Именно вы, хозяин, сказали, что нужно позвать доктора Восилл. Мне рассказывали, что герцог Улресил и герцог Кветтил отвели вас в сторону и между вами троими произошла жестокая перебранка. Герцог Улресил выскочил из комнаты в слепой ярости и позднее приложился мечом к одному из своих слуг, отчего бедняга лишился глаза и двух пальцев. Я восхищаюсь тем, что вы отстояли свою позицию. Наряд дворцовой стражи был отправлен в камеру пыток с приказом доставить доктора. А если потребуется, то и применить для этого силу.

Мне рассказывали потом, что моя хозяйка уверенно прошла сквозь бессмысленную толкотню, царившую в королевской спальне, где собрались плачущая и причитающая знать, слуги, вообще чуть ли не полдворца.

Она послала меня с двумя стражниками в ее покои за медицинским саквояжем. Мы застали там одного из слуг герцога Кветтила и одного дворцового стражника. Оба они при нашем появлении смутились и заволновались. Слуга Кветтила держал в руке знакомую мне записку.

Думаю, я ничем так не гордился в своей жизни, как тем, что совершил тогда, — ведь ужас еще висел надо мной, поскольку я не знал, отменена ли предназначенная нам пытка или только отложена. Меня трясло и прошибал пот от ужаса перед увиденным, меня мучило то, как глупо и трусливо я вел себя в камере пыток, мне было стыдно за тело, предавшее меня, а голова все еще шла кругом.

А сделал я вот что: отобрал записку у слуги Кветтила.

— Это собственность моей хозяйки! — прошипел я, шагнув вперед со свирепым выражением на лице, и выхватил записку из его пальцев. Он тупо посмотрел на меня, потом на записку, которую я быстро сунул себе под рубаху. Он открыл рот, собираясь что-то сказать. Я, все еще дрожа от ярости, повернулся к двум пришедшим со мной стражникам. — Немедленно выпроводите этого человека! — сказал я.

С моей стороны это, конечно же, был рискованный шаг. Во всей этой суматохе пока не было ясно, кто такие мы с доктором — заключенные или уже нет, а потому два стражника вполне обоснованно могли считать себя моими тюремщиками, а не телохранителями, каковыми я пытался их выставить. Могу лишь скромно сообщить, что они признали очевидную искренность и справедливость моего негодования, а потому исполнили мое требование.

У герцогского слуги вид был перепуганный, но он сделал, как ему сказали. Я застегнул куртку ради вящей сохранности записки, взял докторский саквояж и поспешил со своими сопровождающими в королевскую спальню.

Доктор положила короля на бок. Она стояла на коленях перед кроватью, с встревоженным видом гладя королевскую голову и кратко отвечая на вопросы доктора Скелима. (Возможно, реакция на то, что было в его пище, сказала она доктору. Опасное, но не ядовитое.)

Хозяин, вы стояли, скрестив руки на груди, рядом с доктором. Герцог Кветтил поглядывал на нее из угла.

Она вытащила из саквояжа маленький пузырек с пробкой, посмотрела его на свет, встряхнула.

— Элф, это солевой раствор номер двадцать один, приправленный травами. Знаешь его?

Я задумался.

— Да, хозяйка.

— Нам понадобится еще в течение следующих двух колоколов. Уже высушенный. Ты помнишь, как его приготовить?

— Кажется, помню, хозяйка. Если что, справлюсь с вашими записками.

— Замечательно. Уверена, два твоих стражника тебе помогут. Ступай.

Я повернулся, чтобы идти, но остановился и протянул ей записку, отобранную у герцогского слуги.

— Вот эта бумажка, хозяйка, — сказал я, быстро повернулся и вышел, прежде чем она успела спросить, что это такое.

Я не присутствовал при том шуме, который поднялся, когда доктор защемила королю нос и положила ладонь ему на рот, отчего тот вскоре посинел. Вы, хозяин, сдерживали натиск тех, кто хотел оттащить ее, но потом сами заволновались и чуть было под угрозой применения оружия не приказали ей оставить короля, но тут она отпустила королевский нос и насыпала порошок из склянки под ноздри. Красноватый порошок был похож на кровь, но только внешне. Его унесло в нос короля, когда тот сделал глубокий вдох.

Большинство народа в комнате в тот момент тоже перевели дыхание. Некоторое время все оставалось без изменений. Потом, как мне рассказывали, веки короля дрогнули и открылись. Он увидел доктора и улыбнулся. Потом закашлялся, чихнул. Ему помогли сесть.

Он прочистил горло, уставился на доктора недоуменным взглядом и сказал:

— Восилл, ради небес, что вы сделали со своими волосами?

Я думаю, доктор знала, что ей больше не понадобится солевой раствор двадцать один, приправленный травами. Она таким образом пыталась предотвратить нежелательное для нас развитие событий: ведь после излечения короля нас снова могли отправить в камеру пыток. Она хотела, чтобы люди думали, будто времени на курс лечения нужно гораздо больше, чем на одну понюшку.

Тем не менее я вернулся в покои доктора с двумя стражниками и собрал все, что было нужно для приготовления порошка. Даже с помощью стражников (для меня такой опыт был внове — командовать, а не подчиняться) приготовить немного вещества менее чем за два колокола было делом нелегким. По крайней мере, скучать мне не приходилось.

Только потом, да еще из вторых рук, я узнал, какой приступ гнева обуял герцога Кветтила в спальне короля. Сержант стражи, освободивший нас из клетки в камере пыток, потихоньку поговорил с вами, хозяин, вскоре после того, как король вернулся в мир живых. Мне сказали, что его слова на несколько мгновений потрясли вас, но потом вы с мрачным лицом направились к герцогу Кветтилу и сообщили ему о судьбе его главного палача и двух помощников.

— Мертвы! Мертвы? Адлейн, неужели вы ничего не можете организовать толком?! — таковы, по всем свидетельствам, были точные слова герцога.

Король взирал на происходящее гневным взглядом. Доктор глядела невозмутимо. Все остальные наблюдали за сценой с недоумением. Герцог попытался ударить вас, и двоим вашим людям (действия которых, видимо, опередили их мысли) пришлось удерживать его. Король спросил, что происходит.

Доктор тем временем разглядывала клочок бумаги, который я сунул ей в руку.

Это была предположительно записка от вас, заманившая доктора в ловушку, что позволяло обвинить ее в убийстве герцога Ормина и, следовательно, избавиться от нее. Доктор уже сообщила королю о смерти Ормина и о том, что ее хотели выставить убийцей. Король еще сидел на кровати, смотрел перед собой и пытался переварить эту новость. Доктор еще не привела деталей того, что предположительно случилось в камере пыток, а просто сказала, что ее освободили до того, как допрос начался.

Она показала королю записку. Тот подозвал вас, и вы подтвердили, что почерк не ваш, хотя подделка, можно сказать, довольно правдоподобная.

Герцог Кветтил воспользовался случаем, чтобы потребовать у короля суда над виновниками смерти его людей, что, возможно, было поступком несколько поспешным, поскольку возник законный вопрос: а что же они там делали? Выражение лица короля мрачнело по мере того, как ему открывалась суть произошедшего, и несколько раз ему приходилось останавливать тех, кто пытался прервать других, иначе он не разобрался бы в случившемся, тем более что в королевской голове все еще стоял туман. По словам очевидцев, герцог Кветтил, тяжело дыша, с выпученными глазами и слюной на губах в какой-то момент попытался ухватить доктора за руку и оттащить от короля, но тот обнял ее за плечи и приказал вам отвести герцога в сторону.

Я не был свидетелем того, что происходило в течение следующего полуколокола. То, что мне стало известно, было передано другими и страдает теми же недостатками, что и любая информация, прошедшая через мозги и воспоминания других. Но и при том, что меня не было в королевской спальне, я уверен: кое-кому, главным образом вам, пришлось быстро принимать решения, а герцог Кветтил к этому времени, должно быть, уже порядком успокоился, потому что смог трезво оценить ситуацию и принять план действий, который предлагали вы, пусть даже ему самому предложить было нечего.