Девочки переехали в квартиру на Семеновской. Размером она была больше, чем дом, но не было сада, яблони и малинника. Собаку Белку отправили в деревню к кузенам, кошек тоже. Иду и Катю разместили на втором этаже, а на первом жили тетя и двоюродный брат Виктор. Он был настоящей занозой, постоянно досаждал и доставлял им неприятности, всякий раз пугал их, когда они возвращались из школы, выпрыгивая из-за двери. Также он очень любил нанести грязи у входа в квартиру, чтобы потом свалить всю вину за этот проступок на девочек…
В 1905 году, когда вернулись родители, Ида не узнала отца. Этот красавец с тонкими чертами лица, светлыми глазами и мягкой улыбкой, прикрытой тонкими усиками, стал теперь не более чем тенью самого себя. Сгорбленный, с лицом желтого цвета, взгляд его был обращен куда-то далеко-далеко, куда детям доступа не было. Дочь страдала, видя отца таким. Как бы ей хотелось помочь ему и сделать так, чтобы он снова стал молодым и счастливым папой прошлых лет!
В России тем временем вспыхнула революция. В Москве начались беспорядки. Дети часто оставались дома и смотрели в окно на бегущих куда-то людей. Было много шума, криков. Здоровье отца продолжало ухудшаться. Врачи решили, что в Москве ему оставаться нельзя. Поэтому он вернулся в Крым с женой – семья отца потребовала, чтобы мать Иды последовала за мужем. Ида знала, что мать стоит перед мучительным выбором. Как ей оставить дочь снова, сколько времени пройдет на этот раз? К счастью, тетя Виллемайн и тетя Берта вызвались позаботиться о девочках!
Родители так и не вернулись. В 1906 году фаб-рика отца, производившая вату, простыни и банные полотенца, сгорела дотла: все пропало! Месяц спустя, 6 мая 1906 года, едва отметив свое двенадцатилетие, Ида узнала о смерти отца…
Ида чувствует, как у нее скручивается живот. Невозможно вспоминать об уходе отца, не переживая вновь непреодолимой утраты, не ощущая себя покинутой. Ей даже не довелось поцеловать его в последний раз.
Никаких радостей жизни, игр у девочки больше не было. Она прилежно училась в лицее, старательно выполняя все, о чем ее просили. На самом же деле девочка погрузилась в себя в себя, туда, где еще бурлило что-то невидимое. Только Катя имела доступ в этот тайный сад.
Без средств к существованию жизнь стала тяжелой. Во-первых, пришлось продать квартиру. Однако Бог не оставил семью посреди этого бедствия: «случайно» мать встретила свою бывшую учительницу. Та предложила ей две комнаты в своем доме. Здесь они прожили три года. Но для маленькой Иды самое трудное было еще впереди – разлука с Катей, навсегда ставшей ее сестрой. Мать отправила девочку к крестной в деревню, потому что она просто не могла больше позволить себе содержать двоих детей.
Живот Иды сдавливает, словно тисками. Эта рана так и не зажила. Ее память отказывается следовать дальше по пути болезненного прошлого. Это невыносимо! Просто из чувства сохранения она отбрасывает в угол хорошо завязанный узелок воспоминаний и тяжелых эмоций. Однако, сделав глубокий вдох, Ида все же пытается увидеть вещи более ясно. Она чувствует, что ей необходимо преодолеть этот шаг, чтобы смочь противостоять приближающемуся урагану…
Ее сын заснул, убаюканный тряской вагона и окружающим шумом. Его маленькая рука сжимает указательный палец матери. Лицо мальчика выражает умиротворение. На мгновение Ида черпает утешительную силу в спокойствии спящего сына, и тихая нежность наполняет ее, облегчая боль. Она смотрит в окно. Так мало верст пройдено за день. Когда же они прибудут?
Итак, какими же они были, эти комнаты? Девушка напрягает память, но никаких воспоминаний о них к ней не приходит. Мать нашла работу в бюро. Ида с головой ушла в учебу в старшей школе. Она хмурится, но не может ничего ясно разглядеть. Зацепиться не за что, никаких эмоций. Унылое серое ничто. Она думает, однако, о том, что в те страшные годы, когда она и ее мать мужественно вели борьбу с несчастьем, между ними установилась настоящая связь и, более того, доверие, которое нерушимо связывало их всю последующую жизнь. Вера Иды за это время только окрепла. Несмотря на страшное испытание, юная девушка приняла и отдала свою судьбу в руки Божии, не бунтуя, обретя в любви Христа опору, веру, освещающую всякую повседневную тьму. «Господи, помилуй! Да будет воля Твоя!»
Эта фраза, которую девочка повторяла про себя тогда, посреди бури, не менее важна для нее и сегодня. Радостное ощущение мира и покоя укореняется в ней и озаряет душу. Вот где опора, вот где убежище, что бы ни случилось! Кроме того, все всегда в итоге как-то складывается. Мать снова вышла замуж в 1908 году. Отчим, хороший человек, владелец переплетной мастерской у Красных Ворот, вел себя с Идой как настоящий отец. Жизнь снова обрела легкое дыхание. Жили они тогда в Сокольниках, на улице Митьковской, 16, в красивом деревянном доме.
На первом этаже была большая терраса, обрамление которой было сделано из стеклянных медальонов всех цветов, через которые Эдуард впоследствии так полюбил разглядывать улицу. Дом окружал красивый розовый сад.
Катя вернулась в семью, и обе девочки ликовали. Им много нужно было рассказать друг другу: тонкие нити, что связывали их, были разорваны, и предстояло соединить их заново. За эти три ужасных года столько всего случилось, они оставили детство позади, став хорошенькими юными девушками, немного застенчивыми и одинокими. У Иды всегда была склонность к учебе, она любила гимназию и поглощала все книги, с неутолимой тягой к знаниям, особенно к естественным наукам и истории. Сколько раз она брала книги из библиотеки, чтобы читать поздно вечером дома, просто из желания изучить больше о предмете, который проходили в классе!
Ида улыбается, вспоминая зимние каникулы в Малой Азии, с тетей Елизаветой, в Байрам-Али, игры с маленьким Гришей, экзотическую атмосферу этого края, контрастировавшего с харьковским лесом, где они обычно проводили лето. Годы солнца, света и радостного цветения. Она смотрит на Эдуара и думает о той радости, что охватила его во время прогулки по саду с двумя сенбернарами, которых тесть привязал к маленькой повозке. Это было 21 июня, в его самый первый день рождения. Малыш радостно смеялся и с криком хлопал в ладоши, увлекаемый двумя огромными собаками, а те катали его по всему саду…
Внезапно поезд останавливается. Люди высовывают головы в окна. Движению помешала телега, нагруженная узлами. Лошадь уперлась, и ее никак не сдвинут с места. Мужчины спускаются на помощь, толкать телегу. Все со смехом комментируют происходящее, и в результате напряжение, царившее в вагоне, наконец уходит.
День начинает меркнуть. А надо еще добраться до Курска! Или его уже проехали?
Реки, леса и луга сменяют друг друга. Через несколько часов, когда поезд наконец прибывает на вок-зал Курска, уже темно. А с наступлением темноты у людей возрастает усталость и беспокойство. Одни бегут от войны, другие едут, чтобы присоединиться к своему полку. Что с ними будет?
Стоянка должна продлиться два часа, поэтому Ида спускается на перрон, где она присмотрела крестьянку, продававшую пирожки с мясом и капустой, чтобы купить их. Чуть поодаль на корточках сидит женщина в цветном платке, повязанном на голове, и предлагает персики и малину, их Ида тоже берет, говоря себе, что раз уж поезд преодолел за столь долгое время лишь треть пути, лучше запастись провизией. Эдуард в восторге от суеты, царящей на перроне. В облаке пыли при тусклом свете вокзальных фонарей над головами проносятся чемоданы, узлы, свертки, из окон протягивают руки, и кто-то с улицы тянет руки им навстречу. Мест в поезде больше нет, и люди, сидящие на перроне, терпеливо ждут следующего эшелона в надежде, что смогут в него сесть. Закончив с покупками, Ида возвращается, садится у окна и делится с сыном пирожками. Они затевают игры, и так коротают время до тех пор, пока поезд, наконец, не тронется с места.
Ребенок прижимается к Иде, и она уже собирается спать, когда вдруг чувствует, что за ней кто-то наблюдает. Она поворачивает голову и сквозь полу-опущенные веки пытается разглядеть, кто это. Напротив нее, в стороне, сидит мужчина, у него на плече спит десятилетний сын. Незнакомец, увидев ее открытые глаза, улыбается ей по-доброму, без подтекста. Она не отводит взгляд. В темноте ее лицо светится. Нежность материнских рук, твердое и непоколебимое плечо отца – оба охраняют сон своих детей. Их глаза сияют; они молча обмениваются эмоциональными взглядами, убедившись, что их чада спокойно спят. Как соскучилась Ида по такому плечу… как бы ей тоже хотелось ощутить его сегодня, успокоиться перед лицом грядущей войны. Их с мужем отношения так еще толком и не сложились, а он уже собирается воевать. В конце концов, она засыпает в тени этого умиротворяющего взгляда, этой понимающей улыбки, которая будто перекидывает ей через всю окружающую суету мостик надежды, придающей уверенности.
