Никита решился пошутить:

– Меня или блинчики?

– Тебя-тебя, – прощебетала она и первой уселась за стол. – Артур встал?

В зеленых шортах и желтой маечке она выглядела восьмиклассницей. Светлые волосы поймали солнечный луч, зазолотились, а глаза стали совсем прозрачными – они темнели только от злости.

– Спрашиваешь! Он с Моникой уже оббежали вокруг усадьбы.

– А он стал больше двигаться, как она появилась, – одобрительно заметила Саша. – Ему на пользу быть собачником.

– Почему раньше не завел?

– Понятно же – один жил. Он целый день на работе, любая затоскует…

«Она не сказала “собака”, – отметил Никита. – Женщине тоже не в радость муж-следователь?»

И решил почти мгновенно: «Я сменил бы работу ради нее…»

– Артур идет, – заметил он через одно из окон – в кухне они были объединены эркером.

– На запах явился, – хмыкнула Сашка. И вытянула шею: – У тебя уже все?

– Парочка осталась. Доставай сметану, варенье…

– Сгущенку!

– Само собой. Как же ты без сгущенки!

Было так уютно сидеть за столом, в центре которого высилась горка блинов, еще исходивших теплым паром. «Как будто мы – настоящая семья, – подумал Никита растроганно. – И неважно, кто кому кем приходится…» Втолковать это постороннему было бы трудновато, а себе они давно не пытались ничего объяснить.

Моника после прогулок всегда возвращалась в свою будку, не входила в дом вместе с Артуром. Он полагал, что так она защищена от ревности собратьев, которых у нее было четверо. Кобелей уже кастрировали, и двум девушкам – второй была Мари, покорившая Сашку тем, что встала на задние лапы, уговаривая забрать с собой! – ничто не угрожало.

Старейшиной в собачьем семействе был десятилетний Дики, почти с рождения живший в «ДогДоме», где с ним и подружилась Сашка. Когда они с Оксаной только начали помогать приюту для животных выгуливать собак по выходным, Сашка казалась такой былиночкой, что ей решались доверить лишь самого спокойного пса, который никуда не рвался, неспешно шел по полю, наслаждаясь самим процессом, и с достоинством помечал территорию.

– Он провел в приюте целую жизнь! Ничего другого не помнит. Так и просидел в клетке десять лет… Должен же старичок хоть выйти с пожизненного, – она отстаивала право Дики переселиться к ним с такой болью, что ни один из них не посмел возразить.

Они не пожалели: когда у собак возникали разногласия, Дики со вздохом поднимался и вставал между спорщиками. Почему-то они тут же умолкали, хотя старик ни разу ни на кого даже не гавкнул… Может, в собачьем племени больше почтения к старости? Даже Бутч, импульсивный и чернявый, как испанец, затихал, хотя всегда готов был «подоставать» приятелей и без устали прыгал вокруг добродушного Друлла.

До «великого переселения» Дики жил в одном вольере с Мари и длинноногим Друллом, веселой пятнистой расцветкой напоминающим джек-рассела. Эта троица так привязалась друг к другу, что в приюте их водили гулять только вместе. Причем самой боевой из них была Мари…

«У них сложилась такая же странная семья, как у нас, – думала Саша, пытаясь гладить всех собак одновременно. – Их нельзя разлучать. Это Моника – одиночка. А Бутч… Он привыкнет к ним».

Сама Сашка тянулась именно к Бутчу, хотя водить его на поводке было мукой мученической. Наверное, поэтому неугомонного пса уже дважды возвращали «усыновители».

– Больше никто тебя не обидит, – прошептала она, приподняв висячее ухо.

А Никита, наблюдая за ними, уныло подумал: в нем самом Сашке, похоже, как раз и не хватает такого взрывного темперамента и радостной неугомонности. Он больше походил на улыбчивого, спокойного Друлла, но Сашкиным любимцем стал не этот славный, добрый пес…

Они уже почти покончили с блинами, когда позвонил Разумовский. Никите показалось, что Артур взглянул на телефон умоляюще: «Замолчи, а? Дай мне хоть день побыть дома…»

Но проглотив большой кусок, он уже просипел в трубку:

– Да, Павел Андреевич. Слушаю.

– Ты там не пьешь случаем? – в голосе полковника прозвучало подозрение, чуть сдобренное завистью.

– Почему – нет? У меня отпуск начался.

– Позже отгуляешь. Так ты чем там занят?

– Блины ем. – Он тяжело вздохнул, увидев, как все планы на день вылетают в трубу.

Разумовский одобрил:

– Уже лучше… Тогда быстренько доедай и выезжай на ограбление банка на Большой Семеновской.

Артур приподнял брови:

– Ограбление? Это ж не моя тема…

– Директор банка убит. Грабители ушли. Трое их было…

– Много взяли?

– Всего пару миллионов… Сразу после выстрела пустились в бега. Мы объявили «Перехват», но пока все мимо…

– Понятно. Едем. – Логов уже поднялся, знаками показывая Сашке, чтобы дала ему салфетку.

Она ловко выдернула желтый квадратик из фарфоровой подставки, похожей на белый парус, и протянула ему. Рискуя подавиться, Никита дожевывал блин, жестами заверяя, что практически готов.

– Можно мне с вами? – просительно протянула Сашка, когда Логов спрятал телефон. – Я уже засиделась…

У Никиты вырвалось:

– А как же собаки?

– А что с ними случится? У нас забор почти три метра, они никак отсюда не сбегут.

Они оба уставились на Артура, но он и не думал возражать:

– Да конечно! Куда они денутся? Компания у них отличная, не заскучают. Поехали.

Для всех собак у них были обустроены симпатичные деревянные будки – никаких вольеров! Насиделись за решеткой… Правда, внутрь постояльцы забирались редко, предпочитая мягкую траву. На зиму Сашка собиралась утеплить будки, но сейчас в этом не было необходимости – в Подмосковье пришло настоящее лето, и бескрайнее небо исходило долгожданным теплом. Правда, накануне прошел ливень, загнавший собак под крыши и раскинувший широкую двойную радугу от горизонта до горизонта.

Сашка задохнулась восторгом:

– В Москве такого не увидишь! Все небо дома закрывают…

– Хорошо в деревне летом, – насмешливо протянул Никита.

Но она не поддержала, бросила на него строгий взгляд:

– Ну правда же – хорошо!

Он и сам не скучал по столичной жизни. Во-первых, туда каждый день приходилось отправляться на работу, а во‐вторых, рядом с Сашкой невозможно было заскучать. Когда они запрыгнули в «Ауди» Логова – она, как всегда, села впереди, а Никита сзади, – Саша тут же начала выдвигать версии случившегося. И одна была фантастичнее другой:

– А что, если ограбление организовал его конкурент? Может, хотел поглотить этот банк, а директор сопротивлялся…

– Детка, девяностые давно позади, – насмешливо заметил Артур.

– Ну ладно, – согласилась Саша. – А как вам такой вариант: его заместитель устал ждать, когда директор отправится на пенсию?

Никита подался вперед:

– И типа организовал вакансию? Но не факт же, что эта должность достанется именно ему. Что ж ему теперь, убивать каждого директора?

– Мы еще ничего толком не знаем, – напомнил Логов. – Надо хотя бы увидеть место преступления. Овчинников с Поливцом уже опрашивают свидетелей.

Вытащив из бардачка упаковку жвачки, Сашка закинула одну подушечку в рот:

– Двое из ларца, как всегда, поперед батьки…

– Так и должно быть. Поэтому они и называются «оперативники».

Она уставилась на него с изумлением:

– Слушай, а мне ведь никогда это не приходило в голову… Точно!

– О сколько нам открытий чудных, – проблеял Артур старческим голоском и замолчал. – Черт! Дальше не помню.

– Готовят просвещенья дух, – подсказала Сашка. – И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…

– Пушкин? – рискнул предположить Никита.

Скосив на него лукавый глаз, она провозгласила:

– И приз за лучшее знание поэзии получает… – ее голос взвился на первом слоге: – Ни-икита Ивашин!

– Да ладно тебе… Мой дед любил смотреть какую-то передачу, которая всегда начиналась этим стихотворением.

Артур подсказал:

– «Очевидное – невероятное».

Но это Никита пропустил уже мимо ушей. Ему показалось, будто Сашкино лицо внезапно сжалось и потемнело, как если бы он резко ткнул пальцем в открытую рану. Может, ее маме тоже нравилась эта передача? Только спрашивать об этом не стоило… Он прикусил губу, судорожно отыскивая в памяти что-нибудь уместное и способное развеселить Сашу, но тут она буркнула: