Это зря они, конечно, себя выдают, но если иначе нельзя, то что ж теперь, - подумал Хастред отвлеченно или, вернее, позволил подобной мысленной конструкции пронестись где-то по периферии его сознания. Что уже свершилось, то поздно назад отыгрывать, как заметил Чумп, когда внезапным мощным чохом обратил на себя внимание целой толпы дворцовых стражников (и расколотил бесценную фарфоровую вазу, лупанув ей в борт своими стремительными соплями). Куда горше оказалось осознание, что кнезовы ратники не постыдились разрядить арбалеты в адрес союзников за малое нарушение субординации... хотя начинало уже казаться, что тут что-то гораздо худшее.
Деревьев десять спустя Хастреду повстречался ушедший вперед следопыт, который в свою очередь попытался преградить дорогу дальше, хотя делал это гораздо корректнее, нежели прошлая парочка — во-первых, молча, а во-вторых — не вставая на пути, а всего лишь мельтеша перед. Хастред скривился и слегка его сдвинул с дороги, демонстрируя твердое намерение продолжать свой вояж. Впереди уже видна была уходящая между двух обрывистых скатов расселина, из которой отчетливо выбивалось зарево от нескольких костров, разведенных внизу — своего рода лагерь Вольного Корпуса в миниатюре. Хотелось бы верить, что именно в миниатюре.
Следопыт мудро отступил, даже за оружие хвататься не стал — небось охотник, когда долг не призывает сопровождать воинские отряды, знает толк в тишине и скрытности. А вот рыцарь не знал такого толка, цельнокованным носорогом вырвавшись из леса за спиной Хастреда и уже рот открыв, чтобы начать излагать свое возмущение. Гоблин развернулся и спешно запечатал ему рот ладонью, сбавив громогласную тираду до еле слышного мычания. Другой рукой ткнул в сторону кострового зарева и поднес палец к губам, призывая к тишине. Напукон сконфуженно хрюкнул, отплюнулся, а потом повернулся спиной и потыкал за нее пальцем, призывая повозмущаться вместе с ним. На спине у него висел давешний трофейный щит, подвешенный на стропу, а из щита торчал арбалетный болт, пришпиливший его к спине рыцаря. Хастред содрогнулся, ухватил болт за толстое древко и качнул. Наконечник с тихим скрипом выдрался из панциря — пробил его, пожалуй, на три четверти, но все же не дошел до тела.
А ведь сколько надежд было на хваленое, собственным горбом прощупанное уссурское гостеприимство и дружелюбие. Правда, со служивых вообще спрос особый, они заместо своего собственного отношения приказами сверху пользуются, хоть и уверяют потом, что всякую дичь с союзниками творили исключительно из личной неприязни.
За неимением других достойных целей Хастред угрозил кулаком следопыту, постаравшись вложить в этот жест глубокий смысл и посыл ко всему отряду прекратить дурить, а не то. Рыцаря перехватил за плечо, силой заставил пригнуться, чтоб меньше было шансов угодить на глаза дозорным, и устремился вперед, к спуску в расселину. Краем глаза заметил, что за спиной Напукона выскочил из-за деревьев и хвостиком прилепился к нему перепуганный Альций. Ну, этому хоть лязгать и топать особо нечем, а если какой снаряд поразит его беззащитную плоть, то будет над чем грубовато поиронизировать. Далеко сзади копошился остальной отряд, но если расслышанные звуки были трактованы правильно, то помимо двух ущемленных Хастредом на скамейку запасных отсажены еще и стрелки, своих от врагов не отличающие. Придется перекраивать планы на сражение. Пока что на своей стороне Хастред видел главным образом ночь, слишком темную для хумансов, но не для него, эффект внезапности и вылезающий из оков цивилизованности гоблинский энтузиазм, который многих исторических гоблинов приводил к победе и при худших раскладах. А из оружия, которым был по-прежнему увешан, книжник предпочел снова вытащить лук. Секрет битвы против двадцати в том, что не нужно всех двадцать побивать — нужно показать этим двадцати их уязвимость, посеять панику и продержаться, покуда она, подобно пожару, разгорается и начинает сама себя распространять, сокрушая дух. Стрелы, летящие из темноты, замечательно подходят для сего уготования. Если б еще били точно в глаз, не портя шкурку, то первой же пары бы хватило, чтоб супостаты задумались об отступлении на более выгодные позиции — желательно, в соседней волости. Ну, тут уж чем богаты, хотя если подступ к каждому ключу будет оформляться через подобные пни-колоды, то надо будет начать всерьез упражняться в стрельбе. А попытки врага перейти в контратаку волей-неволей придется принять на себя сопровождающему отряду, и поскольку в темноте всякий враждебный хуманс выглядит минимум тремя злыми гоблинами, разбойникам суждено приуныть очень скоро.
Мелко семеня, дабы не топать всем весом, Хастред выскочил на самый спуск в лощину и вот тут наконец осознал всю сложность ситуации, о которую его гоблинское ухарство, успевшее изрядно заржаветь за неиспользованием, с разгону запнулось и запросилось на перекур.
Лощина была невелика по местным меркам, шагов сто в длину и шагов тридцать в ширину. Костров в ней было разведено четыре, бандитской братии вокруг них разместилось, как и было обещано, душ двадцать... но вот что в картину не вписывалось, так это Иохим, безмятежно беседующий с рослым малым с армейской выправкой у ближайшего костра.
Вот тебе и карательная акция. Вот тебе и примерно равные силы. Не двадцать против пятнадцати, а тридцать с лишним против двух с половиной. И ведь знал же, знал, что нельзя кнезу доверять! И умом несложно было дойти до того, что если две грозных силы в одном лесу друг друга не трогают — тут не обошлось без сговора. А Чумп, видимо, таки понял, куда ветер дует, и на подобный расклад не польстился, метнулся за подмогой.
Приятно быть наивным дурачком и верить в лучшее, да только в конечном счете всегда забредешь вот в такие дебри, откуда не будет выхода.
Мелькнула в мозгу краткая вспышка, порожденная слиянием испуга и здравого смысла: бежать отсюда, по темноте не угонятся. Хотя, конечно, на стороне врагов знание местности, а с рыцарем на буксире особо не разгонишься. Бросать его? Мага, положа руку на сердце, бросил бы, но когда с кем-то бок о бок бьешься — это уже боевое братство, тот вид родства, что не от рождения тебе назначен, а самим собой выбран. Своих не бросать — один из немногих законов, которые нигде не записаны, кроме как в сердцах, а когда весь мир с ума сходит — такие законы остаются последними точками опоры, потеряешь его — и себя потеряешь, следом только и останется, что в дупосмены записываться. Не рассматривается. Значит, сбежать шансов мало, и тогда...
Восемь футов, напомнил внутренний голос бесстрастно. Ты ведь специально об этом знатока спрашивал. Выпрыгнуть уже не судьба, и победить, будучи зажат между двумя отрядами, тоже не стоит рассчитывать. Считай, ты уже труп, терять тебе нечего. А потому возьми за шкирку свою панику, вынеси за двери, пинком отправь в темноту и соображай холодно и бесстрастно, словно изучая давно отыгранную партию в «архонт», какую фигуру и куда можно было бы подвинуть, чтобы избежать проигрыша.
И почти сразу бросились в глаза грубые деревянные воротца, врезанные в склон в дальнем конце лощины. Вход в штольню. Кнез как раз о ней упоминал. Обозвал шахтой, но ему-то простительно, важным людям можно путать термины, их-то никто не обгадит в комментариях за невладение матчастью. А вот заурядным гоблинам, как правило, доводится в жизни поработать на добыче чего-нибудь из недр, там учишься называть вещи правильно. Если обежать лощину поверху и соскочить прямо перед воротами... Там правда высоты два роста, но можно скатиться по покатому склону в трех шагах... И неизвестно, что внутри... но Занги свидетель, если уж приходится биться с многократно превосходящим противником, то узкие тоннели для этого подходят куда лучше открытого пространства.
План сложился — ну, такой себе план, правильнее сказать, знакомый соседа, у чьего брата когда-то было жалкое подобие плана, ну да уж чем богаты. И конечно, запорол его союзник.
- Как это понимать, сэр Иохим?! - трубным басом взревел Напукон, выскакивая на самый обрыв над лощиной и обличающе указуя на дружинника годендагом. - О чем изволите с врагом сговариваться?
