Москва осенью была полна поэзии. Причём поэзии грустной. Что то ближе к Блоку или Мандельштаму. Во всяком случае, по его ощущениям, она колебалась между отчаянно- мелодичным Есениным и Бродским, с его шаманским ускоряющимся речитативом. Москва то ускорялась в такт Нобелевскому лауреату, то разливалось светлой Рязанской, бессмертной и чуть хмельной кабацкой песней. Дома, машины, прохожие. Вход в сквер. Чугун фонарей, шорох листьев, стволы деревьев словно качало, растворяло в зыбкой дымке, ускоряло и Андрей уносился все дальше и дальше. Мозг его тем временем   параноидально обходил трещины на асфальте. Их казалось необычайно много- вздутых корнями деревьев, чёрных трещин. Словно вены они переплетались между собой в замысловатые узоры на асфальте. Он был устал, раздавлен, одинок. Немного ( или много) пьян. При выходе из метро, в небольшом магазинчике, он взял свой дежурный коньяк и пил его прямо из горла. Шел и пил. До дома можно было идти минут десять, или двадцать или не идти совсем.  Можно было посидеть в сквере, или пойти в обход до Абельмановской и тупо сесть в трамвай, чтоб бессмысленно прокатить пару остановок. Или… Домой идти не хотелось. С тех пор как она ушла, там ему было плохо.  Там ему было одиноко, и оставленный ей ему в подарок, их любимый шарпей, лишь напоминал ему, те светлые полные солнца дни, когда они были вместе.

Его звали Андрей. Чуть больше тридцати. Менеджер среднего звена- как в песни Шнура. Среднего роста. Крепкого, спортивного телосложения. Лицо волевое, перебитый нос, глаза карие, волосы- светлые. Одет он был в серый, в полосочку костюм, чёрные не дорогие туфли, какой- то серо- зелёный галстук и чёрный осенний плащ на пуговицах. В руке потертый портфель, там бумаги и бутыль коньяка. В голове бардак, в сердце тоска. Его любимая жена- Юля, ушла. Она ушла от него. Обратно. В свою нормальную жизнь, где не надо платить за аренду квартиры, кредиты, сводить концы с концами.  Вернулась в отчий дом, из которого так опрометчиво и так романтично упорхнула два года назад. Была Юля их хорошей семьи. Выросла в Москве, в достатке и любви. Папа был какой- то важной птицей в администрации. Мама- светской дамой, пользующейся большим влиянием. Юля была их единственной дочерью. Невысоко роста, брюнетка. С большой грудью, хорошей фигурой, синими глазами, пухлыми губами. Была она секси и знала это. Водила "бмв" и носила крутые шмотки. Купалась в родительском бабле и любви. Андрея встретила случайно- забежала на чай к подруге. Муж подруги, звали его Саней- был боксером, и по совместительству местным бандитом. Тренировался он в зале на алтуфьевском шоссе, где тренировался и Андрей. Андрей в прошлом хорошо боксировал, но окончив институт, переехал в Москву. Карьера боксёра не обещала ничего, кроме перебитого носа. Нужны были деньги и он, устроился на работу. Потом на другую. Потом на ещё одну. В зал ходил по привычке, ну и от стресса и депрессухи. В Москве не имея денег, связей и приличного бэкграунда- не трудно впасть в уныние. Правда Саня его тянул к ним, в команду- но Андрей не хотел. Это был не его путь. Саня был модным, ездил на "черокки", носил бренды. Боксировал тоже хорошо и умел сильно бить с любой руки. Он не был типичным быком, жена- Света, работала психологом и неплохо его окультурила, что в целом напоминало питбуля, на которого заботливая хозяйка надела костюмчик  с оленями

В тот вечер после тренировки Саня сказал: "Давай ко мне, чай попьём. Потом в "Теккен" порубимся. Мне новый диск привезли. Там крутяк."

"Чай попью и поеду. Мне на метро минут пятьдесят до Пражки ( до знакомства с женой он снимал квартиру в районе метро Пражская). Завтра на работу"

"Какая работа? Суббота ведь завтра" – удивился Саня

"Так я подрабатываю. Денег сам знаешь, не хватает" – Андрейц вздохнул, сжал разбитые кулаки

"Так я ж тебе и говорю, давай к нам в команду. Ты же мастер спорта по боксу, чемпион блин. Что ты как задрот какой то в офисе пресмыкаешься. Тем более там одни очкарики и лохи."

"Саня. Спасибо. Не мое это"– Андрей посмотрел в глаза своего товарища- синие, бесстрашные с искрой: "ты да. Ты другой, ты" -

"Ладно тебе" – перебил его Саня: "все мы под Богом ходим. Может ты и прав. Слышал как Кабана завалили?"

"Нет. А кто это?" – спросил Андрей

"Да ты че? Он ведь реальный был чел. Банк крышевал, казино там и рынки всякие. Его утром на пробежке застрелил киллер. Прям при охране.  Вернее киллер сначала охранника уложил выстрелом, потом Кабана. Пять раз его прострелил и ещё в голову контрольный. Так Кабан  такой здоровый был, что ещё два дня жил.  Вчера помер. Завтра похороны"

Андрей задумался. За окном джипа шумела вечерняя Москва. В домах зажглись огни. Тысячи тысячи судеб и жизней соединяли эти бетонные коробки, и тем не мене- каждая судьба шла сама по себе по этой жизни. Жила, надеялась, умирала

" Ну все дома" – Саня прервал его философские мысли. Чёрный "чурокки" припарковался возле подъезда.  Товарищи вышли из машины и поднялись к Сане на девятый этаж.  Света – жена Сани встретила их в джинсах и чёрной обтягивающей водолазке. Она была высокой, стройной и красивой, и знала это. Светловолосая, зеленоглазая. Раньше, когда Саня был ещё не окультуренным питекантропом он не мало носов и зубов сломал из за ревности.  Но на четвёртый год брака, он чуть остепенился. Света иногда выводила его в светское общество и заставляла читать умные книги.  Саня она любила, как говорится у каждой красавицы должно быть своё чудовище. Саня внешне был похож на обезьяну, правда хорошо бритую и модно одетую. В своё время он был в молодёжной сборной страны, но потом… Потом он стал крутым парнем, но бокс не бросил. Бокс он любил. Свету обожал. Был он в целом- не злобным и не глупым, но как правило сначала бил, а потом говорил

"Заходите мальчики" – Света чмокнула Саню , кивнула Андрею. В руке у неё был бокал с шампанским: "Это Юля"– Света представила невысокую, симпатичную брюнетку с большой грудью и тонкой талией

"Саня"– представился Саня

"Андрей"– представился Андрей

"Мальчики у нас боксеры" – игриво сказала Света: "не очень разговорчивые, но зато могут от хулиганов защитить. Можете ведь мальчики?"

"Конечно можем!" – усмехнулся Саня: " ещё как можем"

Андрей молчал. Он засмущался. Юля явно с интересом расстраивала его : "это у Вас шрамы на бровях из- за бокса?" – спросила она у Андрея

"Ну да" – замялся Андрей:" сечки пару раз были, мне зашивали. У меня брови слабые"

Юля неожиданно встала и подошла к нему. Он почувствовал ее запах и смутился ещё больше

"Можно?" – спросила она, и не дождавшись ответа провела пальцами правой ладони по его брови

Андрея бросило в жар

"очень хорошие бровки" – Юля улыбнулась и Андрей понял, что он хочет ей обладать

Потом. Потом было как в сказке. Затем, как в реальности…

Сейчас Андрею было больно это вспоминать. Но он все вспоминал и вспоминал. Так иногда мы нажимаем на больной зуб, смакуя боль. Андрей смаковал эту боль, вспоминая Юлю. Их страстные ночи. Ее тело. Ее губы. Как они гуляли по парку с собакой. Собаку звали Джимом – как у Есенина в стихах. И сейчас, когда Андрей усталый, выпивший, опустошённой зашёл в квартиру, Джим ждал его, виляя хвостом.  Андрей достал коньяк, глотнул прям из горла и поставил бутылку на пол. Присел. Шарпей подошёл ближе. Принюхался. Джим принадлежал к этой редкой породе собак- шарпей. Ещё совсем молоденький, вечно мучимый аллергией и заворотом век. Но умный.

Он ткнулся носом в плечо хозяина. Андрей погладил его по голове и вспомнил Евтушенко: "К окну прижав свой чёрный нос. Все ждёт и ждёт кого то пёс" – голос Андрея звучал глухо и печально: "Ты помнишь пёс, пора была . Когда здесь женщина жила" –  дальше он запнулся, алкоголь выветрил из памяти слова и он вспомнил только последнюю строчку: "Мой верный пёс, ты всем хорош. Но жаль одно, что ты не пьёшь!" – Андрей снова приложился к бутылке: "Плохо что ты не пьёшь, братан."