Зазвенели перебираемые рукой тюремщика ключи, вслед за чем скрежетнул замок и препротивно скрипнула отворяемая дверь в подземелье. Трепещущее пламя факела, который один из пришедших нес в руке, высветило две фигуры в стальных шлемах, по форме сильно напоминающих испанские морионы, и стальных же нагрудниках. У каждого из стражей на боку висел меч в простых ножнах, а кроме того, шедший впереди еще держал на плече древко алебарды.
Алебардист прислонил свое оружие к стене у нашей каморки и снова принялся греметь ключами, подбирая нужный.
— Эй ты! — мечник безапелляционно ткнул пальцем в меня, как только его товарищ распахнул дверь камеры. — Идешь с нами!
Это хорошо, что меня забирают первого, иначе бы я извелся от переживаний за свою девушку. А так почему-то теплилась надежда, что до нее очередь сегодня может и не дойти. Интересно, наших друзей сразу повели на допрос или их определили в камеры где-то в другом месте?
Алебардист остался у входа в темницу, наверх меня повел всего один сопровождающий, но он благоразумно держался за спиной, лишь время от времени подпихивая рукой в нужном направлении. Я чувствовал его меч, но только урывками, когда удавалось сблизиться. Жалко, другого шанса остаться один на один с тюремщиками может и не представиться.
Поднявшись на второй этаж в этом крыле дворца, мы свернули в длинный коридор, где стражник грубо впихнул меня не то в пятую, не то в шестую по ходу движения дверь.
Я оказался в комнате для допросов с пристрастием. За столом прямо напротив дверей, сдвинув в сторону письменные принадлежности, с видимым удовольствием поглощал пищу Мирро Швай. Чуть в стороне, у растопленного камина, мыл руки в большом деревянном ведре рыжебородый верзила в кожаном переднике. Освещение тут было не ахти какое, свет факелов и свечей в подсвечниках едва разгонял полумрак по углам, но я почему-то был уверен, что отмывал он со своих рук самую настоящую кровь.
— Вот и еще один злодей, — ухмыльнулся тер Швай, аккуратно нарезая ножом кусок жареного мяса, — ну что, признаваться будем?
Вопрос поставил меня в тупик. Во-первых, хотелось бы конкретики, чтобы понимать вообще, в чем нас обвиняют. А во-вторых, «еще один злодей» означало, что кто-то из наших уже здесь был. Сопоставив же эту информацию с отмыванием рук от крови рыжим верзилой, я внутренне содрогнулся. И почему я не настоял на выборе безопасного маршрута?
— Так в чем признаваться-то? — решил я поиграть в непонятливость, в надежде вытянуть из тюремщиков больше информации.
Но надеждам моим было не суждено сбыться. Мирро Швай только горестно вздохнул, как бы сожалея о моей глупости, и еще больше сосредоточился на еде.
В тот же миг размашистая оплеуха от сопровождающего стражника бросила меня вперед, прямо под удар едва успевшему отряхнуть руки от воды рыжебородому. Тот взялся за дело споро: два быстрых удара опрокинули меня на пол, вмиг наполнив голову гулом набата. Во рту стало солоно от вкуса крови, я попытался подняться, но получил в дополнение еще целую серию ударов ногами. Причем теперь уже стражник и заплечных дел мастер работали сообща.
Потом кто-то из них ухватил меня под мышки и приподнял, подставляя под кулак товарища. Сознание на некоторое время покинуло меня, но быстро вернулось. По крайней мере, как мое тело с безвольно подгибающимися ногами привязывали к столбу, я уже чувствовал.
Дальше оба мучителя принялись планомерно избивать меня, в основном целясь в голову и в живот. Силы пока еще были, и я, по мере возможностей, пытался уводить от прямого удара лицо, напрягать мышцы пресса и встречать удары в корпус на выдохе. Несмотря на гудящую голову и разбитое лицо, сначала получалось неплохо. В какой-то момент я даже ощутил в себе какое-то лихое злорадство оттого, что двое бугаев никак не могут справиться со мной беспомощным. Но весьма вовремя еще способный соображать мозг родил простую мысль о бесперспективности такой тактики.
В самом деле, чего я этим добьюсь? Да только озлобления противной стороны, неистребимого желания сломить меня во что бы то ни стало. Значит, бить будут дольше и сильнее, постепенно подключая к работе арсенал разложенных на верстаке у рыжебородого экзекутора пыточных инструментов. Меня превратят в бесформенный мешок с переломанными костями, как выразился гном Дрок. Хочется надеяться, что и в этом случае я не сломаюсь, но это большой вопрос. Да и ради чего терпеть измывательства? Мы ведь толком даже не понимаем, за что нас схватили! Можно предположить, что в Унгале стало известно о нашей роли в срыве похищения сына герцога Кальста, но понятно же, что это вышло случайно и ни о каком осознанном противодействии планам герцога Ребо и речи идти не может. Впрочем, местного владетеля вряд ли заинтересуют события, приведшие нас в трактир «Лиса», ему достаточно факта вмешательства в его игру с соседом.
В общем, никакой надежды на то, что люди Ребо разберутся в ситуации и справедливость восторжествует, не было. Помощи нам тоже ждать неоткуда. Какой же тогда смысл героически терпеть истязания? Есть время быть сильным и стойким, а есть время быть хитрым, притвориться слабым и раздавленным.
И я принялся стонать, кричать, умолять о пощаде, обещать все рассказать и во всем признаться. Поначалу это не возымело действия и меня продолжили размеренно мутузить в четыре руки. Хуже того — потом рыжебородый ловко и быстро выхватил из горящего камина металлический прут с массивной деревянной рукоятью и прижал к моему боку. Нужно ли говорить о том, что я непритворно взвыл от боли во все горло. В глазах потемнело, а вонь прожженной рубахи вкупе с запахом горелой плоти заставили изрядно запаниковать.
Отплевывая кровь вперемешку с тягучей слюной, я снова пообещал рассказать все обо всем, но, видимо, неопределенные обещания Мирро Швая не устраивали. Пока сознание мое было затуманено страхом и болью, главный мучитель отработанным движением забросил прут обратно в камин, чтобы через мгновение вернуться ко мне с новым инструментом. Но на этот раз он зашел со спины, чтобы скрыть от меня свои намерения, потому я и не сразу понял, что происходит.
Однако, когда мизинец левой руки пронзила боль, все стало понятно. Мерзавец загнал мне что-то под ноготь, скорее всего, нижнюю губку щипцов особой формы, сжал ручки и стал тянуть на себя и вверх. Я взвыл, задергался всем телом, пытаясь вырваться из рук мучителя, но все было тщетно: полюбовавшись с полминуты на мои страдания, рыжебородый резко дернул щипцы, вырывая мне ноготь.
Темнота на миг застила мне глаза, из горла вырвался страшный хрип. Само собой разумеется, что тут уже ни о каком притворстве не могло быть и речи. Более того, сейчас я клял себя последними словами, что не попытался разжалобить Мирро Швая с самого начала. Может, тогда мне не стали бы делать так больно. Впрочем, кого я пытаюсь обмануть?
— Да, да! Каюсь, грешен! — прохрипел я, с ужасом представляя, что экзекуция с ногтями может повториться еще много раз. — Хотел убить герцога Ребо, но не успел! И в Звахусе я сорвал его планы, и мага Трудо я убил! И императора тоже хотел убить, но чуть позже!
— Заговорил, голубчик? — тер Швай ненадолго оторвался от трапезы, чтобы с интересом взглянуть на результат работы своих подручных. До сих пор он не проявлял желания сделать это, всецело поглощенный то ли поздним ужином, то ли ранним завтраком. — А и правильно! Вот дружок твой упрямился, терпел, а чего добился? Отнесли его в подвал, хотя проще было сразу на погост отправить. До утра-то может и не дожить.
Как хорошо, что на моем лице в данный момент застыла гримаса боли! Иначе не уверен, что удалось бы скрыть вспыхнувшую во мне ненависть. Твари! Они замучили беднягу Пайруса чуть не до смерти! Сломали, изувечили его! Как же хотелось мне сейчас порубить в капусту, стереть в порошок, любым способом уничтожить этих людей. Вернее — нелюдей! Но нет, нет еще возможности! Нужно терпеть и ждать.
— Все расскажу, не нужно больше боли! — произнося эти слова, я был противен сам себе. Как же это унизительно — лебезить и пресмыкаться перед врагом!
