Лекция была рутинной — четвертой из курса «Современные сценарии поздней эволюции Вселенной». Студентов-физиков, выбравших космологическую специализацию, похоже, не очень интересовало, что будет с мирозданием через триллионы лет, и на курс записалось всего восемь человек. Мортону достаточно было бы и трех — тему курса он придумал наспех, когда составлял расписание занятий. Восемь так восемь. На курс по физике темного вещества записались семьдесят два студента, и профессор приготовил для них сюрприз — обзор собственных еще не опубликованных работ. Он уже почти полгода вел переписку с рецензентами из «Физикал ревю» и намеревался раскрыть перед будущими космологами детали борьбы за приоритет и правоту своих идей.

Мортон выписывал фломастером на доске формулы и думал, надеть ли вечером яркий свитер, подаренный Полиной к дню его рождения, или любимый синий костюм, который Полли вчера забрала из чистки. В свитере он, пожалуй, будет выглядеть немного экстравагантно, а в костюме — чересчур обыденно.

Пусть Полина решает, подумал он, привычно оставив жене последнее слово. Двадцать три года счастливой семейной жизни они с Полиной собрались отпраздновать в узком кругу — дочь Валерия с мужем и Михаэль Бернс, друг юности, с женой. Столик в «Марвеле» заказывала Полина, на ее вкус Мортон полагался больше, чем на собственный.

Бросив взгляд на аудиторию, он обнаружил, что слушателей не восемь, а девять, и отметил лишнего — молодой человек сидел в первом ряду слева, не конспектировал, как остальные, а напряженно смотрел в какую-то точку на стене выше доски.

Дорисовав формулу, описывавшую финальный акт испарения последней черной дыры в умирающей Вселенной, профессор положил фломастер на приступочку и обратился непосредственно к новичку:

— Есть вопросы?

— Н-нет, — протянул тот, — но я…

Мортон ждал — оставались две минуты до звонка, и нужно было протянуть время. Он мог отпустить студентов раньше, но секретарь факультета, неприятная старая дева Мэри Хопкинс, непременно отметила бы это у себя в компьютере.

Новичок молчал, и Мортон подбодрил его вопросом:

— Вы что-то хотели сказать?

На новичка смотрели восемь пар глаз, не говоря о двух профессорских, и молодой человек смутился. Смущение выразилось в том, что у него покраснели уши, а голова ушла в плечи.

Как на экзамене, подумал Мортон и решил оставить новичка в покое, но тот произнес фразу, которую, видимо, подготовил заранее:

— Если вы найдете несколько минут, профессор Мортон, я бы хотел поговорить с вами о проблеме, весьма важной не только для вас и меня, но и для всего человечества.

О, господи… И ведь похоже, что не отстанет. Люди со сверхценными идеями обычно очень настырны. Настроение испортилось, прозвенел звонок, студенты потянулись к выходу, а молодой человек, встав и прижав руки к груди в странном, то ли просящем, то ли приказывающем жесте, ожидал, что ответит профессор на его просьбу.

— Слушаю вас, — отрывисто произнес Мортон и сел на край стола. Если молодому человеку есть что сказать, пусть говорит — здесь и сейчас.

А все-таки: свитер или костюм? Почему бы не сделать выбор самому?

— Меня зовут Клаус Боснер, — пробормотал молодой человек.

— Слушаю вас, Клаус.

— Прямо… здесь? — Боснер оглядел аудиторию, будто это была тюремная камера, куда он попал против воли.

— Говорите, — нетерпеливо сказал Мортон, — пока не пришли другие студенты. Итак…

Мортон подумал, что в свитере будет чувствовать себя неловко, но Полина останется довольна. Костюм же был очень удобным, однако жена может подумать, что он пренебрегает подарком. Это было не так, но… пусть Полли решает.

Мортон облегченно вздохнул, сделав, наконец, трудный выбор.

— Собственно… — Боснер понял, что другой возможности не представится, и заговорил быстро, убежденно, глядя Мортону в глаза и не позволяя отвести взгляд. Не гипнотизировал, конечно, но Мортон почувствовал неотразимую силу собеседника и подчинился.

— Я думал, это происходит со всеми, и потому до недавнего времени пребывал в уверенности, что во мне нет ничего особенного. В детстве мы с друзьями играли то в драконов, то в пришельцев, а я оставался собой… так мне представлялось. Просто… чувствовал себя по-разному… будто во время игр… а часто и в обыденной жизни… становился другим. То есть всё равно собой, но… Не могу описать это состояние… Много позже, изучая психологию, прочитал про квалиа, ощущение себя, которое невозможно адекватно передать, потому что…

— Я знаю, что такое квалиа, — перебил Мортон, а Боснер бросил взгляд на часы. Часы он носил на правой руке — дешевые, пара долларов на распродаже.

— Простите, — пробормотал он, — действительно, нужно торопиться, но вы не поверите, если я не расскажу предысторию.

— Так рассказывайте. — Мортон раздраженно посмотрел на часы в телефоне. Надо быть дома к семи, есть время выслушать молодого гения. С одной стороны. С другой — ему хотелось еще поработать перед тем, как Полина увезет его в «Марвел».

— Понимаете… То есть я потом уже понял: то, что чувствую… уникально. Я будто жил в разных реальностях, понимаете? Не то чтобы действительно, но… ощущал себя собой не здесь и сейчас, а где-то в другом месте, где тоже был я. Я всегда оставался собой, но вдруг менялись ощущения, представления о себе, ничего конкретного, что я мог бы описать словами… просто понимание, что сейчас я не здесь, и сейчас я — именно я — другой. Всё равно — я. Не понимаете? — он безнадежно махнул рукой, но взгляда не отвел и говорить продолжил с прежнем убеждением и внутренней силой, которой Мортон вынужден был подчиниться.

Боснер еще раз посмотрел на часы, Мортон механически сделал то же самое, и вновь их взгляды встретились.

— Я учусь на бакалавра в колледже Мичигана, на хороший университет у меня нет денег. — Боснер будто извинялся. — Много читал и, в конце концов, пришел к выводу, что действительно ощущаю себя в разных ветвях собственной единой реальности. Только ощущаю. Ощущение пространства, в котором живу, но без представления о том, какие там дома, люди, машины… Я ощущал это как данность. С временем иначе. Время течет по-разному в каждом из моих миров, и я это чувствую. Как вам объяснить… Я понимал… и понимаю… хотя понял не сразу… Скажем, мир, в котором я моложе, еще ребенок — мне там не девятнадцать, а десять — тот мир на девять лет отстает от этого. И точно знал: на девять лет семь месяцев три дня девять часов и семнадцать минут. Представляете? Такое ощущение времени… А в другой ветви я был старше, чем здесь… Ненамного, впрочем, на несколько часов, но всё же… Мне как-то пришло в голову, что если я ощущаю себя в будущем, пусть и недалеком, то мог бы этим воспользоваться, чтобы здесь… Но нет, никакой практической информации… только ощущения, чувства, эмоции…

Боснер еще раз посмотрел на часы, и в глазах его появился испуг. Мортон это заметил, но не понял причины. И заговорил Боснер быстрее, проглатывая окончания слов, будто торопился завершить разговор, чувствовал, что Мортон скоро скажет «хватит, мне нужно идти», и нечто останется не сказанным.

— А однажды… год назад… я едва не умер. То есть не я, а… я в другой ветви. Ощущение было таким, как его описывает Моуди… вы ведь читали Моуди и знаете… да, конечно. То есть я не видел тоннеля и света в его конце, но появилось ощущение полета в неизвестность, ощущение, что сейчас жизнь закончится… черт, я опять не могу описать точно… просто поверьте… Прошла минута, я пришел в себя и осознал, почувствовал, что там… я мог умереть. И да… Я не хотел больше ощущать себя собой… там. Я всегда понимал, какой именно я сейчас… Через несколько месяцев я едва не умер опять, в другой реальности. Всё повторилось, и я со страхом подумал, сколько еще раз мне придется испытывать это чувство умирания… Очень неприятно, очень… И еще. Я вспомнил, что как-то болел, высокая температура, очень неприятные ощущения… ковид, да. Ощущения неприятные, но всё же не настолько, как… там.