— Понимаю... Слушай, скажи честно, у тебя с ней ничего не было?
— Ничего. А почему спрашиваешь?
— Да мне один сон приснился. Как раз в тот день, когда ты к ней ходил, чтобы на котят посмотреть... — И Юля пересказала ему тот сон. Не во всех деталях, конечно, потому что во всех деталях было бы очень стыдно, но достаточно подробно.
Серёга поцеловал её в лоб и сказал:
— Ну да, она действительно была очень возбуждена. И по дивану скакала именно так, как ты описала. Ну а ты разве не понимаешь почему?
— Тоже мне бином Ньютона. Втюрилась она в тебя.
— Нет, Юлька, тут ты ошибаешься. Я думаю, совсем по другой причине.
— По какой?
— На неё впервые в жизни кто-то из парней обратил внимание. И неважно, что я пришёл к ней в дом, чтобы на котят посмотреть, а не ради неё самой. Для неё это всё равно было событием из ряда вон выходящим. Жалко мне её. Ты даже не представляешь, как жалко. И не ревнуй, пожалуйста. У меня есть ты, и мне этого достаточно.
— Я не ревную. С чего ты взял?
— Ревнуешь, ревнуешь. Не отпирайся, Юлька! И это уже не первый случай.
Она потёрлась носом о его подбородок. Спорить не хотелось. Хотелось вот так лежать, покачиваясь вместе с вагоном, обнимать его, чувствовать его тепло, чувствовать на себе его руки. И ещё совершенно не хотелось спать. Когда им ещё такая возможность выпадет всю ночь провести вдвоём, и чтобы никто не мешал и не приставал? Скорее бы уже в новую квартиру переехать. Тогда можно было бы очень часто видеться. Каждый день и подолгу...
-------------
1 — Саша упомянул о разговоре, случившемся в кабинете начальника 1-го отдела Иркутского мединститута (см. «Порвокурсник», глава 26. Особый отдел)
Глава 28. Резкий поворот
15 апреля 1973 года
Вернулся я в усадьбу уже в десять утра. Разница во времени с Вологдой целых семь часов. Устал, конечно, немного, но результатами дня мог быть доволен, потому что Антоша согласилась с моим предложением. Поплакала даже немножко. Пришлось сидеть с ней рядом, обнимать и успокаивать. Слёзы быстро закончились. Она извинилась за них и сказала, что просто не смогла сдержаться. Только что вот тут лежала, и уже твёрдо решила, что сразу после выхода из больницы уйдёт в монастырь, а тут я появляюсь. И у неё опять в груди надежда вспыхнула. А ещё я ей такое предложение сделал. Как тут не расплачешься? Ты бы, мол, сам разве смог удержаться?
Посмеялись вполголоса. Вполголоса, потому что сестра на посту ещё не спала, а послать ей крепкий сон я не рискнул. Хирургическое отделение всё же, и больных, кому могла бы понадобиться её помощь, в отделении аж целых трое, и все они после операции. За ними присмотр нужен. Да и в самой палате, куда Тошу из реанимации перевели, ещё три другие женщины лежали. Они спали, но мало ли что?
Договорились с ней так: я сейчас исчезаю, а она ляжет и постарается уснуть. А утром поднимается и ищет какое-нибудь укромное место, где её никто не сможет увидеть. После этого она вызывает меня, и я её оттуда забираю. С родителями она сможет переговорить позже и не в больнице или дома, а из того места, в которое я её на какое-то время определю. Если решит, что рано ей ещё рядом с нами жить или и вовсе передумает, верну её в родительский дом.
Я мог бы сразу забрать её с собой в усадьбу на Уссури, но мне было неспокойно и хотелось побыть одному, чтобы попытаться разобраться в причинах этого беспокойства. Антоша, точнее заботы о ней, меня при этом отвлекали бы.
Меня не оставляло чувство, что сегодня произошло что-то нетривиальное, на что я не обратил должного внимания. Я никак не мог понять, что меня насторожило, в какой именно момент и при каких обстоятельствах это случилось. Так, что-то смутное. Даже не тревога, а тень тревоги.
По опыту знаю, что в таких случаях разбирательство лучше не откладывать в долгий ящик, а попытаться разобраться как можно скорее. Иначе забудешь, а потом это забытое вернётся и даст тебе по затылку. И это может случиться в самый неподходящий момент.
Я появился на посыпанной гравийной крошкой площадке перед домом. Марина встала совсем недавно и сейчас приводила себя в порядок в ванной комнате. Иванка уже два часа как на ногах. Она на кухне готовит завтрак для Марины. Гришу Мазина она уже накормила. Сейчас он выкашивает прошлогоднюю траву в дальнем углу обширного участка за домом. Все при деле, один я ничем пока не занят.
Я поднялся по ступенькам открытой веранды. В левом её крыле у нас стоит круглый стол с четырьмя креслами вокруг него. При моём появлении Тишка проснулся и тут же спрыгнул с кресла Иванки, на котором ему строго-настрого запрещено устраиваться спать. После него остаётся на подушке сиденья шерсть, которая потом попадает к Иванке на юбку или на брюки. Подбежал он ко мне, потянулся, выставив короткий хвостик с чёрным кончиком вертикально вверх, и боднул меня в коленку. Я присел, чтобы его погладить.
— Что, бандит, нарушаешь запреты? — Потрепал его за длинное ухо с длинной, чёрной кисточкой.
Он громко мурлыкал, пытаясь забраться мокрым носом ко мне под мышку. Любит он, когда я обнимаю его за шею. Большой уже стал. Если бы не был таким стройным, то уже ничем не отличался бы от взрослой рыси. По тайге бегает много, вот и сжигает всю энергию, которую с пищей получает.
Иванка уже перестала его подкармливать. При встрече угостит его кусочком — другим мяса, а так чтобы постоянно кормить — этого нет. Ему хватает того, что сам в тайге добывает. Уже с полгода он у неё ничего не клянчит. А как-то недавно приволок молодую уточку и с важным видом положил к её ногам. Мол, бери, я угощаю, я очень добрый. Пришлось брать, чтобы он не обиделся.
Что же всё-таки произошло? Почему мне так тревожно? Поднялся на ноги, прошагал к входной двери. Ногой придержал Тишку, который вознамерился воспользоваться моментом и проскользнуть следом за мной в дом. Скучает он по Иванке. Она его вторая мама. Выкормила его, да и любит она его, как собственного ребёнка, а он это чувствует и платит ей ответной любовью.
Я бы взял его с собой, но больно уж у него лапы и живот грязные, а мыть их мне не хотелось. Наверняка где-то по грязной луже пробежался. Скажу Иванке, она сама к нему выйдет. Разулся в гардеробе и неспешно побрёл в правое крыло в сторону кухни. Иванка услышала звук открывшейся двери и выглянула в коридор. Дождалась, когда я подойду, и поздоровалась:
— Привет. Ты голоден?
Я кивнул.
— Да, готовь и на мою долю. Я в каминной буду. Позови, когда готово будет, ладно?
— Угу, позову. Проблемы какие-то?
— Да, проблемы.
Она не стала задавать других вопросов, и я неспешно побрёл в левое крыло здания. Там устроился на диване напротив пустого и вычищенного камина и попытался сконцентрироваться.
***
Что было не так? Хм, вообще-то, сегодня почти всё было не так, как нужно. Урожайным на неприятности и несуразности денёк выдался. Прямо с самого утра, когда этот спятивший Лопахин Антошу убил. Вот уж что мне никак в голову не могло прийти, так это то, что кто-то мог представить себе её венчание «предательством». Может, именно в этом кроется причина тревоги?..
Нет, не в этом. Происшествие, конечно, трагическое, но логика в нём имеется. Пусть даже извращённая, но человеческий мозг способен и не на такие выверты. Так что нет, не из-за Лопахина. Он и в самом деле уже давно свихнулся. Сидит сейчас в камере, так что никакой дальнейшей угрозы от него нет и быть не может.
Что-то связанное с самой Тошей и её дальнейшей судьбой? Проблемы с ней будут, это очевидно, но дальнейшее развитие ситуации с ней и вокруг неё поддаётся прогнозированию. Тут главное, чтобы Марина согласилась с её существованием где-нибудь неподалёку от нас.
В принципе, Марина о ней знает давно. Я её даже издалека ей показывал. И с Наставником они о ней беседовали. Именно после того разговора Марине и захотелось взглянуть на неё своими глазами. Короче, её любопытство Антоша пробудила, даже не будучи знакома с ней.