Нашел морганит старатель совершенно случайно. Ковыряясь в отвалах заброшенного карьерчика в надежде найти что-либо для продажи, пропущенное его предшественниками, он одной ногой провалился в небольшой переполненный лепидолитовой трухой занорыш, покопался в нем рукой и извлек на свет божий кристалл-сокровище, какие редко встречаются даже на Мадагаскаре. Все, может быть, этим бы и кончилось, если бы счастливец не похвалился своей находкой в ближайшем поселке Антандрокомби. В результате на следующий день его нашли полуживого на дороге к городку Анцирабе. Кристалла при нем не было. Но на этот раз грабителям не пришлось воспользоваться драгоценной находкой. Опытный охотник за самоцветами скрытно, обходной тропой послал в Анцирабе своего шестнадцатилетнего сына с сумкой риса, в которой и был спрятан кристалл морганита. А сам с деревянной коробкой по-шел через несколько часов после него по главной дороге, где на него, как и ожидалось, напали грабители. Самое печальное в этой истории то, что напуганный постоянным преследованием и лишенный возможности продать огромный кристалл за соответствующую его стоимости цену, владелец в конце концов решил распилить его на несколько более мелких и продать по частям, что и было сделано.
Так погибло уникальное художественное произведение природы, которым могли бы вечно любоваться многие поколения любителей прекрасного.
За разговорами незаметно доехали до нашего сегодняшнего пункта назначения. Завтра в соответствии с планом отсюда мы поедем посмотреть несколько участков, на которых уже начал поисковые работы проект ООН. А пока что еще есть время для осмотра ближайших каменных развалов, которые кажутся очень любопытными. Подъемы на крутые, хотя и не такие уж высокие хребетики сменялись спусками, а затем все повторялось сначала. Тропики есть тропики, и пот на подъемах по узким тропам заливал лицо, а спина становилась мокрой уже через несколько минут. Горное плато между хребетиками очень напоминало нашу забайкальскую степь. И только россыпь невысоких термитных холмиков, покрывавших всю поверхность сухой равнины и похожих на высокие муравейники, убеждала, что мы в тропиках и что сходство это уж чисто внешнее и, пожалуй, случайное.
На следующий день мы выехали на север в район поселка Амбоситра. Здесь, выполняя плановую консультантскую работу, мы могли попутно заехать и на близлежащие пегматитовые месторождения, из которых издавна добывали самоцветы. Как только миновали однообразное плоскогорье, дорога оказалась очень живописной. Зеленые невысокие горы, таинственные лесные массивы с деревьями, перевитыми лианами, рисовые поля, террасами спускавшиеся по пологим склонам. Солнечные блики отражались на водных зеркалах рисовых полей, придавая всему открывающемуся за окнами машины пейзажу яркий, праздничный оттенок.
Некоторое время мы занимались тем, что пытались угадать из машины, какой породой сложена та или иная возвышавшаяся на некотором отдалении гора, а потом проверяли себя по имевшейся у нас геологической карте. По формам выветривания, видным из автомобиля, обычно удавалось сделать правильное заключение. Но иногда случались и ошибки. Затем разговор принял более серьезное направление. Нужно было обсудить программу полевых работ на завтра. И тут выяснилось, что если с выполнением наших плановых обязательств все ясно, то с заездом на пегматиты, содержащие самоцветы, дело обстоит гораздо хуже. Никто из нашей компании точно не знал, где находятся пегматитовые жилы, которые в последние пять — десять лет разрабатывались бы с целью добычи самоцветов. Мало было надежды и на тех геологов, которые должны были присоединиться к нашей группе в Анцирабе.
Дело в том, что в районе городков Анцирабе — Бетафо в мелкогористом рельефе центральной части острова Мадагаскар на площади порядка 7 тыс. км2 известны сотни пегматитовых месторождений, из которых в то или иное время старателями добывались аквамарин, берилл, морганит, цветной турмалин, топаз, сподумен-кунцит, коричневый гранат-спессартин. Кроме того, из пегматитов в районах Бетафо в Ампангабе добывали в небольшом количестве редкие радиоактивные минералы. Но все это в подавляющем большинстве случаев было давно. А в тропиках отвалы имеют неотвратимое свойство быстро разрушаться и уже через десяток лет могут превратиться в труху. Хотя большинство самоцветов устойчивы к выветриванию и могут успешно отбираться из разрушенного пегматита путем отсеивания трухи и обломков минералов на простейших приспособлениях, нам все же хотелось увидеть более или менее свежие обнажения, где можно было хотя бы частично удовлетворить нашу минералогическую любознательность.
Пересекая склоны, поросшие высокой, уже высохшей травой, мы во все глаза высматривали что-либо похожее на бывшие разработки, которые прежде всего можно было узнать по выбросам-отвалам породы и неестественным углублениям, обычно хорошо видным издали. Островками и целыми массивами попадались заросли агавы, при этом оказалось, что растет она только на кристаллических известняках — мраморах — и сейчас же пропадает, когда машина въезжает на площади, сложенные гранитами или гнейсами. К сожалению, до выполнения нашего основного задания мы не могли сворачивать далеко в сторону. Оставалось надеяться, что какое-либо пегматитовое месторождение окажется рядом с дорогой. Так оно в конце концов и случилось, и после нетрудного подъема по склону к видным издалека карьерчикам мы уже дружно работаем молотками и лопатками, подкапывая и разбивая подозрительные глыбки, оставленные нам старателями.
Карьерчик, в котором мы копались, выглядел не очень древним. Вероятно, его оставили лет пять тому назад. Большую часть обломков и обнажения в карьере составлял графический пегматит, или, как его еще называют, письменный гранит, притом очень привлекательная его разновидность. На светлом фоне огромных монолитов полевого шпата клинообразные, расположенные в закономерном порядке мелкие темные вростки дымчатого кварца действительно смотрелись как таинственная древняя клинопись, неизвестно, каким народом оставленная на этих камнях. И нельзя было не вспомнить имя нашего талантливого минералога и геохимика академика Александра Евгеньевича Ферсмана, впервые разгадавшего кристаллографическую тайну этих загадочных срастаний.
Но за чем же охотились здесь старатели? Вот в чем вопрос. На него удается скоро ответить.
Сначала кто-то находит обломок породы, сложенной голубоватым пластинчатым альбитом-клевеландитом. Затем нам начинают попадаться образцы с фиолетово-розовой литиевой слюдой — лепидолитом. Теперь ясно, в центральной части пегматитовой жилы, по всей вероятности, были гнезда, сложенные клевеландитом и лепидолитом, а в них занорыши с кристаллами цветных турмалинов. Здесь же могли быть найдены кристаллы розового морганита и кунцита.
Мне сразу вспомнилось родное Забайкалье и известное всем нашим минералогам пегматитовое месторождение Ургучан, описанное еще А. Е. Ферсманом. Тот же тип, хотя между ними и тысячи километров.
Догадка наша подтверждается, уже найдены несколько почти прозрачных осколков розового турмалина. И наконец, мы слышим торжествующий крик. Один из наших малагасийских друзей нашел довольно крупный образец мелкочешуйчатой сиреневой слюдки. Начав осторожно ковырять его ножом, он обнаружил, что слюдка, как чехлом, обволакивала чудесный совершенный кристалл черного горного хрусталя (минералоги называют эту разновидность морион), через который пророс прозрачный густо-розовый кристалл турмалина — рубеллита — толщиной почти с мизинец. Общей радости, казалось, не было предела. Все с утроенной энергией набросились на отвал. Но находка была первой и последней. Конечно, мне удалось найти несколько весьма характерных для этого типа пегматита образцов. Но нельзя в конце шестидесятых годов приехать на две недели на Мадагаскар и ожидать, что ты найдешь прозрачный рубеллит толщиной с мизинец. Достаточно того, что мы попали в знаменитые копи самоцветов района Сахатани, об этом можно было только мечтать. Правда, посмотреть можно было гораздо больше, но лимит времени ограничивал нашу деятельность.
