– Мне очень понравился твой перстень, хар. Я буду носить его с гордостью. Ведь капля сущности Величайшего Творения есть даже не у каждого наместника. Твой обет я тоже заберу, но я видел на его цепочке засохшую кровь, ты слишком небрежно относишься к атрибутам Веры!

Обет, я так понял, это костяная пластина с отпечатком ладони. Буду знать. Что ж, хорошая новость: этот идиот зайдёт, чтобы распотрошить мою тушку. Плохая: я не знаю когда, и время неуклонно тает. Если Старый с командой вернутся, а меня не будет на месте, им ничего не останется, как прорываться через рой астральных слизней, и, боюсь, их ждёт судьба наставника Харгена.

– У меня только один вопрос: что ты здесь жрёшь?

За дверью воцарилась тишина, которая была красноречивей всех слов.

– Падальщик.

– Я скоро вернусь, хар. И ты пожалеешь о своих словах, – похоже, нервы мальчишки сдали. По коридору прокатилось эхо удаляющихся шагов и гулко хлопнувшей деревянной двери.

Достав коммуникатор, я первым делом посмотрел на часы. Три часа двадцать минут до назначенного времени. Сигнал, как я и ожидал, не пробивается. Но, пока горит факел, обойду зал и запишу всё на коммуникатор, потому что стены украшали довольно интересные картины.

*      *      *

Факел потух через двадцать минут, и я вернулся на лавку, оставшись в полной темноте, чтобы не разряжать коммуникатор. Подступающую тревогу я старательно загнал поглубже и, положив рядом пистолет, стал ждать. Почему-то вспомнился разговор с отцом годовой давности. Только-только прогремела новость о найденной в Астрале спасательной капсуле с единственным выжившим с потерпевшего крушение торгового корабля «Стальной Вестник». Офицер второго ранга, Наран Карадал, рассказал об астральной аномалии, в которую угодил «Вестник», и последующем нападении приручённых пиратами неизвестных астральных существ.

Население империи возмутило, что в капсуле, рассчитанной на тридцать человек оказался всего один, к тому же офицер, которому предписывалось эвакуироваться в последнюю очередь. Отец, Тогар Сиган, первый советник главы дома, отнёсся к этой новости спокойно, и, казалось, был совсем не удивлён.

В тот день мы сидели на обзорной площадке шпиля резиденции нашего дома и неторопливо беседовали.

– Просто его человеческая природа пересилила природу солдата, офицера.

– А в чём, на твой взгляд, разница?

– Солдат этот – тот человек, который по команде убьёт или по команде умрёт. То есть уже не совсем человек, а больше инструмент. И вся дрессура солдата сводится к тому, чтобы переломить его человеческую природу, чтобы в нужный момент он без вопросов и сомнений пожертвовал своей жизнью с чувством правильности происходящего. В то время, как простой человек убьёт или пожертвует собой только при угрозе его кровным родственникам. Наран выбрал свою жизнь. Это бесчестно, но закономерно. В конце концов, любой человек выберет свои интересы. Даже служение какой-либо цели или дому – это личный интерес человека. И личный интерес Нарана был выжить.

– То есть наше служение дому Сиган и Империи – это наш личный интерес?

– Естественно, сын. Посмотри вокруг, – отец обвёл взглядом территорию резиденции нашего дома и шпили соседних резиденций. – Императорская семья построила систему так, что дома взаимозависимы друг от друга, и никто не может перейти на полное обеспечение себя всем жизненно необходимым. За этом следит Неспящий Совет. Но если какой-то дом ослабнет, на его имущество быстро положат руку конкуренты и Император. А разорённым людям останется только наниматься на чужие фабрики и выживать, получая подачки, которых хватает только на еду и одежду. Наше выживание зависит от силы нашего дома. Поэтому наш интерес – это поддержание и приумножение силы дома Сиган. А интерес императорской семьи – это сохранение господства над домами и сохранение между ними баланса, чтобы никто не стал сильнее и не бросил вызов императору.

– Ты считаешь, что император не заинтересован в увеличении числа великих домов и расширении Империи?

– Империя расширяется, но не быстрее, чем сможет переварить новый кусок и встроить его в уже работающую систему. Наша экспансия торговая, мы не устраиваем геноцид и не превращаем чужие миры в свои колонии. Мы ставим другие государства в полную зависимость от нас и наших технологий, и только потом, через десятки лет нашей кропотливой подготовки, они могут стать подданными Империи Детринар. Как ты думаешь, почему Империя не вышла за пределы родного мира?

– Возможно, она боится бунта колоний и появления конкурента, который будет обладать теми же технологиями, что и она, но при этом будет защищён Астралом и разрывом реальности.

– Верно. Есть и другие причины, но эта самая главная. И это тайная мечта любого дома: втайне от остальных найти мир, который можно будет колонизировать, превратив в свою базу, а потом и в свою империю. Поэтому члены Неспящего Совета приставлены к каждому дому, к каждому исследовательскому астральному кораблю. Мы не исключение, Талил. Если мы найдём такой мир, мы построим свою империю, для своей собственной безопасности. Система Империи прочна, но за последние пятьдесят лет тайная служба предотвратила три попытки свержения императорской семьи. А любой переворот означает масштабную войну между домами, в которой у тебя есть шансы не только стать победителем, но и полностью исчезнуть. Император сознательно поддерживает конкурентную борьбу между домами. А нам нужна сила, чтобы в случае катаклизма успешно его пережить. Сила, которую нам добровольно никто не отдаст. Тот, кому ты служишь, никогда не позволит тебе забраться выше него.

– Я удивлён твоими словами, отец. Никогда не думал, что единственный клей, держащий империю, это страх.

– Причина никогда не бывает одна, сын. И наличие одного обстоятельства не избавляет тебя от других. Страх это самый глубинный и прочный раствор, но далеко не единственный. Никогда не забывай про выгоду, амбиции, лень и скуку. А сейчас нам пора – Тарад приготовил отчёт Главе о своей экспедиции.

*      *      *

Он вернулся через час. К этому времени я уже был готов пристрелить его просто из злости. Медленно подойдя к двери, Харген постоял в нерешительности и спросил:

– Вы там живы, хар?

С трудом удержав себя от язвительного ответа, я бесшумно поднялся и приготовил пистолет и коммуникатор.

Не дождавшись ответа, Харген потянул заскрипевший засов и толкнул дверь. Комнату снова озарило пламя факела, а осторожно вошедшая худая фигура, стоящая ко мне боком, стала медленно озираться.

– Ну и куда ты уполз, белоручка? Ещё и Кару разбил, сволочь. Я её целый день ваял, это моя самая первая кукла!

– Кого-то страх превращает в тупое агрессивное животное, а кого-то в хитрую подлую гниль. Похоже, ты всю жизнь был из последних.

От звука моего голоса Харген подскочил и, развернувшись в мою сторону, замер, уставившись расширившимися от ужаса глазами. Не дожидаясь пока он придёт в себя, я прицелился и… тоже замер. Запрет на убийство себе подобных, вбивавшийся поколениями, почти физически убирал палец от спускового крючка. Мы простояли так не меньше пяти секунд, когда закравшаяся подленькая мысль отступить, уйти, оставить всё как есть, неожиданно отрезвила меня. Пожалеть того, кто пытался меня убить?! Я вдавил спуск, и заскуливший от боли Харген свернулся на полу, прижимая руки к быстро расползающемуся кровавому пятну на животе. Я же, пересиливая накатившую нервную дрожь, подошёл к каннибалу и громко, чтобы заглушить полный боли скулёж, спросил:

– Где книга Архана?

– В комнате… в столе… Пожалуйста, не надо…

– За отнятые твоим сородичем жизни, ты платишь своей кровью.

– Каким ещё… сородичем…

По комнате снова прокатился кашель выстрела, и наступившую тишину нарушил только шипящий на полу факел.

– Тебе это знать бесполезно. Плата взята.