Пришел стражник. Заменил ведро. Я оставила еще одну световую отметку на стене, потом тренировалась до полного изнеможения и снова погрузилась в сон.

На этот раз мне приснилось, что я нахожусь в саду Амальрика. Омери играла на флейте. Брат наливал в мой большой хрустальный бокал вино.

— Я люблю тебя, дорогая моя сестра, — произнес Амальрик, — и ты это хорошо знаешь. Более всего меня восхищала твоя храбрость. Но я думаю, что на сей раз ты проиграла. Признай это. Мы поднимем бокалы, и потом ты сможешь вернуться домой.

Я взяла бокал из рук брата. Его Амальрик наполнил вином Антеро, сделанным из лучших сортов винограда, из садов, от сбора в наиболее удачные и урожайные годы. Аромат вина заставил меня снова тосковать по родине. Невольно вскипели слезы, и мне доставило много труда отогнать их.

Амальрик широко раскинул объятия и сказал:

— Обними меня, Рали, я так по тебе соскучился!

Я с размаху разбила бокал о садовую скамейку и увидела, что в моей руке осталось зажатым острое, зазубренное хрустальное оружие. Амальрик поднял руки, как бы защищаясь от меня.

Я рассекла его ладонь рваными кромками разбитого бокала. Амальрик вскрикнул, из раны обильно потекла кровь. Я приблизилась к нему. Брат попытался убежать, но я настигла его прежде, чем он успел сделать несколько шагов. И я начала наносить удар за ударом своим хрустальным кинжалом.

Амальрик упал замертво у ног рыдающей Омери.

По моему лицу струились слезы, когда я вновь вернулась к действительности. Уняв всхлипы и осушив слезы, я снова направилась к лужице, чтобы утолить возникшую так же, как и после первого страшного сновидения, нестерпимую жажду. Я подавила все чувственные ощущения, все эмоции и сделала мой мозг пустым, как головка симпатичной, но ленивой школьницы.

Шло время. Появлялся и исчезал стражник. На камне появлялось все больше отметок. В сновидения никто не вмешивался. Но я знала, что противник вернется.

Перед тем как он атаковал еще раз, я успела нанести на стену еще несколько светящихся штрихов.

Я снова была в саду Амальрика. Омери рыдала над телом брата. Мои руки и туника были запачканы его кровью.

Неожиданно появилась моя мать, а я стала маленькой девочкой. Кровь, капающая с рук на садовую дорожку, до такой степени усилила чувство вины, что мне захотелось умереть.

— Что же ты наделала, Рали? — закричала мать. — Как же ты посмела убить родного брата?

Я все еще сжимала в руке разбитый хрустальный бокал.

И я сделала то, что должна была сделать.

Быстро.

Когда мать была мертва, я убила Омери. Кровь залила тропинку сада, забрызгала розы.

Меня рывком выдернуло из сна. Я едва успела подбежать к ведру с нечистотами, как меня стошнило.

Для полного восстановления потребовалось несколько часов. Когда мне удалось, я поняла, что отразила последнюю атаку невидимого врага.

И подготовилась к тому, что должно произойти дальше. Я извлекла косточку ящерицы и заточила ее о камень, доведя кончик до остроты швейной иглы. Затем использовала немного жира из ведра для еды, чтобы густо смазать косточку и сделать ее поверхность клейкой. Потом осторожно обсыпала ее ржавчиной, пока вся косточка не покрылась сплошным слоем. Произнеся заклинание, я спрятала оружие в рукаве.

Перед тем как отойти ко сну, я тщательно обмылась. Распутала космы, в которые превратились некогда красивые волосы, и, расчесав их пятерней, постаралась уложить получше.

Плохо, когда приходится оставаться наедине с тенями прошлого. Все старые грехи и неудачи собираются, чтобы унижать вас. Все случаи, когда поддались по принуждению слабости, все то из содеянного ранее, что достойно сожаления, — как и то прощение, которое вы отказались даровать. Вы поочередно рассматриваете их. Внимательно изучаете, плачетесь в жилетку, занимаетесь самоистязанием, потом бережно прячете их подальше — все нерешенные проблемы. Скрючившись в углу камеры, я погрузилась в пучину воспоминаний и боролась с нравственными мучениями до тех пор, пока мои глаза не превратились в ледышки, а сердце окончательно не зачерствело.

Еще раз приходил тюремщик. Я сделала новую отметку на стене и как-то отрешенно подумала, сколько еще светящихся полосок добавится за время моего пленения.

В тот момент, когда дверь камеры распахнулась, я ела, стараясь не думать о еде. Камеру залил яркий свет, и, когда я подняла ладони, защищая от него глаза, в нее ворвались две большие тени и бросились ко мне. У стражников была мерцающая золотом сеть.

У меня уже сложился определенный план действий, поэтому я не оказала сопротивления. Стражники набросили на меня сеть, и я оказалась завернутой в ячеистую блестящую ткань. Она прилипла к телу, как паутина, так туго спеленав руки и ноги, что все мои попытки сорвать ее с себя оказались бы безуспешными. Пока стражники закатывали меня в сеть, точно в ковер, я незаметно вытащила косточку ящерицы из рукава. Не совершив ни одного лишнего движения, крепко зажала ее в кулаке — и продолжала лежать совершенно спокойно.

Потом стражники взялись за концы сети, довольно бесцеремонно подняли меня и понесли.

Путешествие по тюремным коридорам и лестницам проходило в полной тишине. Я видела по дороге наглухо закрытые двери камер, громадных охранников, похожих из-за неопрятного вида на водяных; заключенных, прикованных цепями к стенам коридора; извергающую снопы искр печь, в которой палач добела накалял орудия пыток; слышала леденящие душу крики истязаемых. Я почувствовала облегчение, когда меня пронесли мимо камеры пыток, но именно в этот момент в груди снова защемило, так как до меня донесся пронзительный крик. Я не смогла определить, кому принадлежал этот вопль — мужчине или женщине…

Наконец мы остановились на площадке лестничного пролета. Пока мы взбирались по лестнице, я непроизвольно считала ступени. Их оказалось сто семнадцать. До сих пор помню это бесполезное и бессмысленное число, мне не раз приходилось пересчитывать ступени в ночных кошмарах.

Когда стражники подняли меня на верхнюю площадку, я увидела, что каменные стены закончились и вместо них в поле зрения появилась отесанная поверхность скалы. Я немного повернула голову, чтобы получше рассмотреть, где нахожусь, и увидела, что стражники влекут меня к деревянным воротам, за которыми оказался ствол шахты. Они перехватили меня так, как будто бы несли бревно, и стали на деревянную платформу, с невысокими, также деревянными бортами и без крыши. Я отклонила голову назад, чтобы посмотреть наверх, и увидела механизм передачи. Цепи уходили далеко наверх, в неуловимую даль, в темноту, в самом конце которой виднелась точечная искра света.