Мой сводный брат был для меня всегда кумиром. Мы были сводные, один отец и разные матери. Его мать ушла, когда Вадику было пять лет, и моя мать заменила ему родную.

Он меня старше на семь лет. И именно он заботился обо мне, когда родителей не стало. Оформил надо мной опекунство и я жила с ним, ни в чем не зная нужды.

Когда он женился, это стало моей проблемой. Его жена оказалась сварливая сучка, которая старалась сделать мою жизнь невыносимой. Я ждала, когда мне исполнится восемнадцать, чтобы свалить уже наконец-то из дома. Она исподтишка делала все, чтобы нагавнить мне, а перед братом плакала и говорила, что я на нее косо смотрю и что из-за меня все ее проблемы.

Я ждала принца, мечтала, что вырасту и стану красавицей. Принц приедет на белом мерседесе, увидит меня и обязательно влюбится. Я была согласна и на черный мерседес и на любую другую дорогую машину. Лишь бы принц был симпатичный.

Когда к восемнадцати годам я превратилась из очаровательного курносого ангелочка в обычного тощего длинноного подростка, то ожидание чуда незаметно испарилось, сказка исчезла, а вместе с этим пришло раздражение и повышенное критическое отношение к брату с его тупой женой.

– Мы должны отправить ее учиться куда подальше! Я устала терпеть в доме постороннего человека! – заявила однажды эта тварь.

– Я не посторонняя! Я родилась в этом доме! – закричала я. – Это ты приперлась сюда и ведешь себя, как хозяйка! Вадик, выгони эту сучку, она задолбала уже всех!

Я была уверена, что мой брат выберет меня и выгонит эту змею, которую пригрел на груди, но он начал меня убеждать, что было бы не плохо поехать учиться куда-нибудь, что для меня это новые перспективы в жизни…

Если раньше я думала, что Вадик самый сильный и может почти все, то теперь я поняла, что, по крайней мере, мой собственный брат может не так уж и много. А что касается его жены, то она превратилась для меня в настоящую угрозу. Она реально перешла от слов к делу и начала мне подсыпать что-то в еду.

Одновременно с тем, стала растворяться волшебная сказка о принце, пропало и очарование братом. Он был словно подкаблучник. Он не планировал разводиться с женой.

Итак, я планировала ехать в Москву и поступать на педагогический. Все уже было решено, мы с Вадиком ездили в Москву и я сдавала вступительные экзамены. Потом мне купили билеты на конец августа. Света отстала от меня. Только периодически я видела на ее роже кривую улыбку.

Дни тянулись невыносимо медленно. Унылость моего растительного существования было разбавлено в ту неделю, когда по воле случая под одной крышей собрались наши дальние родственники, и тишина окружающей природы стала взрываться родительскими воплями. Вадик жарил шашлыки на огороде, по дому слонялись пьяные родственники, которых я почти не знала. Среди них единственным желанным гостем была наша бабушка. Мать отца. Она была добрая, и вообще не доставала меня. И она довольно часто приезжала к нам в гости, помогала нам по хозяйству.

Наконец, наступил тот злополучный день, когда Света вместе с родственниками собралась в Москву. Приготовления к отъезду занимали целый день и делали ее чрезвычайно нервной. Я сидела в шезлонге и смотрела на брата, что-то яростно пилящего около сарая.

«Он останется до завтра, а потом целая неделя вообще только с бабушкой» – эта мысль невероятным образом радовала меня, поскольку бабушка немедленно погрузится в сериалы, а я буду предоставлена самой себе.

– Зови “Его” обедать… – Света запихнула последнюю тряпку в старую хозяйственную сумку.

«Он», «его», «ему» – после ссоры брат превращался для нее в нечто совершенно безличное, чужое, способное вызывать только раздражение. Я никогда не могла определить для себя, что меня пугало больше – сама ссора или ее последствия.

В последнее время они ссорились очень часто. Когда Света сердилась, то обычно срывалась на крик. Я стала замечать, что если раньше брат давал ей накричаться, выплеснуть накопившиеся эмоции, то с возрастом стал все чаще отвечать. Это было очень неприятно, когда отец начинал кричать. Тогда Света заводилась еще больше, и весь дом содрогался от жутких воплей. Даже посуда в серванте звенела и дребезжала.

Бабушка, когда была у нас, никак не мешала им ругаться. Они иногда при ней ругались еще сильнее. Бабуля демонстративно не принимала участия в семейных сценах. Имея высшее педагогическое образование и докторскую степень по педагогике, она строго придерживалась правила в доме голос не повышать. Поджав губы, всем своим видом выказывая осуждение происходящему, она гордо удалялась к себе в комнату. Я брала с нее пример, и тоже старалась затаиться у себя, переждать бурю, но не могла ни на чем сосредоточиться, внутренне сжимаясь при очередном гневном выкрике и невольно вслушиваясь в слова ссоры. Мысленно я молилась, чтобы Света уже свалила раз и навсегда, оставила брата в покое.

Но ссоры могли быть и тихими. О том, что они поссорились, я в таких случаях чаще всего узнавала на следующее утро, проходившее обычно в гробовом молчании. Они могли не разговаривать друг с другом на протяжении двух, а то и трех дней. И это было хуже всего. Поэтому я предпочитала, когда ссоры проходили бурно, с криками и слезами Светы. Хотя в минуты «бурных ссор» и забивалась в самый темный угол дома и грызла заусенцы, но такая ссора проходила быстро, словно у них иссекал запас энергии.

Пока брат с женой в этот раз ссорились, бабушка, как ни в чем не бывало, готовила обед, который сейчас застревал в горле. Брат отказался обедать и ушел на речку, якобы ловить рыбу. Неизвестно отчего вдруг захотелось плакать, в горле запершило, и, уткнувшись в тарелку, я начала быстро заглатывать горячий суп, обжигая горло и губы.

– Куда ты торопишься?! – Бабушкин окрик заставил меня вздрогнуть, суп расплескался на клеенчатую скатерть, – Ешь спокойно, вон залила все кругом! С каждым годом ты все больше и больше походишь на брата. Причем перенимаешь не самые лучшие его черты. Ты слышишь, что я говорю?

– Это точно, – тихо, без выражения вставляет свою реплику Света, глядя поверх бабушкиной головы на меня, – И можно вас попросить потише разговаривать? Что за семейка? Постоянно все говорят на повышенных тонах!

– Я так говорю, потому что переживаю, что Таня меня не услышит. – ответила бабуля, словно не понимает наезд Светы.

– Вас невозможно не слышать! Если можете, говорите, пожалуйста, тише – у меня болит голова.

– Может, тебе стоит отдохнуть после обеда? – Осторожно проговорила бабуля.

– Может, – прозвучал бесцветный голос Светы.

– Я все! – резко отодвинув стул, я хотела было выскочить на улицу.

– Что значит все?! А второе! – Бабушка приподнимается из-за стола, словно желая броситься на перерез, – И вообще после обеда нужно поспать!

– Но я не хочу! Я уже взрослая!

– Таня, ты еще совсем маленькая, вон какая тощая, не ешь почти!

– Бабуль, хватит!

– Да пусть идет! – снова закричала Света. – Я устала от ваших споров, у меня болит голова, пусть делает, что хочет. Оставь ее в покое! Оставьте все меня в покое! – Последнее относилось к отсутствовавшему брату.

Финала перепалки мне услышать не удалось – ноги сами перемахнули через ступеньки, погрузив меня в еще влажные после очередного дождя заросли кустарника.

Я мчалась к своему привычному убежищу – реке. Вот уже год я жила со странным чувством – словно я теряю контроль над своим телом, перестаю узнавать его. В последнее время со мной творилось что-то странное. Я боялась себя. Боялась собственной непредсказуемости. Казалось, все против меня: резкая смена настроения, неожиданно и совсем некстати возбуждение, по долгу не спадающее, мешающее думать, постоянно влажные трусики.

Помню, как я перепугалась, когда меня настиг первый оргазм. А ведь я тогда даже не знала, что такое мастурбация, просто терлась клитором о простынь и как-то оно само собой получилось. Потом я начала ласкать себя пальцами.