Накинув капюшон своей слишком тонкой кофты, я шагнула в эту сырость. Мокрые ступени под моими ногами, затем превратившийся в один сплошной ручей широкий тротуар. Я поплыла по его течению, вслушиваясь в шум дождевой воды, срывающейся в канализацию сквозь железные решетки. Спустилась на ярус ниже и выдохнула, оказавшись в своём родном районе. Тут и дома как будто были приветливее, и сырой ветер не так настойчиво пробирал до костей.

А в кармане сумки, там внутри, лежали мои сто пятьдесят доунов. Куда потратить деньги? Вопроса такого не было. Приоритеты были расставлены давно. И их порядок ни разу не менялся.

Свернув к невысокому десятиэтажному, но зато очень широкому зданию, я обогнула припаркованные автолеты и прошла через вход для посетителей. В нос сразу ударил характерный больничный запах. Не останавливаясь, прошла через весь зал, плавно огибая многочисленных больных, снующий между ними медперсонал и посетителей, навещающих первых и норовящих выхватить и расспросить по интересующему вопросу вторых.

Подошла к стойке, над которой крупными буквами горела надпись «касса». Сюда особой очереди никогда не было. Вот и сейчас я сразу же подошла к окошку и встретилась с глазами скучающей регистраторши – кверонки. Красная кожа, торчащие на затылке ярко зеленые волосы и желтые огромные глаза – чистокровная уроженка Кверона, седьмой малой планеты, системы Луас галактики У5. Девушка растянула свои маленькие пухлые губы в улыбке и пропела:

– Желаете оплатить?

– Да, на имя Свон, пожалуйста. – откидывая капюшон с головы и стряхивая капли с висящих сосульками волос, ответила я.

– Погашать будете полностью? – с надеждой уставились на меня огромные глазища.

– Треть. – чувствуя, как разом рушу все ее надежды, ответила я.

– Хорошо. – нехотя согласилась кверонка и щелкнула по большой желтой кнопке ярко желтым же ногтем, аппарат, стоящий перед ней на столе, затрещал, и сбоку пополз длиннющий белый чек.

– С вас сто доунов. Наличными или…

– Наличными. – перебила я и протянула девушке деньги.

– Ваши сто доунов. – огласила она, и деньги пропали в выдвижном ящике.

С возобновившемся треском чек удлинился ровно в половину, и, оторвав его, девушка протянула бумагу мне.

– Ваш чек.

– Спасибо. – промямлила я, сворачивая длинную ленту и пытаясь как можно аккуратнее сложить ее в сумку.

– Иль-ш-с. – прошелестело рядом, и я резко обернулась. Пропуская мимо ушей вежливое, но все же сомнительное «Добрых вам дней и крепкого здоровья. Мы вам всегда рады. Возвращайтесь.»

– Доктор Уанпп. – делая шаг назад от нависшего надо мной ящеропода, едва слышно произнесла я.

– Доброе утро, Иль-ш-с. – улыбнувшись, прошелестел иноземец. Улыбка вышла скорее плотоядной, чем приятной, и я, не сдержавшись, передернула плечами.

– Замёрзла? – заботливо поинтересовался обладатель зеленой, покрытой тонкими блестящими чешуйками кожи. Протянул ко мне руку, с острыми черными когтями.

– Немного. – ответила я, пряча свои руки в карманы кофты.

Темно-зеленые глаза оглядели меня с ног до головы, зрачки сузились в тонкую вертикальную полоску.

– Так может чаю-с-с? – вопросил доктор, поправив белый медицинский халат и расправив широкие плечи.

– Честно сказать, я тороплюсь. Спешу… очень… на работу. – соврала я.

Длинный зелёный хвост нервно дернулся, гулко и тяжело ударив по кафельному полу у ног ящеропода.

– Вот как. Тогда не смею вас задерживать. – хвост ещё раз хлестнул по полу, оставив сколы на квадратах плитки. Многие обернулись на звук, но предпочли тут же отвернуться. Все-таки главврач, да ещё и ящеропод. Лучше лишний раз не привлекать внимания. Ящероподы, уроженцы крайне засушливой планеты Фарпол созвездия Пиа галактики Антарион, отличались чудовищным характером, крайне мерзким, но зато специалистами были, можно сказать, от Бога. Если ящеропод выбирал профессию – он становился в ней лучшим, без вариантов. Поэтому их ценили, несмотря на трудности в общении.

– Тогда я пойду. – обогнув раздраженного иноземца, я, набирая скорость, устремилась к выходу.

…За что мне это?

Нервно прикусив губу, я вылетела на улицу.

…Мерзко. Очень мерзко.

Ненавижу это место. Больница, в которой сохранение твоей жизни стоит весьма определенных денег. Но здесь же за такую же определенную кем-то цену ты можешь добровольно расстаться с этой жизнью. Здесь с лёгкой руки главврача принимают кровь на розовый сахар. Именно здесь моя мама посадила своё сердце и здесь же теперь его лечит. А этот мерзкий доктор Уанпп ещё смеет недвусмысленно приставать ко мне каждый раз, когда я попадаю в его поле зрения. Словно я уже его вещь. И ведь не пошлешь его в открытую – страшно потом будет водить сюда детей в случае необходимости. Ящероподы крайне злопамятны и изобретательны в способах мести.

…Ладно. Прорвёмся.

Я вдохнула сырой воздух, втянув носом несколько мелких дождевых капель. В горле запершило. Только бы не простыть. Рванув с места, я пролетела два перекрёстка и остановилась, лишь попав внутрь невысокого здания, которое значилось складом межгалактической гуманитарной помощи, а по факту было обычным магазином с приятно низкими ценами. Короче, то, что должны были раздавать даром нуждающимся, здесь продавалось. Но жаловаться не было смысла. Не услышат.

– Три пакета гречки. – заученно попросила я.

– Что-нибудь ещё? – скрепя, вопросил дрон, проезжая мимо полок с мешками различных злаковых.

– Нет. Только это. – доставая деньги, ответила я.

– Двадцать пять. – огласил итог металлический продавец и засверкал на меня лампочками, пробивая чек.

Отдала деньги. Забрала пакеты с крупой и, повернувшись, направилась к выходу.

– Спасибо за покупку. Приходите к нам ещё. Союз думает о вас. – протрещал мне в след дрон.

Союза давно нет. А вот он все ещё функционирует и не знает, что Союза больше нет.

Когда я устало прислонилась к родной двери своей квартиры, на мне сухой нитки не было, и руки тряслись, возможно, от мешков с гречкой, но почему-то настойчиво припоминалась та чёрная сумка кентанца.

Я приложила палец мелко подрагивающей руки к замку. Секунда. Послышался приглушенный щелчок открывающегося замка. Я ногой распахнула дверь, внося сумки и своё измотанное тело.

Прямо через маленький коридор на такой же крохотной кухне за столом сидела мама и удивленно смотрела на меня сквозь огромную толстую лупу громоздкого микроскопа, держащегося на широкой резинке, обмотанной вокруг головы. Перед мамой на столе были в диком беспорядке раскиданы детали разобранного коннектора.

– Мама, ты опять?! – не удержавшись от стона, произнесла я.

Родительница сняла с лица механизм, заменяющий ей посаженное зрение, и выдохнула.

– Матильда, я совсем не долго.

Я поморщилась. Моё полное имя шло в обиход, когда других доводов уже не оставалось. А с мамой на тему ее хобби мы спорили слишком давно и, как видно, безрезультатно. Камэла любила возиться с техникой, это была ее страсть, но ухудшающееся с возрастом зрение садилось ещё больше от постоянного напряжения и часов, проведенных над мелкими деталями.

– Мама, мы же с тобой договорились, что ты больше не будешь брать работу на дом.

– Я в последний раз. И мне сразу заплатили. По три доуна за коннектор.

Родительница протянула мне свернутые в трубочку по старой ее привычке бумажки. Я поморщилась. Глаза защипало.

– Возьми. – вглядываясь в мои помутневшие глаза, настаивала мама. – Мы много куда должны. Не будут лишними.

– Мам, – начала я, но голос сорвался. Помолчала и попробовала снова. – Мам, я нашла новую работу. Платят триста доунов в день.

Камэла опустилась обратно на стул и прижала руку к груди. На лице отразилась целая гамма эмоций от удивления до вязкого страха.

– Что же это за работа такая? – тихо поинтересовалась мама.

– Ничего криминального. Правда. – вглядываясь в карие глаза матери, заверила я. – Я должна помогать мужчине…

– Мужчине… – прошептала мама.