавные серые линии. Точёную фигуру танцовщицы скрывало длинное национальное одеяние. Девушка сорвала алый цветок и долго кружилась, держа его в руке. Голос Айшан напоминал журчание горного ручейка. Всё в ней было прекрасно: длинные чёрные как смола волосы, тонкие дуги бровей, загадочные карие глаза, маленькие нежные кисти рук. Танцовщица ощущала себя частью этого мира, принимала его таким, какой он есть. Она воздевала руки к небу, и оно даровало ей красоту и мудрость. Подмигивало девушке солнце, плакал вместе с ней дождь. Каждый день Айшан был наполнен смыслом и делами. Каждый день проживала она с песней. Для каждого события в жизни находились подходящие стихи: о любви, о созидании, о красоте, о смерти. Пребывавшая в смирении и тихой радости, чувствуя каждую частичку земли, Айшан раскрылась и зацвела подобно большому нежному благоухающему бутону.

Выбежали из дома и окружили девушку маленькие босоногие смуглые дети. Она радостно подхватила их на руки и пошла по аллее в сад, рассказывая им восточные сказки. Из сарая навстречу им вышел молодой черноволосый нерусский парень. Лицо Айшан преобразилось: в глазах появился огонёк, она смущённо улыбнулась.

Днём девушка работала на рынке. В небольшом ларьке она готовила вкуснейший душистый плов и продавала его людям. Ей нравилось готовить еду, дарить с каждой тарелкой незнакомым прохожим часть своей души. Народ хвалил Айшан за кулинарный талант и восхищался её красотой.

Андрей Семёнович Утратов жил один. Жена ушла, не выдержав натиска его тяжёлого характера. Мужчина постоянно был всем недоволен, в первую очередь собственной жизнью. Работа на заводе не позволяла зажить по-человечески: купить хороший дом, машину, поехать отдыхать. А поскольку делать Андрей Семёнович больше ничего не умел – вечно озлобленный ходил он на ненавистную работу как на каторгу, а в свободное время пил. Больше всего мужчину раздражали заполонившие город мигранты – целые диаспоры нерусских, заселившие уже целые микрорайоны. Они занимались торговлей, возили людей в транспорте, катались на дорогих автомобилях, свободно и гордо ходили по чужой земле и смеялись. Андрею Семёновичу казалось, что над ним. Над его неудачами в жизни. Мужчина выходил в собственный двор и обнаруживал целый табор цыган, занявший детскую площадку, с кучей маленьких визжащих чёрных детей. Нерусские женщины рожали по пять-десять ребятишек, в то время как Андрей Семёнович не мог себе позволить содержать даже одного. Не говоря уже о том, что женщины, по какой-то причине, не горели желанием связать с ним свою судьбу и рожать ему детей. Смотря на табор, мужчина злился, и молча кричал: «Твари чернож..ые! Их уже больше, чем нас!».