И здесь гидронимика тоже внесла свою скромную лепту в геологическую теорию и практику. Любопытно, что связь нефти и соли была хорошо известна уже нашим предкам, что, например, нашло свое отражение в ряде славянских языков. Мы имеем в виду слово рапа (pond).

В говорах русского языка это слово означает по преимуществу рассол; ср. у В. И. Даля:

«РАПА ж. астрахан., новорос. pond, природный тузлук, рассол на соляных озерах, паточная вода, круто пропитанная солью; густая солянка, на самосадочных соляных озерах»^[16]. Примерно то же значение слова pond отмечено в пермских говорах, но там сохранилось и старое его значение — «сукровица, дурной гной».

А в современном украинском языке сохранились оба указанных значения слова poпá, т. е. «рассол» и по говорам «сукровица», «гной», но к этим значениям добавляется еще одно — «нефть». А. С. Стрыжак пишет [1967], что у славян нефть (само это слово пришло из арабского языка) называлась «горючей водою густою», «земляным дегтем и смолой», «ропой». В западных областях Украины, особенно в Поднестровье, слово pond обозначает нефть, ропище — место, где добывают нефть, а ргпник — это нефтяник, работник нефтепромысла. И в топонимии западных областей Украины сохранилась основа Pon- (Pin-). Так, с нефтяной, или «соленой», ропой А. С. Стрыжак связывает название речки (и одноименного села) Роны, притока Гнилой, которая протекает вблизи Трускавца в бассейне Стрыя.

Основа роп- сохранилась и в западнославянских литературных языках. По-польски нефть называется гора naftowa. Слово гора имеет также значения «гной», «горная смола». А в чешском языке слово гора — лишь технический термин: «(сырая) нефть».

Таким образом, в нескольких славянских языках по-разному отразились значения слова ропа. Безусловно одно: первоначальным значением этого слова было «гнойная жидкость», «сукровица», «то, что течет, натекает». Впоследствии, видимо, словом ропа стали называть и натечную соленую воду, и нефть, смолу, которую можно представить себе как «гной земли». Таково было образное, и очень точное, мышление далеких предков славян. К тому же, сами не зная того, наши предки придерживались органогенной теории происхождения нефти!

Не все то золото… (О названии реки Алдан)

Разными путями может идти исследователь, занимающийся выяснением происхождения названий рек и озер. Чем крупнее водный объект, чем больше веков насчитывает история его имени, тем труднее бывает установить достоверную этимологию названия. Покажем на одном примере, каковы маршруты топонимического исследования, к каким неожиданным результатам можно иногда прийти в ходе научного анализа.

О том, как тесно названия водных объектов бывают связаны с наличием месторождений полезных ископаемых, в предыдущих разделах говорилось немало, но речь шла о бесспорных, этимологически ясных названиях.

Таким же ясным, не вызывающим у многих топонимистов сомнения казалось и имя могучей сибирской реки Алдан, крупнейшего притока Лены. В научной литературе укоренилось мнение, что это гидроним тюрко-монгольского происхождения, связанный со словом алтан, алтын — «золото». Высказывалась также гипотеза о связи названий Алдан и Алтай (последнее также объяснялось как «Золотые горы»).

Приведем некоторые из объяснений гидронима Алдан. Специалист по бурятской топонимике М. Н. Мельхеев [1961] считает, что Алдан — русская искаженная форма от тюрко-монгольского алтан, т. е. в переводе «Золотая, золотоносная река». По мнению М. Н. Мельхеева [1969], названия типа Алтачи, Алтачей, Усть-Алтан, а также Алдан указывают на очаги древней металлургии. К этому мнению присоединяется и горьковский топонимист Л. Л. Трубе, который пишет: «Интересно отметить, что по одному из этих названий — Алдан — золото было вторично открыто старателями в 20-х годах нашего века, основавшими здесь поселок Незаметный, который затем превратился в город Алдан — центр золотопромышленного района Якутии»^[17]. К сожалению, автор не приводит источника сведений о том, что именно значение гидронима Алдан было учтено открывателями золота в этом районе в 20-х годах нашего столетия.

Значение «золото» приписывается Алдану и в том случае, если исследователи производят это название из эвенкийского языка [Василевич, 1971; Мельхеев, 1969]. Есть и другие мнения по этому поводу: «Алдан, как топоним# скорее произошел от эвенкийского слова алдун. По словарю Г. М. Василевич оно означает «каменистое место». Река Алдан и ее притоки действительно каменисты и имеют золото. Фонетическая трансформация эвенкийского алдун в якутский Алдан ~ Аллан вполне закономерна»^[18].

Для всех вышеприведенных рассуждений характерно следующее. Во-первых, многие исследователи волей-неволей оказываются в плену у того непреложного факта, что золото на Алдане действительно есть. Но ведь золото есть и на многих других реках, а далеко не каждая из них называется Золотой. И кроме того, когда именно и кем на Алдане было впервые открыто золото?

Во-вторых, хотя ученых и смущает неполное совпадение формы Алдан и слова алтан, данный факт объясняется искажением звучания гидронима в русском языке. Но почему, собственно говоря, искажение? И если искажение, то закономерно оно или нет, где и когда оно была впервые зафиксировано? Каковы формы слов со значением «золото» в алтайских языках? Короче говоря, в литературе практически отсутствует какая-либо лингвистическая аргументация по поводу Алдана.

И наконец, в-третьих, — что самое важное — никто^ судя по опубликованным работам, не занимался всерьез связями названия Алдан с другими гидронимами Сибири, не ставил вопроса, какие вообще народы (или племена) и в какую историческую эпоху могли оставить указанное название. А в зависимости от этого можно было бы и формулировать проблемы, выдвигать соответствующие гипотезы. Ведь примеров случайного совпадения звучания форм собственных имен со словами в разных языках можно привести много. Равным образом велико число ложных этимологий собственных имен. Чем больше и значительнее водный объект (большая река, озеро, море), тем древнее история его названия, тем более велика вероятность смены названий с изменением этнического состава населения, возможность какого-то древнего языкового субстрата и т. д.

Все эти соображения заставили автора настоящей книги привлечь большой материал, касающийся целого комплекса проблем. Не все из них могут быть достаточно полно раскрыты в рамках настоящей работы, и не об одном Алдане в ней речь, хотя ему, пожалуй, здесь уделено немного больше внимания, чем названиям других водных объектов. На конкретном примере лучше видно, с какой степенью детальности исследования сталкивается каждый топонимист, занимающийся изучением названия какой-либо крупной реки или озера. Образцом такого комплексного и многогранного изучения отдельного гидронима может служить книга С. А. Гурулева «Что в имени твоем, Байкал?» (Новосибирск: Наука, 1982).

Для начала попробуем выяснить, когда золото впервые стало известно народам Восточной Сибири и были ли его месторождения в долине Алдана. Приведем некоторые исторические сведения.

Населению Восточной Сибири металлы стали известны давно — с эпохи неолита. Изделия из металла стали проникать в бассейн Лены, в Якутию к племенам с культурой, близкой к прибайкальской, во II тыс. до н. э. Эти изделия поступали от южных соседей, знакомых с бронзовой металлургией [История Сибири…, 1968, т. 1]. Археологи считают, что первыми рудознатцами были кочевые племена скотоводов, а также земледельцы; гораздо реже использовали металл охотники и рыболовы [Черных, 1972]. Обработка металла, в том числе золота и меди, отмечается в основном в Западной и Южной Сибири в период бронзового века у племен афанасьевской, окуневской, андроповской, карасукской, тагарской культур. К охотникам и рыболовам восточносибирской тайги с XVIII в. до н. э. медь и бронза проникали в основном из Прибайкалья (глазковская культура). Якутия была также связана с Забайкальем, Центральной Азией и Минусинским краем.