Чужим шуткам гипертим смеется громко и заразительно, как и своим: скажет что-нибудь и тут же сам расхохочется. Он прирожденный рассказчик, рассказы его иногда смешат, он их запоминает и повторяет, вот и становится штатным юмористом.

На конфликтогены гипертим реагирует тоже конфликтогенами, резко превышая меру. И тут уже возникает неуправляемый конфликт.

Гипертимы обидчивы, хотя и не злопамятны. Обида проявляется моментально, но они и отходчивы.

Гипертим не мучится с самооценкой. Это удел психастеноидов, паранойяльных, истероидов, эпилептоидов и иногда шизоидов. Если гипертима оценивают "на три", он доволен. А если "на четыре", то может даже выпить по этому поводу.

И уровень притязаний у него невысок. Он звезд с неба не хватает, никуда особенно не стремится, в конкурсах не участвует. Он безразличен к славе, не честолюбив и тем более не тщеславен. То есть он, конечно, порадуется искренней похвале. А так чтобы испытывать гнетущий комплекс неполноценности и стремиться гиперкомпенсировать его (как паранойяльный, или истероид, или хотя бы как шизоид и эпилептоид) – это ему несвойственно.

Гипертим даже не слишком самолюбив. Он может скорее бурно среагировать на несправедливость по отношению к другим, чем к себе. Конечно, если ему скажут: "ты дурак", то он ответит без иронии, но и без надрыва, фразой типа "сам дурак" или с не глубоким юморком: "Мы оба дураки!" Его трудно задеть за живое. Он "отбрехивается" – и все.

Он не особенно хвастлив. Может что-то рассказать с положительной оценкой в свой адрес, но без особых преувеличений.

Не испытывая комплекса неполноценности, гипертим не развивает в себе гиперкомпенсацию. Так что у гипертима что есть, то и есть, а звезды с неба хватают лишь те, кто сызмальства не мог дотянуться до них ручкой из-за хиленькости…

Гипертим считает себя "народом" и не лезет в лидеры. Это паранойяльный – вождь, это шизоид – отщепенец, это истероид – оригинал. А гипертим – вот так просто: народ.

Герой этой главы аутентичен. То есть он выглядит таким, каков есть. Он не стремится произвести впечатление. Он не ханжа и не лицемер, делает что говорит и говорит что думает. В этом его плюс. Его можно не бояться. Но как маска истероида утомляет и тревожит окружающих, так и аутентичность гипертима может надоедать. Кроме того, ведь он может откровенно, без обиняков сказать тебе правду-матку в глаза, да еще и при всех.

Как правило, гипертим не берет себе псевдонимов. Он любит свои имя-отчество-фамилию. Ему нечего скрывать. Он не участвует в политических играх. Если он актер, то, по примеру истероидов, может, конечно, взять какое-нибудь незамысловатое иное имя с простым символическим значением, типа Иван Царевич или, на иностранный манер, Джон Кинг.

Отсутствие маски означает, что, как мы уже говорили, гипертим не делает тайн из своей жизни. А если о нем будут говорить – пусть себе, язык без костей.

Как он воздействует на окружение? Он не манипулятор. Он убедительно просит, настоятельно требует, угрожает, ставит ультиматумы. Но ничего этого не доводит до конца. "Я с тобой знаешь что сделаю?!" – и не делает ничего. Можно сказать, что он излишне прямолинеен.

Гипертимы и понимают все прямолинейно. Так что не стоит, общаясь с ними, злоупотреблять иносказаниями.

Если гипертима уличили, если он опростоволосился, то не будет выкручиваться, как это сделает паранойяльный и истероид, а будет истово извиняться, оправдываясь при этом, с кем, мол, не бывает…

Смелость гипертима бесшабашна. Он не видит опасности, прет напролом. И женщина-гипертимка "коня на скаку остановит". Смелость у него не продуманная, а спонтанная. Это паранойяльный Наполеон на глазах изумленных солдат храбро перебегал мост со знаменем в руках, под гром пушек, точно рассчитав, что в этот момент противник заряжает пушки, а не стреляет. А гипертим не может так рассчитать и с винтовкой наперевес кидается пулям навстречу или наперерез. Он выхватывает саблю – и в бой. Абордаж – это его прием. Он не чувствует боли в драке. Он может в пылу схватки незаметно для себя совершить героический поступок. Только потом, задним числом, оценивает он возможные отрицательные последствия. Он не продумывает ничего наперед, как это сделал бы эпилептоид.

В то же время нельзя сказать, что гипертим – жертвенная личность. Он не пойдет ради идеи на костер. Но он никого и не пошлет на смерть, никого не зовет к героизму, если это не в разгар боя.

Гипертим в конфликтах возбудим и несдержан, в противовес эпилептоиду и даже в какой-то мере истероиду. Истероид чуть-чуть все-таки сдерживается – из приличия, стремясь показать свое превосходство в этикете. А гипертим не раздражителен. Он гневлив. Он не умеряет свой гнев, как и паранойяльный. Он реагирует мгновенно, с четверть оборота, то есть даже быстрее, чем паранойяльный, который реагирует все же не так стремительно, с пол-оборота, потому что паранойяльному человек может понадобиться и, может, имеет смысл сдержаться. А гипертим сразу взорвется. И не боится испортить отношений, не боится драки, в которую может перерасти конфликт. Так что вокруг гипертима, как и вокруг истероида и паранойяльного, часты скандалы. Агрессивность гипертима скоропреходящая, он успокаивается не в пример быстрее, чем другие психотипы. Из-за бурных разрядок и быстрого успокоения гипертим, как правило, не страдает гипертонической болезнью и ишемической болезнью сердца.

Гипертимы легко поддаются влиянию. Сами они не очень-то задумываются над проблемами, и если в компании есть кто-то "со стержнем" и старается такой же стержень вогнать в людей, то гипертим достаточно податлив. Он принимает навязываемое рассуждение или просто суждение, причем часто соглашается с абсолютно противоположными точками зрения. Одному он говорит: "Ты прав". Другой возражает, он и ему: "И ты прав". Третьему, который упрекает его в непоследовательности: "И ты прав".

В гипнозе гипертим может давать вторую (с восковой гибкостью) и третью степень (с сомнамбулизмом) гипнотической погруженности, как и истероид. При этом если истероид подчиняется только тому гипнотизеру, который внушает вещи, близкие ему самому, то гипертим поддается любому гипнотическому воздействию.