Прямо у площади, спиной к ней, расположен огромный Храм Всех Богов. Это – циклопического вида постройка, очень похожая на древнегреческие строения. Его навершие, стены и колонны сделаны из белоснежного камня. Выглядит приблизительно, как Парфенон в Афинах, но, разумеется, действующий.
Однако есть и некоторые отличия от греческой архитектуры: края крыши венчают этакие двух- или пятиметровые каменные завитушки и получается, что снизу храм похож на древнегреческий, а сверху представляет этакую огромную японскую пагоду.
Когда летающий остров находится в пристыкованном к земле состоянии (вот как сейчас), он вписывается в ландшафт как постройка такой же высоты, как и храм.
Как я уже говорил ранее, на площадь Вознесения меня привели метки на карте. Построенный маршрут показывал, что мои друзья находятся где-то в недрах этого летающего куска земли.
Выбравшись из переулка, я заозирался, переводя взгляд с храма на остров и обратно.
Не сразу, но я сообразил, что швартовка острова только-только произошла и вокруг меня постепенно скапливается народ. Я сперва было хотел ретироваться, вернувшись в переулок, но быстро понял, что я здесь никому не интересен: все ждут какого-то события, что вот-вот произойдёт.
Большинство собиравшихся здесь людей тащили различные яркие флажки и куски материи, которыми размахивали или обматывали свои плечи. От обилия красок казалось, будто площадь постепенно заполняется множеством огромных попугаев какаду.
Решив понаблюдать, я пробрался к храмовой колонне и встал, опершись на неё спиной, глядя на разворачивающуюся передо мной сцену.
А посмотреть было на что. Оказывается, разноцветная разношёрстная толпа встречала делегацию небожителей.
Как только монтаж трапов, ведущих на остров, был завершён, по помостам вниз двинулась группа людей, облачённых в белоснежные одежды
Шли они медленно, я бы сказал – торжественно и, ожидая, пока они, наконец, доберутся до площади, я заскучал.
– Меня! Меня! – вдруг закричал кто-то из встречающих.
– Я! Я! – подхватил другой.
Собравшаяся толпа заголосила и качнулась навстречу небожителям. Я же остался стоять, прижавшись спиной к колонне. Отсюда с небольшого возвышения, была хорошо видна вся площадь.
Ритуал, всё происходящее напомнило мне какой-то ритуал, и я вдруг вспомнил, что сегодня пропустил свой.
Дело в том, что все последние месяцы, с тех самых пор, как у меня появилось умение “Предчувствие”, каждый день я начинал с того, что мысленно представлял, будто открываю мессенджер и пишу письмо жене. Чувство опасности сразу накрывало меня с головой, и по его наличию я понимал: с Ленкой всё в порядке – её адрес не поменялся, она всё так же живёт во внешнем мире.
А сегодня, с этой вчерашней (или позавчерашней?) казнью, я нечаянно пропустил это важное действие.
– Меня! – бесновалась какая-то женщина, вовсю размахивая зелёным шарфом.
– Я! Я! – завывал полуголый мужик с двумя синими флажками.
А я отрешённо глядел в себя и думал, как сейчас открою редактор и напишу: “Привет, родная!”.
…
Не так. Что-то было не так! Навык молчал. Будто именно теперь наступил такой день, когда все опасности канули в Лету, и кто-то на небе встал на страже наших будущих переписок.
Отсутствие плохих предчувствий повергло меня в шок, отодвинувший куда-то на второй план все переживания последних дней.
“Что-то случилось!” – понял я. Разобраться в своих чувствах я не смог – в меня вдруг влетел и вывернул наизнанку вихрь.
– Я! Меня! – громче прежнего завывала толпа вокруг.
А я почувствовал нечто, вроде как кто-то огромный вставил в меня трубочку и надул, словно воздушный шарик. Это раздувание было буквальным и… очень приятным. Мышцы внезапно стали в десяток или сотню раз сильнее, зрение улучшилось, будто я взял в руки любимый арбалет и воспользовался его увеличительным прицелом.
Пытаясь разобраться: что происходит, я поднял глаза и увидел метрах в тридцати от себя девочку. Ту самую, что сидела в первом ряду, когда меня казнили. Как там её звали? Синтия? Нет, Синтия – это вроде бы её мать. Неважно.
Девочка стояла, подняв правую ручку, сложив пухлые пальчики в мудру, и смотрела прямо на меня. А меня раздувало, распирало могущество.
– Вы получили благословение принцессы Лиама! – сообщила мне система, – Все характеристики улучшены вдвое! Время действия – одна неделя. Благословение затронуло следующие параметры:
Сила: 12 (+6)
Восприятие: 14 (+7)
Выносливость: 12 (+6)
Харизма: 6 (+3)
Интеллект: 14 (+7)
Ловкость: 8 (+4)
Удача: 16 (+8)
Воля: 8 (+4)
Мана: 210 (+70)
Сделав своё дело, девочка перевела взгляд на кого-то из толпы и снова подняла ручку, складывая пальцы в мудру…
– Я! Я! – кричал кто-то.
– Меня! Меня! – подхватывал другой.
А я стоял, и слёзы текли из моих глаз: “Ленка! Леночка! Ленуся! Что же с тобой случилось-то?”
Письмо
С Ленкой мы учились на одном курсе, но в разных потоках. Поэтому познакомились много позже – через три года после окончания института.
Вообще, все эти встречи выпускников ни я, ни она недолюбливали, однако, к счастью, это мероприятие не пропустили. Случайность. Нас соединила какая-то невероятная случайность.
Это не была “любовь с первого взгляда”, скорее – наоборот. Чувства пришли постепенно, через время.
Вечеринка, где вчерашние однокашники хвастают успехами друг перед другом. Разве можно придумать что-либо более унылое?
Размышляя над вопросом: “нахрена я сюда припёрся?” я машинально ответил на пару реплик сидящей рядом девушки, а затем из вежливости болтал о всяких глупостях, неожиданно для себя получая от этого удовольствие.
Мы обменялись контактами и после первого знакомства ещё очень долго просто общались, обсуждая всякие новости, фильмы и компьютерные игры.
Мне очень импонировала детская непосредственность её суждений: не важно, какая бы вещь ни рассматривалась, а Ленка всегда могла удивить взглядом с неожиданной стороны. Не знаю почему, но мне всё время хотелось защитить или сохранить эту черту её характера.
А ещё, так сложилось, что я постоянно боялся увидеть её расстроенной или плачущей. Нет, она не была капризной или, скажем, манипулятором. Просто это был такой человечек, который должен всегда улыбаться. Так мне казалось, так мне хотелось.
Даже думая о сексе с этой женщиной (а наш конфетно-букетный период растянулся почти на целый год), я считал, что по отношению к ней это слово звучит г-хм… грубо. Нет, то, что между нами происходило, следовало называть по-другому. Например, близостью.
Нежность. Уже живя вместе, деля одну постель, мы топили друг друга в нежности. Возможно, секс бывает и нежным, но у нас на первом месте было чувство, а не действие. Потому я не любил использовать это слово. Всё-таки близость – самый подходящий термин.
Её кожа, её тело, её волосы, её улыбка. Я просто обожал эту возможность прикоснуться к ней, почувствовать тепло её рук, губ…
Не умею описать словами, но моя жизнь с этим человеком – это непрерывный, растянувшийся на полтора десятилетия медовый месяц.
Даже когда возраст начал влиять на наши тела: появились морщины и некоторый избыточный вес, это никак не изменило того ощущения чуда, что поселилось в моей душе с самой первой нашей встречи. Но я снова забегаю вперёд.
Наше знакомство состоялось в тот самый год, когда была принята Декларация о Родительской Ответственности. Однако нам было всё равно: в этот и следующий год весь мир для нас был сужен до минимума. Казалось, нет ничего и ничего вообще не важно, кроме, “Я и Она”.
С работы я галопом летел домой, чтобы поскорее её обнять. А утром, просыпаясь, рассказывал ей о том, что она самая красивая, самая-самая…
Её улыбка, искорки в её глазах были чем-то наиболее значимым в моей жизни.
Однако политика и внешний мир всё же однажды ворвались в наше бытие. Произошло это спустя целых два года от момента нашего знакомства. Правда, тогда я считал, что этот день – самый счастливый во всей моей жизни. Как-то утром Ленка произнесла фразу, которая перевернула мой мир:
