Вот оно что.

Теперь я должен сразиться с ним.

Потому что он сам это начал. Нанес удар ниже пояса, и я не могу оставить это дерьмо без внимания.

Однако Роуэн не дает мне ни единого шанса. Он выпил примерно на полбутылки «Джеймсона» меньше, чем я — то есть вообще ничего, — поэтому он встает со стула, одаривает меня каким-то чертовски многозначительным взглядом и уходит еще до того, как я решаю заехать ему кулаком в лицо.

И этот ублюдок забирает мои ключи.

Фиона

Кип вернулся домой только на следующий день.

Неожиданно.

На самом деле, я вообще не ожидала, что он вернется. Он был довольно непреклонен в своей позиции по отношению к нашему еще нерожденному ребенку. Человек, испытывающий такие негативные эмоции к детям, не может так просто изменить свое мнение в одночасье.

Я потягивала сладкий чай за барной стойкой, когда входная дверь открылась и закрылась. Я пожалела, что это не кофе, так как прошлой ночью не сомкнула глаз, но чашка, которую приготовила, пахла как задница сатаны, и меня вырвало в раковину. Так что теперь пью чай.

Попробовала сухой тост, но он лежал передо мной на тарелке с откушенным кусочком, дразня.

Что ж, дразнил до тех пор, пока входная дверь не хлопнула.

У меня возникло странное желание спрыгнуть с барного стула, выскочить в открытые двери и побежать вдоль пляжа, подальше от Кипа. Несмотря на то, что такая идея неосуществима — куда, черт возьми, мне бежать? — я все равно не в том состоянии, чтобы двигаться. Даже смена положения вызывает у меня спазм в животе.

К тому же это мой гребаный дом — хотя формально он принадлежит ему, но я на этом не зацикливаюсь. Кип не выгоняет меня. Это он ведет себя как полный ненормальный мудак, а не я.

Поэтому сижу, держа в руках чай, стараясь выглядеть невозмутимой и бесстрашной.

Каждый его шаг отдается вибрацией в голове.

Я знаю, что он остановился и встал в дверях кухни. Вижу краем глаза, но не собираюсь на него смотреть. Может быть, просто притворюсь, что его не существует. По-детски и нереалистично, но, тем не менее, это лучший вариант.

Он выпил. Чувствую. Меня чуть ли не тошнит от запаха спиртного, который исходит от него.

Он ходил в бар и напился до одури. Неудивительно. Стало интересно, трахнул ли он малолетку.

От одной этой мысли меня снова затошнило.

Я поперхнулась чаем. Чашка крепкого «английского завтрака¹⁴» с четырьмя кусочками сахара вылечила множество недугов, но, к сожалению, незапланированную беременность от ненастоящего мужа не смогла.

В воздухе повисла тишина, густая и напряженная.

Черт возьми, я не собираюсь начинать разговор. Мне нечего сказать. Это он должен извиняться.

— Вот новая договорённость, — наконец говорит он со своего места в другом конце комнаты. — Я буду здесь ради тебя, позабочусь о назначениях врачей и прочем дерьме. Не пойду к ним. Буду платить алименты. Позабочусь о хорошей страховке. Но это все. Я не собираюсь становиться отцом.

Я смотрю на него. И выглядит он дерьмово. На нем та же одежда, что и вчера, — его грязная рабочая. Волосы, вероятно, растрепаны под кепкой. Глаза налиты кровью, а кожа выглядит бледной и желтоватой.

Я ошеломленно смотрю на него. Ожидала ли я этого? Он хотел быть мужем только на бумаге и в спальне. Зачем ему играть в семью сейчас только потому, что анализ мочи положительный?

У мужчин нет биологических часов. У них нет детской лихорадки. Для них ничего не меняется, когда женщина беременеет. Они получают свои оргазмы, а потом все вылетает у них из головы.

В их теле нет ничего растущего, уязвимого… неизбежного.

Да, знаю, что это наиболее вероятный исход, особенно учитывая его первоначальную реакцию на новость, но я удивлена, насколько сильно это задело меня. Не знаю, чего ожидала.

Оказывается, что я гораздо больший романтик, чем мне думалось сначала. Оказывается, ожидала, что он придет ко мне.

Правду чертовски трудно проглотить. Я злюсь на себя. И корю.

— Как именно это будет, Кип? — спрашиваю, удивленная и впечатленная тем, насколько ровно и спокойно звучит мой голос.

— Мы будем в браке столько, сколько потребуется для получения Грин-карты, — говорит он. — Только на бумаге. Больше ничего.

Мне захотелось рассмеяться. Да, мы больше не будем трахаться, после того как ущерб нанесен. Честно говоря, в данный момент, я не могу быть менее заинтересована в том, чтобы трахнуть его. Общий неконтролируемый гнев вывели меня из себя. Он привлекал меня как самоуверенный парень, который женился на мне по прихоти, но не как будущий отец-бездельник.

— Как только с документами будет улажено, мы разведемся, — продолжает Кип. — Я перепишу дом на тебя. Уеду из города и буду присылать чек каждый месяц.

Я уставилась на него. Очевидно, он обдумал это в какой-то момент своего ночного разгула. В его голосе звучит решимость.

— Ты собираешься подписать документы, переехать и присылать мне чек каждый месяц? — говорю я тихим и обиженным голосом. Мне это совсем не понравилось, но у меня просто не хватило сил напустить на себя фальшивую браваду.

Кип слышит обиду в моем голосе. Я знаю, что слышит. Но это не заставляет его смягчиться, не делает его глаза светлее и не делает похожим на человека, которого, как мне казалось, я знала. Во всяком случае, выражение его лица стало жестче, губы скривились в подобие гримасы.

— Не притворяйся сейчас обиженной, — ядовито выплевывает он. — Ты с самого начала точно знала, что это такое. Это, блять, не романтика. Я не скрывал, кто такой. На что способен. Ты здесь не жертва, детка.

Эти слова попали в цель. Все до единого, блять. Он говорит жестоко и с намерением ранить.

У меня есть в этом опыт.

Слезы щиплют глаза, но, черт возьми, я не позволю им пролиться.

— Ты прав, — соглашаюсь я, вздергивая подбородок. Смотрю на него, чуть выше головы, лишь бы не видеть его глаза. Я могу пристально посмотреть на его общую фигуру и добиться того же эффекта. — Я здесь не жертва, — говорю вслух больше для себя, чем для него. В качестве напоминания.

— Я взрослая женщина, способная позаботиться о себе и последствиях своих поступков, — говорю, снова больше для себя, чем для него. — Я достаточно безумна, чтобы согласиться выйти за тебя замуж, а потом лечь с тобой в постель без всякой защиты. Я виновата на каждом шагу этого пути. И достаточно сильна, чтобы вынести это. Ты хочешь вернуться к тому, что было, притворяясь перед остальными? Прекрасно. Я ценю, что ты все еще делаешь это, учитывая обстоятельства. Все было бы еще сложнее, если бы ты не хотел двигаться вперед.

«Сложнее» — чертовски большое преуменьшение.

— Я сделаю все возможное, чтобы сохранить его, — указываю на свой плоский живот, — в тайне как можно дольше, чтобы нам не пришлось иметь дело со всем этим дерьмом из сплетен маленького городка.

Мне хочется заткнуться, думая о том, как были бы счастливы все благонамеренные жители за нас. Не поймите неправильно, мне нравится это счастье, но я ненавижу то, что оно связано с Кипом, и с гребаной ложью.

— Постараюсь сделать вид, что не считаю отца моего ребенка придурком, неспособным повзрослеть или сделать шаг вперед, — сладко сообщаю я ему. — И я буду получать твои чеки каждый месяц, подарю своему ребенку ту жизнь, которую он заслуживает.

Мне очень хочется быть чертовски благородной и отказаться от его денег, но это неразумно. Дети чертовски дорого обходятся, и я хочу вырастить хорошего ребенка, дать ему хорошую жизнь. Деньги не всегда равняются хорошей жизни, но они равняются хорошему здравоохранению, крыше над головой, еде, автомобилям, путешествиям, хорошим рождественским подаркам и тому подобным вещам.

И Кип, очевидно, не нуждается в деньгах, поскольку он партнер в успешном строительном бизнесе и у него нет второго ребенка, о котором нужно заботиться.