— Ну, хорошо. Не вникали, так не вникали. Но я вот только одного не пойму. Так вы уж меня просветите, пожалуйста. Неужели только из-за пещерной ненависти к гражданам иной национальности, администрация рынка запретила у себя размещать привезенную продукцию? — поинтересовался Околоков.

— Мотивы могут быть самыми разными, — пожал плечами Тагаев. — Впрочем, мне они неизвестны, ведь я не смог поговорить с владельцами рынка, так как они находились под стражей.

— Да, что вы за люди такие?! — начал уже откровенно злиться министр. — Что ни спросишь, все у вас у обоих нет четкого ответа. Зачем тогда пришли? Это не я, а вы господа, были инициаторами нашей встречи.

— У меня нет однозначного ответа, поэтому я могу только предполагать…

— Ну, предполагайте, — угрюмо подстегнул ход мыслей Тагаева министр.

— Видимо причиной было ограниченность мест длительного хранения и опасение затоваривания именно абрикосами, так как уже немалое их количество уже там присутствовало, — начал осторожно высказывать свои предположения гражданин в белом костюме.

— Э-э-э, бросьте, господин Тагаев! — тут же оборвал его Владимир Александрович. — Никакого дефицита мест хранения на рынке не было обнаружено. Многие складские помещения были незаполненными.

— Я не понимаю, — в свою очередь взбеленился пылкий азербайджанец, — к чему и зачем вы задаете мне вопросы вне сферы моей компетенции?! В конце концов, кто тут пострадавшая сторона?! К кому приехали на автомобилях устраивать вооруженные разборки?! Вы не мне, вы вон ему, — мотнул он головой в сторону оппонента, — задавайте вопросы о том, зачем они нарочно направили фуры именно на наш рынок, когда у них свой есть! Не могут в бою одержать честную победу, так вместо этого, они в бессильной злобе, устраивают здесь провокации против наших торговых точек!

— Да как вы смеете?! — начал приподниматься со стула армянин, грозно сверкая очами, но его телодвижение прервал окрик министра.

— А ну, всем молчать! Вы мне тут еще потасовку устройте! Я, господин Тагаев, и без ваших мудрых советов знаю, что зачинателем провокации была противная сторона, но ваша, виновна в случившемся, никак не менее. Вы так и не дали мне вразумительного ответа на вопрос о том, почему не были пропущены фуры на территорию оптового рынка.

— Мы к ним не лезем! Почему они к нам лезут?! — запальчиво выкрикнул Тагаев.

— К вам? — вскинул брови Околоков.

— Ну да! Рынок принадлежит членам нашей диаспоры! Разве это не так?! — продолжал неистовствовать уроженец солнечного Баку.

— Все, что может относиться к «вашему», как вы изволили выразиться, осталось на исторической родине! А здесь — территория Российской Федерации. Ко всему прочему этот рынок является открытой торговой площадкой, что свидетельствует из текста лицензии на право ведения подобного бизнеса, выданной господам Илиеву и Нисанову. А из этого следует, что всякий, заплативший за место, имеет право размещать свой товар на его площадках. И я не позволю никому нарушать правила российской торговли из расовых, религиозных или еще каких предубеждений!

— Я имел в виду… чтобы не создавать лишней напряженности…, — начал мямлить, оправдываясь, Тагаев за неосторожно вылетевшие слова.

— А теперь поговорим о гражданстве и законопослушании, — не стал слушать неуклюжие попытки Тагаева исправить неловкую ситуацию, Околоков. — В вооруженном столкновении, повлекшим за собой массовую гибель людей, принимали участие граждане Азербайджана, не прошедшие через пункты пограничного перехода, а, следовательно, не имевшие регистрации на территории РФ. Оружие, примененное ими в ходе боестолкновения, также не проходило соответствующую регистрацию. А вы, Левон Альбертович, — кивнул он в сторону армянина, — напрасно делаете индифферентное личико, потому что, то же самое, относится и к вашим боевикам. Иными словами это были нелегалы с обеих сторон, тайно пробравшиеся к нам и тайно снабженные не гражданским, а боевым оружием. А это уже «иностранное незаконное вооруженное формирование террористической направленности, действующее на территории сопредельного государства». Вы теперь-то, хоть в малейшей степени понимаете, чем это пахнет для ваших диаспор? Устраивая эту встречу, я полагал, что в ее ходе будут найдены некие компромиссы, позволяющие воспрепятствовать противостоянию и эскалации конфликта между вашими этническими диаспорами. Но вижу, что моя наивность в этом вопросе потерпела фиаско. Не желаете решать вопросы на основе консенсуса? Ладно. Принято. Тогда будем разрешать накопившиеся противоречия силовыми методами.

При этих словах, оба делегата национальных меньшинств разом напряглись и выжидательно уставились на представителя закона и правопорядка. Тот, для усиления эффекта от предстоящего оглашения вердикта, выждал еще пару мгновений и сказал, как припечатал:

— Особыми полномочиями, выданными мне верховной властью на время действия чрезвычайного положения, объявляю вам свое волевое решение. Хоть и не участвовавшие напрямую в кровавой драме, но косвенно в ней замешанные и спровоцировавшие возникновение данной ситуации, господа Айрапетян, Илиев, Нисанов, а также ближайшие члены их семей подлежат немедленной высылке из страны сроком на пятьдесят лет. На выполнение решения дается 72 часа, начиная с 13.00 по местному времени, то есть с этой минуты, — отчеканил Околоков, мельком глянув на циферблат настенных часов.

— Как так?! Это произвол! Вы не имеете права! — разом загалдели, как два гусака, пылкие кавказские мачо. — Это незаконно, они граждане России! Граждан России нельзя депортировать!

— Они не только граждане России, но еще и граждане своих государств, — отмахнулся от них Околоков.

— Законом не запрещено иметь двойное гражданство! — опять чуть ли не хором возразили лидеры диаспор.

— А мы их высылаем не как российских, а как иностранных граждан, — не без ехидства заметил Владимир Александрович. — Все-все, господа! Решение уже принято и обжалованию не подлежит. Вас я более не задерживаю, но на прощание сделаю все-таки предостережение от необдуманных поступков. Если я, получу еще хоть одну жалобу от кого-либо на притеснения со стороны членов ваших диаспор, выразившееся в применении силы или просто в угрозах ее применения, то следующие репрессии коснутся уже непосредственно ваших персон. До свидания, господа.

Он нажал на кнопку с внутренней крышки стола и в дверях тут же материализовался секретарь — строгий и атлетически сложенный человек, явно владеющий приемами рукопашного боя.

— Ростислав Евгеньевич, — обратился он к нему, — проводите господ представителей к выходу. Да проследите там, чтобы они не устроили по дороге поножовщину.

Вставать, чтобы оказать уважение провожаемым визитерам, Околоков посчитал делом абсолютно ненужным, поэтому остался сидеть каменным монументом самому себе.

III.

Когда пребывающих в состоянии ступора «гостей» выпроводили из кабинета, из-за ширмы, кряхтя и отдуваясь, вылез Диктатор Всея Руси. Молча оседлав стул, который до него занимал Манукян, он приглашающим жестом указал министру на место против себя. Владимир Александрович также молча занял указанное ему место, приготовившись к обстоятельной беседе. Сложив руки на стол, Афанасьев пронаблюдал за тем, как осторожно, будто чего-то, опасаясь, хозяин кабинета примащивает свое седалище. Тяжко и протяжно вздохнув еще раз, Валерий Васильевич задал вопрос, не столько из желания получить информацию, сколько из области риторической философии:

— Ну, что Владимир Александрович, не удалось тебе примирить двух альфа-самцов?

— Не удалось, — коротко ответил полицейский. — Да я, собственно говоря, и не рассчитывал на какой-либо результат. Такие вопросы за столом околоточного надзирателя не решаются. Ко всему прочему, крови уже пролито меж ними немало, а через такую реку мост быстро не перекинешь.

— Строить мосты между этими, например, типчиками из дурной комедии «дель-Арте», не наша с вами забота. Пусть об этом болят головы в Баку и Ереване. А то опять влезем, разнимем, успокоим, удоволим на свой же счет, а потом они нас за нашу же доброту и предадут анафеме. Плавали-с — знаем.