— Что ищёшь?

— Кушать. Надо много кушать.

Медведь подошёл вплотную, ткнул мокрым носом в живот Ошке, опрокинув её на спину.

— Мягкая, — проворчал он. — Вкусная.

— Что значит, вкусная? Ты что, хочешь меня съесть?

— А как же. Ты вкусная.

— Отойди немедленно! Меня нельзя есть, я ещё маленькая.

— Маленькие, как раз, самые вкусные.

Губы у медведя вздёрнулись, обнажив огромнейшие зубы. На папиных роликах медведь никогда не демонстрировал такие клыки. А уж книжечки и сказочки, где мишки встречались то и дело, у них вообще не было зубов. У настоящего медведя кроме клыков были ещё зубы поменьше, а между ними толстел язык, с которого капала тягучая слюна. Это ничуть не походило на игру, и отчего-то Ошке стало страшно.

— Уходи! — закричала она. — Я человек! Ты должен меня бояться!

Медведь отшатнулся, принюхался, широко раздувая ноздри.

— Тут всё пропахло человеками. Они здесь часто бывают. Но ты не человек. Ты вкусное не знаю что. Тебя нужно есть.

Медведь резко наклонился вперёд, уставившись на Ошку маленькими глазками.

— Я человек! — выкрикнула Ошка. — Это «Хомячок» тебя запутал, так, что ты меня не узнал.

— Хомяк тоже мягкий и вкусный, но он маленький, в нём есть почти нечего, а ты в самый раз, какая надо.

— Пусти! — Ошка дернулась что есть силы, но когтистая лапа вдавила её так, что все трепыхания пропали зря.

Медведь здоровенными зубищами надкусил кожу на животе у Ошки, слизнул выступившую кровь.

Было очень больно.

— Мама!.. — Ошка пыталась заорать, но из сдавленной груди вырвался лишь хрип.

— Вкусно, — сказал медведь.

— Ма!..

Верный «Хомячок» работал надёжно и беззвучно, посылая успокаивающие сигналы: «Что вы, здесь нет никаких людей, всё в полном порядке». Лживая заколка в растрёпанных волосах, сообщала, что девочка Ошенька летит сейчас в южный город Сидней, и встревоженная мама на уши подняла службы сиднейского аэропорта. Службы ищут, но никого не могут найти. Нет нигде девочки Ошки и уже не будет.

Медведь прекратил играть с неожиданной находкой и решил, что пришла пора обедать. Страшная пасть распахнулась, зубы, не сдерживаясь, впились в тело. Последнее, что успела увидеть Ошка, был Рун, стоявший на том берегу ручья со старинным карабином в руках.

* * *

Мама сидела возле Ошкиной кровати и плакала. Всё-таки, мама у Ошки удивительная. Сначала она плакала оттого, что Ошка съела червяка, теперь плачет оттого, что медведь съел Ошку. Хотя, червяк был съеден понарошку, так, может, и теперь то же самое?..

— Мама, — спросила Ошка, прислушиваясь к боли, затаившейся в животе, — а медведь меня совсем съел?

— Что ты, маленькая, никто тебя не ел. Ты просто перепугалась и немножко приболела. Но скоро будешь совсем здоровой.

Вот, всегда так. Мама хочет, чтобы Ошка непременно говорила правду, а сама непрочь и приврать, если враньё, по её мнению, должно Ошку успокоить. Теперь она будет плакать и говорить успокоительные выдумки.

— Мама, позови, пожалуйста, Руна.

— Зачем тебе Рун, тем более, сейчас?

Вот, готова обида. Как можно звать Руна, когда мама сидит рядом и плачет. Вообще-то, плакать должна Ошка, ведь ей, как не верти, ещё не исполнилось пять лет. Но с мамой невозможно говорить серьёзно, она опять начнёт придумывать сказочки для маленькой девочки. А Рун не умеет врать и отвечать уклончиво. От него всегда можно узнать правду, какой бы неприятной она ни была.

— Мне нужно поговорить с ним по секрету.

Это уже серьёзная обида. Какие могут быть секреты от мамы? Да те же самые, что и у мамы от Ошки. Но тут скрыт тонкий расчёт. Мама пообижается и призовёт Руна к ответу. А уж тот в мельчайших подробностях расскажет всё, о чём говорила Ошка. Ну и пусть, главное, что Ошка узнает, что было на берегу речки, а что Ошке привиделось. А то вспоминается такое, что лучше не вспоминать, а от маминых утешений становится только хуже.

— Пожалуйста, — сказала мама, — секретничай со своим Руном.

Она даже вышла из палаты, показывая, что её не интересуют чужие секреты.

Рун вошёл и остановился около кровати. Он умел сидеть, но очень не любил этого, а сама Ошка привыкла, что на неё смотрят с высоты, и ничуть этим не смущалась.

— Как ты меня нашёл?

— Я видел, что ты пошла в сторону леса, а когда пришло сообщение, что ты улетела в Сидней, я понял, что это шкода и обман. К тому же, твой «Хомячок» начал посылать нестандартные сигналы. А это могло быть опасно. Поэтому я отключил некоторые запреты и побежал тебя искать.

— Ты слышишь, как работает «Хомячок»?

— Я слышу, как работает любой домашний прибор.

— Скажи, — задала Ошка главный вопрос, — медведь меня взаправду съел, а то мама говорит, что мне только показалось.

— Не совсем, — помолчав, ответил Рун. — Живот он тебе разорвал, кишки пришлось сшивать, а печень вовсе выращивать новую. Когда я тебя в реанимацию принёс, ты уже не дышала. Спасибо докторам, что они смогли вернуть тебя к жизни.

— А медведя ты застрелил из ружья?

— В общем — да. Когда его привезли в ветеринарную больницу, он тоже не дышал.

— Но его вылечили?

— Ещё нет, но вылечат.

— И он будет ходить по лесу и ворчать свои медвежьи мысли…

— Вот этого не будет. В лес его не отпустят, он станет жить в клетке.

— Почему?

— Зверь, который попробовал кровь человека, всегда будет опасен. Он не может жить на воле.

— Но он ни в чём не виноват! Это я его обманула с помощью «Хомячка»!

— Это неважно. Так устроен мир: виновата ты, а накажут его. Ты умнее и должна была думать за вас обоих. Человек вообще должен думать за всех. Кстати, твой «Хомячок» сейчас изучают специалисты. Стараются понять, что ты там наворотила, и как тебе это удалось. Скорее всего, такие игрушки вообще запретят. А то ещё объявятся умельцы вроде тебя, и если за ними не уследишь, такое наизобретают, что только держись.

— Объявятся… — согласно вздохнула Ошка. — Всё не запретишь. Но я теперь буду стараться думать и за других тоже.

— Я позову маму? — спросил Рун. — Она там переживает.

— Погоди минуту. Когда медведь хоть немножко выздоровеет, мне надо будет с ним повидаться.

— Думаю, этого не стоит делать. Врачи говорят, что от встречи с хищником у тебя может быть шок.

— Ничего, переживу. Но мне обязательно надо перед медведем извиниться за то, что я сделала.

— Вот ещё. Сделанного не исправишь, а твои извинения ему не больно нужны.

— Нужны. Это умный медведь. Он поймёт.